— Ну, чего ты разорался? — Подал голос Тарасов, уже сообразивший, что раз Костяк заговорил и вроде вполне связно, значит его помутнение рассудка благополучно рассосалось. — Малявку и так сегодня потрепали. Не плачь, Катюх, мы тебя отбили. А Костяк так всем навалял, что больше к тебе не сунутся, да же, Жек? — Попробовал разрядить обстановку Степан. Он поднял с дорожки Катин шарф, отряхнул от снега и быстро намотал ей на шею. — Сейчас домой тебя проводим. Только вот вещички подберём… — Озабоченным тоном пообещал он, внимательно оглядываясь по сторонам. — Костяк, чего стоишь? Помоги привести Катьку в нормальный вид. Не видишь, её всю колотит?
Но Евгений на эту просьбу не отреагировал. Молча стоя перед плачущей Катериной. Чувствуя жгучий стыд и вину за свой наезд, хоть и обоснованный, парень в бессилии сжимал и разжимал кулаки. У него сердце кровью обливалось, но как её утешить он не знал, поэтому просто сграбастал в охапку и крепко-крепко прижал к себе, зарывшись лицом в растрепавшиеся светлые волосы.
Тарасов посмотрел на них, понял, что от Костяка помощи не дождёшься и, мысленно махнув на всё рукой, принялся сам разыскивать Катины вещи. Отыскав её сумку и разбросанные тетради, Стёпка как смог отряхнул и запихнул всё добро внутрь сумки. Порыскав по окрестностям, он и шапку умудрился найти. Журавлёва к тому времени затихла и тихо всхлипывала в Женькиных надёжно-каменных объятиях. Тарасов подошёл к ним ближе и негромко буркнул:
— Жек, сдвинь башку в сторону чуток, на улице — дубак, она себе сейчас все уши отморозит, — И пока друг непонимающе хлопал глазами, Стёпка ловко нацепил Кате шапку на голову, натянув чуть ли не до носа и удовлетворённо хмыкнув: — Порядок. Ну что, бедовые мои, почапали домой?
Евгений не чувствовал в себе никаких сил не то что куда-либо идти, а вообще выпускать Катю из рук. После того единственного объятия у Катиного подъезда, он старался держаться от неё на расстоянии, опасаясь, что Журавлёва всё неправильно поймёт. Или наоборот, поймёт правильно, но оттолкнёт его. Женя постарался свести все риски к минимуму и, как бы ему не хотелось снова почувствовать её в своих руках, Костяков пообещал себе, что не будет приближаться к Кате слишком близко. Однако, сейчас он просто не мог удержаться, вцепился в девчонку как в спасательный круг и успокаивался за счёт того, что чувствовал рядом её живое тепло. Костяк, постепенно осознавая масштабы случившегося «бедствия», не без оснований опасался, что его опять накроет психоз, если не будет сдерживающей преграды в виде Журавлёвой. В крови всё ещё гулял адреналин, нервы ощущались натянутыми канатами, и Женьке дико хотелось их ослабить проверенным способом — с помощью алкоголя:
— Тарас, мне бы выпить чего-нибудь покрепче, — негромко попросил он. — А то я никуда не дойду.
— Не вопрос, — тут же откликнулся Тарасов. — Сейчас в ларёк сгоняю. Чего тебе взять? Водяры?
— Без разницы, лишь бы покрепче и побыстрее.
Степан уже было развернулся в сторону торговой точки, как вдруг вспомнил про Катю:
— А ей чего взять? Вряд ли она будет тоже, что и ты.
— Не будет. — Подтвердил Жека. — Она не пьёт.
— А чего тогда? — Не на шутку озадачился мальчишка. — Чего там мелкие пьют? Сок? Молоко? Лимонад? Журавль, что ты будешь?
— Мороженое, — едва слышно пискнула Журавлёва, намертво прижатая к Женькиному свитеру.
— Сбрендила? Какое мороженое? На улице мороз! — Возмущённо пробурчал Евгений. — Тебя и так всю колотит. Тебе мало?
— Хочу мороженое, — упрямо пробормотала Катерина, неосознанно вжимаясь в Женьку и пряча озябший нос в его свитере.
Мальчишки переглянулись, и Тарасов махнул рукой:
— Лады, мороженое, так мороженое. Стойте здесь, я мигом, — с этими словами Стёпка умчался в ларёк.
Глава 20
Женя и Катя остались одни посреди обледенелого и заснеженного ночного парка. Женька после драки и последующей беготни был такой распаренный и горячий, что Журавлёва стремительно отогревалась рядом с ним, совершенно не чувствуя мороза. Она слушала, как быстро стучит его сердце, и этот звук почему-то действовал на неё невероятно успокаивающе. Истерика прошла, и сознание того где и с кем находится, стало постепенно возвращаться к Катерине. Ей вдруг стало неловко: слишком уж близко они были друг к другу, и слишком уж уютно и комфортно было в тёплых Жениных объятиях. Только ладони, лишённые варежек, сильно подмерзали. Катя пошевелилась, намекая, что пора её отпустить, но Женька лишь сильнее прижал её к себе.
— Костяков, отпусти, — попросила она. — Всё уже. Истерика закончилась.