— Подождёт твой урок, Журавль, училки всё равно ещё нет. Лучше скажи, почему ты так в Жеке уверена? Ты же его совсем не знаешь! Ты вообще не знаешь, какой он! Откуда ты знала, что он напишет? Что он вообще сможет что-то написать?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Катерина поняла, что Тарасов не отвяжется и тяжело вздохнула:

— Ты прав только в том, что я не знаю, каким он был раньше. Не знаю его прошлое, условия в которых он жил, потому что о себе он почти не рассказывает. Но зато я знаю, каким он стал сейчас. Знаю по нашим разговорам, по обсуждениям книг, по тем вопросам, которые он мне задаёт и по ответам, которые от него получаю. Я увидела, что он изменился и задумался о жизни. И что он умеет думать и выражать свои мысли, если ему интересно. Поэтому я была абсолютно уверена, что то сочинение Женя сам написал. А Валентина Ивановна «трояк» хотела влепить ему за это! Это же нечестно! Скажи же, да? — Журавлёва снова возмутилась давней несправедливостью, забыв с кем разговаривает. — Ну несправедливо совсем!

— Жизнь вообще несправедливая штука, Журавль, — усмехнулся Тарасов. — Мы постоянно влипаем в это говно. Уже привыкли. Тебе просто повезло, что ты с этим не столкнулась. Ну так малявка же совсем, ещё привыкнешь, — пообещал «взрослый» одноклассник.

— Вот ещё! Не собираюсь я к такому привыкать. И терпеть несправедливость тоже не буду, особенно если вижу, что могу это исправить, — проворчала девочка.

— Хм, посмотрим, — хмыкнул Тарасов скептически. — Ладно уж, правдолюбка, топай в класс. И не забудь про меня Костяку рассказать.

Напутствие хулигана прозвучало настолько миролюбиво, что Катерина, удивлённо вгляделась в него, проверяя не насмехаются ли над ней. Но нет, Степан действительно был непривычно дружелюбен. Для девчонки это было так странно, что казалось сном. Катя даже слегка потрясла головой, отгоняя наваждение, а потом осторожно заметила:

— Тарасов, ты же понимаешь, что восстановить дружбу намного сложнее, чем разрушить, да? Я, разумеется, расскажу Жене, про тебя и твои извинения. Но захочет ли он пойти тебе навстречу, я не знаю. Понимаешь, Стёпа, я уже просила его поговорить с тобой, чтобы ты перестал третировать наших одноклассников, только он не захотел. Сказал, что ему всё это неинтересно и к старому возвращаться не планирует. Ничего уже не будет как раньше, Стёп, — Катя с невольным сочувствием поглядела на стремительно мрачнеющее лицо Тарасова и поторопилась довести свою мысль до конца: — Но я знаю, Женя тоже по тебе скучает. И если ты постараешься, то вашу дружбу ещё можно спасти…

— Он сам тебе сказал? — Перебил девочку хмурый Стёпка.

— Нет. Ты же знаешь, он молчун, почти ничего не рассказывает, всё в себе держит. Но я слышу по голосу, что ему грустно, когда у нас речь заходит о чём-то связанным с тобой. — Тарасов медленно кивнул, принимая к сведенью Катины слова и молча развернулся к выходу, но тут Катерину посетила интересная идея: — Стёпа, подожди. Я тут подумала… Конечно, моя идея тебе может не понравиться, но ты только не ори сразу и постарайся выслушать спокойно, ладно? — Неуверенно промямлила Журавлёва обернувшемуся Степану.

— Ну? Говори уже. Не тяни кота за яйца, — недовольно буркнул мальчишка.

— У меня есть одна книжка. Я Жене её не давала, потому что она не моя, а папина. Но я могла бы попросить для тебя…

— Э, всё, я пошёл! — Перебил Стёпка, зашагав к лестнице и на ходу комментируя: — Вся эта бодяга без меня. Журавль, меня твои книжонки не интересуют. Что, хочешь из меня сделать такого же ботана, в которого Костяка превратила? Не выйдет. Покедова!

Но Кате так понравилась мысль, внезапно озарившая её, что она кинулась вдогонку:

— Подожди! Ты даже не дослушал, а обещал нормально выслушать. Это совсем другая книга. Я такие не читаю, поэтому и Жене не давала. Там про расследования, погони, преступления, убийства, тайны. Короче, это детектив. Мой папа их любит. И мне кажется, что тебе тоже понравится, — на бегу уговаривала Катя одноклассника. — Да послушай же! Не обязательно дочитывать, если не понравится, но попробовать-то ты можешь? А то вы двое сейчас как будто в разных мирах, которые никак не пересекаются. Женя уже на другом уровне, ему скучно будет обсуждать, что было раньше. Он хочет осваивать новые горизонты. А ты, Стёпа, в прежнем мире остался и тебя всё устраивает, новое тебя не интересует. Ну и о чём вам говорить? — По мере того, как Катерина говорила, Степан всё замедлял шаг и, наконец, остановился, но к ней не обернулся. Однако, девочка была рада уже тому, что не сбежал и, воодушевившись, продолжила свою пламенную речь: — Пойми, я просто пытаюсь найти между вами точку пересечения, что-то общее, что обоим бы было интересно обсуждать. Но при этом нейтральное, которое не затрагивает больные темы. Хотя бы поначалу, на первое время. Потом вы и сами разберётесь, ведь так? Стёпа, я и не думаю, что ты будешь читать как Женька, вы разные, я уже это говорила. И Женя не ботан, зря ты его обзываешь, он не впихивает в себя всё подряд, берёт только то, что ему нужно. Так что ходячей энциклопедией и знатоком всего на свете вряд ли станет. — Катерина выдохлась и замолчала, пытаясь восстановить дыхание. Тут Журавлёва приметила учительницу, поднимающуюся по лестнице и заторопилась: — Ой, вон Лидия Григорьевна уже идёт! Так как? Мне нести книгу или нет?

— Про погони и расследования, говоришь? Хрен с тобой, Журавль, тащи свою книгу, — решился Стёпка.

— Она не моя, а папина, — поправила Катя. — И поэтому я заранее прошу тебя обращаться с ней бережно и вернуть. Иначе папа расстроится.

— Хм, ты хотела сказать рассердится и накажет? — Ухмыльнулся Тарасов.

— Нет. Просто расстроится. Он никогда меня не наказывает. Но когда ходит грустный, нам с мамой тоже плохо. Поэтому верни, хорошо?

— Ладно, — буркнул хулиган, подумав, что если не вернёт, девчонка нажалуется Костякову, и возвращать всё равно придётся. После чего одноклассники разбежались в разные стороны.