— Нет. — Тут же отозвался Жека и ляпнул первое, что пришло в голову: — Ты замёрзнешь.

— У меня варежки пропали, надо найти, а то я пальцы на руках почти не чувствую, — пожаловалась Катерина.

— Засунь руки мне под куртку — я тёплый, — сразу решил проблему Евгений, не собирающийся выпускать Катерину ни под каким видом.

Девчонка возмущенно пискнула и завозилась, пытаясь освободиться, но Костяков был как гранитная скала. Очень тёплая гранитная скала. И Журавлёва, поняв, что другого выбора у неё всё равно нет, сдалась. Ледяные ладошки осторожно скользнули Евгению под куртку и обняли его со спины. Жека вздрогнул. Не столько потому, что холод чувствовался даже сквозь свитер, сколько от приятных мурашек, волнами разбегающихся по всей его спине от маленьких озябших ладошек. «Какого хрена?!» — Мысленно простонал бедный Женька. — «Ну почему я так сильно на неё реагирую?!» — Костяков стиснул зубы и замер, а заметив, что девчонка расценила его дёрганье по-своему, собираясь вернуть замёрзшие конечности на прежнее место, глухо рыкнул: — Даже не думай! Стой как стоишь, ледышка, я сейчас привыкну. — Катя послушно замерла и притихла. А от неласкового тона съежилась, будто бы став ещё меньше. Женьке стало досадно: хотел же как лучше, а она опять трясётся и сжимается в комочек! Тяжело вздохнув, мальчишка сделал над собой ещё одно усилие и выдавил из себя: — Катюх, прости. Я не хотел на тебя орать. Точнее, хотел, но не должен был… Слушай, ну какого хрена ты сюда припёрлась в такое время, а? Тебе что предки не объясняли, что ночью одной гулять опасно? А если бы мы с Тарасом не успели, Кать? Мы с ребятами ведь просто мимо шли и, может, так бы и ушли, если бы Стёпка твою шапку не заметил… Ну? Чего ты молчишь, уснула там что ли? — Журавлёва действительно разомлела в тепле, не чувствуя за собой никакой потребности отвечать и молча впитывая Женькины оправдания. — Катюх, ну всё, хватит дуться. Пойми уже, глупенький ты Журавлик, я не со зла кричал, а просто испугался за тебя до полного ошизения! Ты тех обдолбышей не знаешь, а вот мы со Стёпкой сталкивались с этими уродами и давно с ними в контрах. Я как увидел к кому ты в лапы попала, так мне прям дурно стало… — Костяков судорожно вздохнул, заново переживая всепоглощающие ужас и ярость, отчего непроизвольно прижал к себе девчонку ещё сильнее.

Катя сполна прочувствовала его состояние и, пытаясь успокоить, принялась легонько поглаживать по спине прохладными, но уже не ледяными ладошками:

— Ну всё, всё, Жень. Успокойся, обошлось же. Со мной всё в порядке, благодаря вам со Стёпкой. Кстати, я очень благодарна тебе. И ему тоже. Спасибо, что спасли. Не думай, что я не понимаю, чего мне удалось избежать. Это не так. Но сейчас нет сил об этом говорить. И очень хочется спать… — Катерина зевнула, продолжая автоматически гладить широкую спину и стараясь не уснуть прям на месте. Ей было совершенно невдомёк, что её полусонные поглаживания делают с Костяковым, который тихо млел от её ладошек, голоса и почти уже улетел в нирвану, но на последней фразе всё же встрепенулся:

— Э-э-э, Кать, они тебя по голове не били? Не вздумай спать, вдруг у тебя сотрясение? У тебя болит что-нибудь? Катя! — Повысил он голос, всерьёз обеспокоившись.

— Эм, нет, не болит, напугалась просто и устала, — после паузы выдала Журавлёва. Но Жека не повёлся:

— Не ври мне. Кать, где болит? Скажи!

— Лицо и бок, — призналась Катерина, не в силах сопротивляться и спорить.

— Какой бок? Правый или левый? — Продолжал допрос мальчишка.

— Правый, кажется. Или левый? Не знаю, я их путаю. В смысле, когда устаю или волнуюсь, то право и лево путаю. Поэтому никогда не буду водить машину, — пробормотала Катя, покрепче обхватывая Женьку и изо всех сил борясь со сном.

— Катюха, не спи, — теребил Катерину Костяков и даже слегка покачался с ней из стороны в сторону, словно в танце, но, кажется, этим усыпил её ещё больше. — Да не спи же ты! Нельзя спать. Лучше ответь, наконец, как ты тут оказалась?

Катерина обречённо вздохнула и постаралась собрать расползающиеся мысли в кучу:

— Я возвращалась из музыкалки. У нас концерт был. Я там участвовала. А он растянулся и поздно закончился. А потом ещё автобуса полчаса ждала на остановке. Я обычно домой всегда через парк хожу, но, конечно, не в такое время. Просто не подумала, Жень. Задумалась о своём и шла на автопилоте, а тут они… — Катю передёрнуло от воспоминаний. — Я сначала ничего не поняла. Они на первый взгляд нормально выглядели, спросили который час. Ну, я же вежливая, хотела ответить. Но пока отвлеклась на часы, эти уроды меня окружили и начали издеваться… Боже, я больше никогда здесь ходить не буду, даже днём! — Эмоционально пообещала Катя Богу, Жене и самой себе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Хм, нет, днём здесь безопасно, — хмыкнул мальчишка, покачав головой. — Только вот одна ты больше нигде ходить не будешь. Во сколько ты со своей музыкалки возвращаешься? — Сосредоточенно поинтересовался Евгений.

— Каждый раз по-разному. В зависимости от расписания. Женя, я знаю, что ты задумал, но, пожалуйста, не надо. Не надо меня провожать. Я вполне в состоянии сама дойти до дома, слышишь? Говорю же, это из-за концерта. Так-то я домой гораздо раньше возвращаюсь. Всегда сама ходила, и никогда со мной ничего не было. Да и вообще, теперь я буду осторожнее и осмотрительнее. Так что не трать на меня своё время, ладно?

Однако, Костяков упрямо сдвинул брови в одну линию и уверенно выдал:

— Моё время и я сам решаю, как его потратить. Я сказал, ты одна ходить не будешь. Поняла? Ещё раз повторяю свой вопрос для особо непонятливых: когда занятия заканчиваются? — Катерина нахохлилась и замолчала, не желая отвечать на вопрос. Ей совсем не улыбалось, чтобы теперь за нею всюду следовал телохранитель, и на то у Кати были свои причины. Но Женя не собирался отступать, слишком уж дорого обошлась для его нервов Катина «неосмотрительность»: — Журавль, не зли меня! Скажи мне время. Ну?!

— Не скажу, — упрямо буркнула девчонка, пряча лицо в Женькином свитере от прожигающего взгляда чёрных глаз. В такой позиции Костякову было очень трудно на неё злиться, поэтому он просто стиснул её крепче и раздражённо выдохнул: