Степан был абсолютно недоволен ходом перемены: — «За всё время, что Костяк пришёл, тёрся только возле Журавлёвой, а ко мне, своему лучшему корешу, так и не подошёл». В этом Стёпка по-прежнему винил исключительно Катю, и в голове у него рождались планы как ей отомстить один другого злее. Но Тарасов понимал, что при Костякове претворить их в жизнь вряд ли удастся. «Ладно уж, раз у Костяка так сильно крышу снесло на Журавле, пусть пока с ней постоит, а я пойду покурю. Может, он очередную книженцию ей всучит и ко мне придёт», — понадеялся Тарасов, но сколько он ни стоял за углом школы и не ждал друга, смоля одну сигарету за другой, надежда так и не оправдалась.

Настроение и так было паршивым, а потом и вовсе упало ниже плинтуса, когда Стёпка увидел, что Женька по-прежнему торчит рядом с Журавлёвой и в его сторону даже не смотрит. «Ах так?!» — С ненавистью разглядывая «парочку» у окна думал Тарас: — «Ну ладно же. Не хочет со мной трепаться — и не надо! Мне и без него есть с кем лясы точить! А Журавлихе я завтра устрою… Будет у меня по всему коридору ползать, шмотки свои собирая…»

Тарасов как раз успел влезть в кружок мальчишек, обсуждавших достоинства новой игрушки на приставке, и даже вставить свои пять копеек, прежде чем злющий как чёрт Костяков грубо выдернул его из разговора и потащил куда-то. От неожиданности Стёпка сначала ничего не сообразил, орал и матерился. Но Костяк, закинув его в закуток под лестницей, одним ударом в челюсть заставил Степана понять всю серьёзность ситуации.

— За что?!! — Взвыл Тарасов, уворачиваясь от очередного бешенного удара. И тут же пропустил другой, отлетев к стене.

— За всё, — с трудом проталкивая сквозь зубы слова, прорычал Жэка. И тут же принялся прицельно бить по самым уязвимым местам с пояснениями: — Это за свитер… Это за рисунок… А это, — Костяков отвесил особо мощный удар в живот. — За окно и Катькину голову… А это за Катькины нервы, — Тарасову снова сильно прилетело по лицу, так что у него в глазах потемнело, в ушах зазвенело, а по подбородку потекло что-то липкое и горячее.

Зато и понимание происходящего на Степана тоже снизошло:

— А-а-а, — попытался он ухмыльнуться окровавленными губами, — Журавлиха на меня всё-таки настучала. Гнида! Ненавижу!! Вас обоих ненавижу! — И, подкрепив боевые силы жгучей ненавистью, Тарасов кинулся на бывшего друга с кулаками.

Степан физически всегда был слабее Евгения, но он обладал немалой вёрткостью и изворотливостью, а ненависть практически удесятерила его силы. Так что Жеке тоже нехило прилетело в глаз и в солнечное сплетение. После чего он опомнился от удивления и принялся мутузить «друга» с удвоенной силой.

В пылу драки мальчишки не заметили, как выкатились из-под лестницы и попали прямо в цепкие руки физрука Валерия Петровича:

— А ну, прекратили балаган! — Хрипло гаркнул чуть полноватый мужчина, разнимая драчунов. — Тарасов! Костяков! Что опять устроили?! Марш к директору! — Голосом бывалого учителя скомандовал он.

Но какой там: стоило физруку разжать свои пудовые кулаки, как мальчишки снова кинулись друг на друга. Валерий Петрович понял, что сами до директора ученики не дойдут, поэтому вновь разнял их, схватил за шкирки, будто нашкодивших котят, и быстро потащил в сторону директорского кабинета. Зайдя в приёмную и втащив туда же драчунов, он обратился к пожилому секретарю Лидии Михайловне:

— Лидочка, голубушка, подскажи, она у себя?

— У себя, у себя, Валерий Петрович, — кивнула женщина оценивающе разглядывая учеников. У Тарасова к этому времени всё лицо было в крови, нижняя губа раздулась и, кажется, не хватало зуба. А у Костякова наливался всеми оттенками фиолетового огромный фонарь под левым глазом. Секретарь тяжело вздохнула: — Опять вы здесь! И чего вам неймётся? Ну-ка сели в разные стороны, и чтоб ни звука! Я пока в столовую за льдом сбегаю, — с этими словами женщина действительно спешно покинула приёмную. А Валерий Петрович хмуро зыркнул на учеников и пообещал:

— Да, сидите ровно и не рыпайтесь, а не то я сам вас в бараний рог скручу и нашему участковому передам. Он ведь давно уже о вас спрашивает, бестолочи! — Физрук отвернулся от мальчишек, коротко постучал в директорскую дверь и вошёл: — Тамара Львовна, тут такое дело… — Дальше дверь закрылась, и слов стало не слышно.

В приёмной установилась напряжённая тишина. Тарасов с Костяковым сидели на стульях в разных углах и старались не смотреть друг на друга. Стёпка, как водится, не выдержал первым и зло прошипел в Жекину сторону:

— Предатель! Какой же ты гандон, Костяк! Ненавижу!!

— Закрой хлебало, чмо! А то сейчас ещё добавлю, — отозвался Жека. — Говорил же тебе, говна кусок, не трогать Журавлёву. Так чего же ты не послушал? И кто ещё из нас предатель: зачем растрепал ей своим поганым помелом про меня? Хорошо ещё, что Катька со страху ничего не поняла, а то бы я тебе ещё не так вмазал! — Не менее злобно зашипел Костяков в сторону Тараса.

Стёпка притих. Почти минуту мальчишки сопели каждый в своём углу. За дверью директорской было подозрительно тихо, и это как-то напрягало хулиганов больше, чем если бы там стоял громогласный ор. Но Тарасов не мог долго молча сидеть и просто ждать, поэтому разговор возобновился:

— Ладно, признаю, я брякнул ей лишнее. Но и ты тоже, Костяк, тот ещё пентюх. Как ты мог променять меня на какую-то тёлку?! Я вот, например, когда со своими кралями гулял, никогда про тебя не забывал! Девки — они кореша никогда не заменят, Костяк. Я всегда находил время с тобой балду погонять или просто потусоваться. А ты? Ты с ней сколько? Меньше месяца. А со мной — много лет. И какого хрена теперь всё внимание ей, а на меня плевать? — Тарас обиженно засопел и отвернулся к стене.