— Я тебя не выпущу, пока не скажешь, усекла? Будем всю ночь тут стоять, пока не околеем, слышишь? Клянусь, я с места не сдвинусь! — Зловеще пообещал он Катерине и задумчиво добавил: — Кстати, интересно, где Тарас застрял? Что-то его долго нет. Так мы околеем быстрее, чем я планировал. — Журавлёва на замечание о Тарасове никак не отреагировала и молчала, как рыба, чем окончательно вывела из себя и без того неуравновешенного Евгения: — Едрить-Колотить! Журавлёва! Хорош меня выбешивать, говори уже! Ну почему ты такая упрямая, а? Я разве что-то плохое предлагаю? Я же помочь тебе хочу! Ё-моё, если стесняешься меня — так и скажи, я не буду рядом болтаться, а буду за тобой на расстоянии идти, но одну больше никуда не отпущу, ясно тебе? Мне сегодняшней встряски на всю жизнь хватило…

— Чего? — Изумлённо распахнула зелёные глазищи Катерина. — Я тебя не стесняюсь, Женя, чего ты ещё выдумал? Дело не в тебе совсем. Мне просто не нужны попутчики. Какие угодно. Я люблю ходить одна. А попутчики отвлекают. Ну то есть, они мешают думать. Короче, у меня и так мало времени на то, что мне нужно, и я не собираюсь тратить редкие свободные минуты на попутчиков. Всё понятно?

— Нет. — Заинтересовался собеседник. — Вот с этого места поподробнее. На что у тебя не хватает времени? И о чём ты так усиленно раздумываешь? — Вычленил Евгений главное из полной туманных намёков речи Катерины и выжидательно уставился на неё.

Катя покраснела и смущенно притихла. Она не собиралась никому рассказывать про «свою книгу». Даже родителям не говорила. Но Костяков припёр её к стенке, и Журавлёва понимала, что теперь он не отвяжется, всё равно рано или поздно вытрясет из неё правду.

— Ладно, скажу, — неохотно проворчала она в крайней степени смущения. — Только, пожалуйста, обещай, что не будешь смеяться. И поклянись, что никому не скажешь!

— И в мыслях не было, — Женькино любопытство разыгралась не на шутку. — Когда я над тобой смеялся, Журавлик? Не было такого. И начинать не собираюсь.

— Поклянись, — потребовала девчонка.

— Ну что за детский сад? — Ворчливо вздохнул Евгений. Но потом поудобнее перехватил Катю левой рукой, а правую поднял так, словно находился в суде и давал свидетельские показания: — Клянусь, что никому не скажу твой секрет. Довольна? Я жду.

— Ну, в общем это… Я книгу сочиняю. Свою. В свободное время. А дома записываю, — промямлила Катя, чётко отслеживая реакцию на новость на Жекином лице. — Но для того, чтобы хорошо придумывалось, надо чтобы никто не отвлекал, а то у меня не получается «увидеть», какие события происходят с героями. Понимаешь теперь, почему отказываюсь от твоего предложения? Хотя я тебе правда благодарна.

Сначала Костяков изумлённо захлопал ресницами, потом чёрные глаза весело заблестели, а когда он осознал всё в полной мере, то уткнул лицо в Катину макушку и затрясся в беззвучном хохоте:

— Катька, я не могу больше, ты меня с ума сведёшь! Кто о чём, а Журавлёва — о книгах! Я ей тут целый час втираю как опасно ходить одной, а ей пофиг, потому что, видите ли, с попутчиком ей книгу придумывать неудобно! Журавлик-Журавлик, ты знаешь, что ты повёрнутая? Наверняка ведь знаешь. Но ты мне и такая нужна. И желательно целая и невредимая… — Женька сделал паузу, чтобы немного успокоиться, в которую Катя тут же вклинилась обиженно буркнув:

— Ты обещал не смеяться, а сам… Грош цена твоим обещаниям.

— Прости, не смог сдержаться, это выше моих сил, — повинился Евгений, всё ещё посмеиваясь, и, чтобы реабилитироваться, тут же снова пообещал: — Но не волнуйся, клятву я сдержу и никому не скажу. Мало того, пойду тебе навстречу и не буду мешать сочинять, что ты там сочиняешь, но провожать всё равно буду, иначе я спать спокойно не смогу. Кать, пожалуйста, скажи время. Обещаю, я скрытно за тобой послежу, ты меня даже не заметишь.

— Ну ладно, хорошо! — Катерина признала своё поражение. — В понедельник и пятницу я заканчиваю в пять, а в среду — в шесть. Пока доезжаю на автобусе до нашей остановки, получается в пять тридцать и в шесть тридцать. До моего дома, если не торопиться, идти минут пятнадцать, так что дома я обычно появляюсь уже без пятнадцати шесть или без пятнадцати семь. Видишь, не поздно совсем. Теперь ты всё знаешь. Доволен?

— Да! Наконец-то! — Эмоционально выдохнул Костяков. — Дальше я сам разберусь.

Едва он произнёс эти слова, как рядом раздался запыхавшийся голос Тарасова:

— Хэй, братва, вы тут ещё не околели? Слушайте, все магазы уже закрыты, а в ларьке такая очередь, что я еле её выстоял, но всё добыл. Глядите! — И Стёпка гордо продемонстрировал друзьям бутылку с водкой и эскимо.

Женя с Катей, прыснули, глядя на эту картину, и наконец-то отлепились друг от друга. Катерина сразу застегнула пуховик. Без Жени-печки было холодно, и мороженое уже перехотелось, но Катя упрямо съела всё до деревянной палочки, чтобы не обижать Тарасова. Костяков тоже успел за это время успокоиться, и водка была ему без надобности, но он всё равно выпил по той же причине, что и Катя. После чего одноклассники покинули надоевший до чёртиков промёрзший парк и отправились провожать Катерину домой.