Правда, даже у Катерины не всегда хватало выдержки смотреть на то, что творится в классе. Однажды она попробовала осторожно поговорить с Костяковым, чтобы он снова утихомирил своего друга и прекратил это безобразие. На что получила решительный отказ:
— Нет, я в этот сыр-бор влезать не буду, — заявил Жека по телефону в ответ на её просьбу. — Должен же Тарас где-то пар выпускать? Главное, тебя не трогает, на остальных мне начихать. И ты, Катюха, их тоже не жалей. Вот скажи, где они были, когда Тарас на тебе своё зло срывал? Хоть кто-то слово сказал ему поперёк? Тебя хоть кто-то пожалел? — Возмутился Костяков и, не дождавшись ответа от обескураженной таким поворотом разговора Катерины, продолжил: — Молчишь? То-то и оно, Кать. Не заслуживают они твоей жалости и хорошего отношения. Пусть теперь сами выпутываются.
— Женя, но так же нельзя, — попыталась переубедить его Журавлёва. — Он же бросается на людей без всякой причины! Я, к примеру, до сих пор так и не поняла, за что он на меня тогда ополчился. И остальные тоже ничего не понимают, Жень. Они почему-то решили, что это я виновата. Злятся на меня. Это всё какая-то бессмыслица! Но ты же можешь это остановить. Ну что тебе стоит поговорить с ним, Жень? Тебе трудно что ли?
В трубке надолго воцарилось напряжённое молчание. Потом послышался тяжёлый и грустный вздох:
— Кать, я не хочу с ним разговаривать. Ты же знаешь, я с тех пор порвал с ним все контакты. Был у меня друган и весь вышел. Больше нету другана. Ты зря думаешь, что он меня послушает, потому что я теперь для него никто, точно так же, как и он для меня. Но понять его я всё же могу. Это лишь на первый взгляд кажется бессмыслицей, Кать. У Стёпки в ближнем кругу всегда были лишь бабка, да я. А я ушёл. После того, как узнал тебя поближе и почитал книги, больше не хочу жить так, как мы жили раньше. Теперь он считает меня предателем. Сначала Тарас думал, что я к тебе переметнулся, вот и окрысился на тебя. Я ни о чём не догадывался, иначе бы вмешался гораздо раньше, Кать. Но хорошо, что хоть успел до того, как ты удрала из школы. Где бы я тебя потом искал? В общем, мне пришлось вдолбить в его упрямую кочерыжку, что твоя травля ничего хорошего ему не принесёт. Только неприятности. И как бы он не бесился, уже ничего не будет как раньше, — Женин голос в трубке прозвучал на удивление печально. — Наверное, до него только сейчас это дошло, вот и жескует не по-детски. Плохо ему одному. Понимаешь? Бабка не в счёт. С ней на улице не потусишь и важные вещи не расскажешь. В общем, Кать, Тарас перебесится и успокоится. Надо просто подождать. А если я влезу сейчас, то могу сделать хуже. Дам ложную надежду. И вообще, я уже сказал: мне на остальных плевать, лишь бы к тебе не лез. Ради этих трусливых сопляков я точно не буду напрягаться. Просто не хочу. Всё, давай соскочим с этой темы. Мне пора. Завтра созвонимся, ок?
Катерине ничего не оставалось, как согласиться. Тем более, что ей и так было над чем поразмыслить. Пришлось признать, что Костяков вовсе не супермен, не защитник слабых, сирых и убогих, как она уже успела себе навоображать. И полагаться на него стоит только если ей самой будет грозить опасность. «Хм, вот я дурында» — невесело хмыкнула Катя про себя. — «На что вообще рассчитывала? Не понятно. Женька же, по сути, такой же хулиган, не даром они со Стёпкой столько лет дружили. Как правило, он точно так же думает только о себе. И лишь для меня почему-то решил сделать исключение. А вот то, что ему не лень «напрягаться» ради меня — это действительно странно. Тарасов говорил, что его на мне заклинило. Интересно, это в каком же смысле?» — Пыталась понять Катерина природу загадочного Женькиного поведения. — «Блин! Ну не может Костяков «заклиниться» на мне так, как Тарасов намекает! Это же бред какой-то! Женька просто благодарен мне за книги и за то сочинение по русскому. А Тарасов навоображал себе невесть что! Хуже наших девчонок, честное слово! Хотя… Костяков звонит мне всё время и прямо говорит, что ему на всех кроме меня «начихать». Но это же просто по-дружески, да?» — Так и не придя к однозначным выводам, она решила не углубляться в этот вопрос: — «Ой, да кто этих ненормальных беспризорников разберёт? Чего у них там в их «упрямых кочерыжках», как выражается Костяков, творится? Я так себе мозги быстрей сломаю, чем пойму! Получается, их могут понять только такие же беспризорники, как они сами. Вон как Женька быстро разъяснил мне, что с Тарасовым творится. Да я сама бы в жизни не догадалась! Могу поспорить, что Стёпка, если бы он не был таким психом и не орал как полоумный, тоже смог бы мне многое непонятное объяснить про Костякова», — усмехнулась Катя про себя и философски пожала плечами: — «Но, раз этому не бывать, вообще не буду думать на эту тему. Мне мой мозг пока ещё дорог. Лучше подумаю о своих героях, про которых вчера начала писать».
Да, на фоне изолированности от остального класса, Катерина уже не удовлетворялась просто чтением книг. Она начала писать свою. Конечно же, в любимом ею жанре фэнтези, где много волшебства и практически нет реального мира и обыденности. Новое увлекательное занятие помогало Кате отключаться от тревожных мыслей и сохранять присутствие духа в непростой школьной обстановке. Всё, что придумала в школе на переменах, а также по пути в музыкальную школу и назад, девочка скрупулёзно записывала дома в общую тетрадь. А на следующий день тщательно перечитывала, исправляя неточности в сюжете, и записывала вновь придуманное.
Бывало, что развитые фантазия и воображение настолько сильно захватывали девчонку, что она переставала видеть окружение и реальных людей, целиком погружаясь в придуманный ею мир и уставившись «стеклянным» взглядом в стену или окно. Потом Кате было непросто «вынырнуть» оттуда, но она старалась не отвлекаться на «свою книгу» на уроках, понимая, что ей не нужны проблемы с успеваемостью.
Занятая мысленным творчеством, Журавлёва как-то отключилась от Тарасова и перестала обращать внимание на всё, что он вытворяет в классе. Постепенно уверовав, что Стёпка больше не причинит ей вреда, Катерина расслабилась и перенаправила освободившиеся душевные силы на увлекательный творческий процесс. Поэтому ей пришлось немало удивиться, когда Тарасов на одной из перемен, перед математикой, внезапно подсел к ней за парту и затребовал списать домашнее задание. Кате пришлось резко вынырнуть из уютного придуманного мира и сфокусироваться на реальном. И, видит Бог, окончанию игнорирования Журавлёва ни капли не обрадовалась.
Глава 15
Тарасов пребывал в странном «подвешенном» состоянии. На Костяка он по-прежнему обижался, но в то же время стал постепенно осознавать, что уж лучше видеться с другом хоть иногда, хоть изредка, чем совсем без друга остаться. Обдумав всё, что рассказала ему Жека на школьной скамейке во дворе, Степан понял, что Журавлёва в их разрыве с Костяковым не так уж виновата. Он же видел, что Катя к Жеке относится чисто по-дружески и никогда сама не проявляет инициативу в разговорах. Значит, вся эта «любовь» исключительно Женькин заскок и все претензии надо предъявлять другу. А как ему предъявишь, если он и сам не рад тому, что с ним приключилось? «Ёлы-палы, как будто заболел неизлечимой болезнью», — бурчал про себя Тарас, покуривая за углом школы. — «А Журавль для него спасительное лекарство. Или, может, обезболивающее? Не может он, видите ли, без неё! Нарик, хренов! Ну, лады, если Журавлиху так воспринимать, может я ещё с ней как-то примирюсь. Но этот гандон велел мне перед ней извиниться! И как мне это сделать? Я в жизни перед девками не расшаркивался! Тем более, что она до сих пор шарахается от меня, как от припадочного. Ещё не допетрит своим рыбьим мозгом, зачем я к ней подкатил, снова Костяку на меня настучит, и станет совсем хреново…»
Вот и старался Степан обходить одноклассницу десятой дорогой, не зная, как к ней подступиться, и сбрасывая свою злую беспомощность на всех, кто оказывался рядом. Но однажды судьба подкинула ему шанс.
В тот день учитель математики, Сергей Алексеевич, отловил его в коридоре на перемене и строго предупредил, что на следующих уроках будет спрашивать, а то, мол, Тарасов портит ему всю статистику успеваемости. Степану было глубоко плевать и на статистику, и на Сергея Алексеевича, но от хорошего отношения Татьяны Викторовны, классной руководительницы, он не мог так просто отмахнуться. А она как раз оказалась невольной свидетельницей разговора и, положив ладонь на Стёпкино плечо, проникновенно попросила:
— Ты уж постарайся, Стёпа. Сергей Алексеевич редко кому выдаёт такой шанс. Пожалуйста, воспользуйся им по максимуму.
Делать нечего, пришлось Тарасову пораскинуть мозгами и, поскольку он никогда не вникал в математические тонкости проходимого материла, Степан решил просто списать домашнее задание у кого-нибудь из одноклассников. Выбор пал на старосту класса Лизу Селезнёву.
— Эй, Селезень, домашку дай списать, — увесисто хлопнул Степан Елизавету по плечу. Девочка вздрогнула и, замявшись, пролепетала:
— Тарасов, а я сегодня не сделала.
— В смысле? — Не поверил хулиган. — Ты же отличница!
— Ну, понимаешь, мы вчера в гости ездили, к родственникам. Они живут далеко. Вернулись поздно. А на сегодня домашку сложную задали. Я только первое задание смогла решить, на остальные сил не хватило. Ты лучше вон Журавлёву попроси, — посоветовала Лиза. — Она своё решение мне показала, вроде правильно. Только я списывать не люблю. Лучше сама у доски решу, если вызовут.
— Ладно, Лизон, хрен с тобой, живи пока, — милостиво согласился Тарасов. — На первый раз прощаю. Но больше не косячь.