Парни стали потихоньку разворачиваться и отступать назад. Но Костяков остался стоять на месте. Недоброе предчувствие засвербело где-то в груди, и пока Жека пытался понять, что кажется ему жутко неправильным и не даёт уйти, глазастый Тарасов озабоченно заметил:
— О, знакомый помпон. Костяк, смотри, там не Катькина шапка в центре мелькает?
Костяков похолодел, узрев в просвет между недругами знакомую оранжевую шапку с большим помпоном. Теперь ему разом бросились в глаза и валяющийся в снегу неподалёку цветастый шарф, и распахнутый настежь светло-зелёный пуховик, и искажённое ужасом, побелевшее Катино лицо. Женька будто примёрз к асфальту, сознание выхватывало лишь отдельные фрагменты, не показывая всю картинку целиком.
— Костяк, что будем делать? — Тихо спросил Тарасов. Его напряжённый голос донёсся до Жени будто бы издалека, с трудом пробившись сквозь шум в ушах.
Тут один из хулиганов сдёрнул шапку с Катиной головы, закинув её далеко в сугроб, и вся компания грубо заржала над жалобным вскриком девчонки. Всё. Разум у Костякова отключился, адреналин выплеснулся в кровь, и всё остальное он делал на одних голых инстинктах.
Не успел Стёпка и глазом моргнуть, как Жека беззвучно рванул с места, врезался в самую гущу враждебной компании, выдернул оттуда бледную от страха Журавлёву и отпихнул в сторону Тарасова. Но одноклассник не успел подбежать и подхватить её, так что Катерина плюхнулась в ближайший сугроб. Девчонка ничего не соображала. Сжавшись в комочек, она закрыла лицо ладонями и затихла, покачиваясь из стороны в сторону.
Костяков же ничего этого не видел. Безграничная и безудержная ярость требовала немедленного выхода, и Женька, ввинтившись в толпу нетрезвых подростков, не глядя раздавал всем тумаки направо и налево. Ошарашенные недруги не сразу поняли в чём дело. Лишённые столь весёлого развлечения, они обиженно взревели и попытались было добраться до Катерины вновь, не замечая, как то один, то другой из них вскрикивает и стонет, подвергаясь близкому знакомству с пудовыми Женькиными кулаками.
Тарас беспомощно оглянулся, не зная, что делать: то ли уводить подальше Журавлёву, то ли лезть в драку к Костякову, то ли вообще бежать за подмогой, потому что даже ёжику понятно, что один против такой толпы друг долго не протянет, тем более что недружественно настроенная компания слегка очухалась и грозно ворча стала обступать драчуна со всех сторон. Но всё-таки Стёпка не был трусом, он ни за что не бросил бы Женьку в беде. Просто не мог сообразить, что же делать в данном конкретном случае.
К счастью, улепетнувшие было приятели, не досчитавшись Тарасова и Костякова, вернулись за ними, и всё тот же Вовка недовольно буркнул:
— Тарас, Костяк что, совсем долбанутый? Нахрена он к ним полез?! Или давно своими кулачищами не размахивал, соскучился?
— Вован, круто, что вы вернулись! — Неподдельно обрадовался Тарасов. — Подстрахуйте нас. Нам эти укурыши без надобности, нам деваха нужна.
— Какая ещё деваха? — Недоумевающе воззрился на Стёпку Вован, и остальные его поддержали. Тарасов же махнул рукой на Катю:
— Да вон, та, что в сугробе. Посторожите её, лады? Ща! Братва, ща вы всё поймёте, — пообещал Степан и ринулся к Костякову на ходу крича в толпу:
— Эй, обдолбыши, а ну разошлись! Какого хрена вы на нашу деваху наехали?! Ищите себе другую развлекуху! Давно по своим обкуренным мозгам не получали? Уж мы вам сейчас все космы повыдираем!! Между прочим, она нам списывать даёт! Если вы, (матерное слово), своими граблями погаными ей все мозги повыбивали, то, так вас разтак, как хотите выкручивайтесь, а будете на нас (матерное слово) батрачить до конца школы!
Пояснительная речь Степана произвела нужное впечатление. Приятели, уяснив из-за чего сыр-бор, загородили собой Журавлёву и приняли оборонительную позицию. А недруги узнали нападавших, слегка протрезвели и, проворчав для приличия нечто нелицеприятное, в большинстве своём предпочли по-тихому свалить. Но нашлись и такие, кто не захотел так просто отпускать забавное пищащее развлечение в растрёпанном пуховике со смешно вытаращенными глазами. Эти кинулись на Костякова и Тарасова, желая разделаться с ними побыстрее. У кое-кого в свете уличного фонаря даже сверкнул нож!
Костякову было всё равно. Он превратился в машину смерти, готовую убивать и всё разрушить на своём пути. Всё это время он не переставал волчком вертеться и приглаживать кулаками и пинками всех, до кого мог дотянуться. Иногда и враги успевали больно ткнуть его под рёбра или по ногам, но Жека не чувствовал боли. Он вошёл в какой-то боевой транс и вообще ничего не чувствовал, кроме жажды убийства. А как только заметил металлический блеск, и чуйка подсказала ему, что это нож, так он, не задумываясь, бросился на того, кто рискнул извлечь холодное оружие на свет Божий.
Бесконтрольная ярость, удесятерив силы Костяка, вскоре заставила врагов дрогнуть и обратиться в беспорядочное бегство. Тарасов не успел даже толком размяться, наподдав напоследок двоим особо ретивым парням, как парковая дорожка опустела, и лишь вдалеке слышались поскуливания, матерные ругательства и испуганные вопли.
Однако, Евгения это не остановило. Он по-прежнему не видел перед собой окружающей реальности и жаждал всё крушить вокруг. Не обнаружив поблизости врагов, но узрев невдалеке ещё людей, Костяк, кинулся уже на них, не различая, кто свой, а кто чужой. Приятели, не ожидавшие от него такой подлянки, едва успели увернуться от вездесущих Женькиных кулаков и, ругаясь на чём свет стоит, разбежались в разные стороны.
— Ловите его, пацаны! — Крикнул Вован. — У Костяка, походу, крыша совсем съехала!
Но подступиться к сумасшедшему Костякову ни у кого из них не хватило духу. И тогда Тарасов, кинув быстрый взгляд на Журавлёву и что-то сообразив про себя, крикнул остальным: