Но наиболее богатым на события оказался 1783 год. 25 апреля братья Жозеф и Этьен Монгольфье, члены ложи Девяти сестер и Истинной Добродетели, продемонстрировали в городе Анноне гигантский воздушный шар весом 220 килограммов, поднявшийся в воздух на 400 метров за счет подъемной силы горячего воздуха. Их отец был владельцем бумажной фабрики в Авиньоне, и шары братьев Монгольфье были сделаны из бумаги и льна. На деньги, собранные по подписке парижской интеллектуальной элитой, физик Жак Александр Сезар Шарль соорудил шелковый шар и наполнил его водородом, открытым англичанином Генри Кавендишем (газ был получен от растворения железных опилок серной кислотой). Более шести тысяч человек собрались под проливным дождем на Марсовом поле в Париже, заплатив за места и вооружившись подзорными трубами и зонтами. Когда шар улетел, один из зрителей воскликнул: «Ну и зачем нужно такое открытие?!» — «А зачем нужно новорожденное дитя?» — ответил ему стоявший тут же Бенджамин Франклин. (Кстати сказать, испытания громоотвода, изобретенного им в 1752 году, прошли в Париже неподалеку от места запуска шара.) Творение Шарля приземлилось через 45 минут в 20 километрах от Марсова поля, напугав крестьян, которые разорвали его вилами, опасаясь, однако, трогать руками.
«Никогда еще мыльный пузырь не занимал так серьезно ватагу детей, как аэростатический шар гг. Монгольфье занимает уже целый месяц свет и двор, — писала в августе 1783 года газета «Корреспонданс литтерер», которую читали все государи и просвещенные люди Европы. — Во всех наших кружках, на всех ужинах, в будуарах хорошеньких женщин и в академических лицеях только и разговоров, что об опытах, атмосферном газе, воспламеняющемся газе, летающих колесницах и путешествиях по воздуху. Собрав воедино все эти проекты, химеры и выдумки, порожденные новым открытием, можно было бы написать книгу гораздо безумнее, чем книга Сирано де Бержерака[50]».
Правда, братья Монгольфье устроили воздушное путешествие сначала для животных: в корзине, подвешенной к шару, находились баран, петух и утка. Опыт состоялся в Версале, чтобы его могла наблюдать королевская семья (сам Людовик XVI был неплохим инженером). К Версальскому замку было не проехать: кареты и коляски стояли плотно одна к другой, любопытные забрались на крыши, набились во двор, прильнули к окнам. Шар объемом 40 тысяч кубических футов поднялся на высоту 600 метров и через восемь минут, когда воздух остыл, приземлился в двух километрах от места старта. По сообщениям газет, после приземления «баран спокойно жевал, но утка и в особенности петух забились в угол и, хотя видимо не пострадали, были, по меньшей мере, сильно удивлены». «Брат» Антуан Гудон создал барельеф, изображающий изобретателей в профиль.
Этьен Монгольфье сам рвался в воздух, но отец ему это категорически запретил. Зато Жан Франсуа Пилатр де Розье, профессор физики и химии из Реймса, член ложи Святого Франциска Совершенного согласия на востоке Парижа, был волен располагать своей жизнью. Король хотел сначала испытать надежность воздушных шаров на приговоренных к смерти, но Пилатр де Розье не мог этого допустить: «Как?! Гнусные преступники покроют себя славой, первыми вознесшись в небеса?!» Компанию ему составил маркиз Франсуа д’Арланд. 21 ноября они взлетели на монгольфьере, оборудованном топкой, и проделали по воздуху путь в восемь километров.
Старая маршальша Вильруа, присутствовавшая при эксперименте, горестно вздохнула: «Ну вот, дело ясное! В конце концов они раскроют секрет бессмертия, только я к тому времени уже умру!» Господи, люди, вы всё о том же! Для бессмертия совсем не обязательно жить вечно…
Через пять дней Жак Шарль с помощью механиков братьев Анн Жана и Никола Луи Роберов представил публике водородный аэростат своей конструкции с сеткой, клапаном и канатом-гайдропом (в отличие от монгольфьера шарлиер за двести лет практически не претерпел изменений). Король запретил его полет, однако Шарль ослушался и установил 1 декабря рекорд высоты — 3500 метров.
Королевский кузен герцог Шартрский (великий мастер ложи Великого Востока Франции) совершил небольшое путешествие на продолговатом аэростате с удлиненной гондолой, построенном Роберами. 7 января 1785 года Жан Пьер Бланшар с врачом-англичанином Джоном Джеффрисом перелетели на шарлиере через Ла-Манш. 15 июня Пилатр де Розье решил повторить их достижение на аэромонгольфьере (шаре, наполненном газом, но подогреваемом снизу), но через 25 минут полета разбился, став первой жертвой авиакатастрофы. Двумя веками позже шар такой конструкции был назван розьером.
Во Франции любили искусство ради искусства. Например, там с большим воодушевлением восприняли, по сути, бесполезные куклы-автоматы Вокансона, но не понимали английского увлечения механизацией и созданием машин. Воздушный шар так и остался бы просто аттракционом, но братья Монгольфье слишком высоко ценили свое изобретение, чтобы считать, будто его удел — служить забавой для толпы. Они видели военные перспективы для своего детища — использование его для передачи сигналов на землю и установления связи с осажденными городами. Некоторые их идеи получили воплощение во время Великой французской революции.
Полеты «рожденного ползать» убедили общество в том, что для человека нет ничего невозможного, поэтому теперь оно было готово поверить в любое чудо. Когда через газеты объявили, что некий изобретатель из Лиона продемонстрирует в Париже особые галоши своей конструкции и перейдет в них несколько раз через Сену, аки посуху, деньги на его проезд туда и обратно собрали по подписке в два счета. Но в назначенный день гулять по воде никто не явился: очередной предприимчивый прощелыга решил нажиться на доверчивости «просвещенных» парижан.
Игнац Эдлер фон Борн, один из лидеров австрийских «вольных каменщиков», посвятил всю свою жизнь науке — и братству. В молодости он побывал во Франции и Голландии; за границей он и прошел посвящение. Вернувшись в Вену, он получил под свое начало коллекцию экспонатов, переросшую впоследствии в Музей естественной истории. Одновременно он вошел в руководство Провинциальной ложи Австрии, подчинявшейся тогда Берлину, и попытался превратить ложу Сохранения согласия в настоящую Академию наук В конце жизни он был венераблем венской ложи К истине и, как утверждают, послужил прототипом Зарастро из оперы Моцарта «Волшебная флейта». «Братья» из этой ложи издавали в 1783–1788 годах журнал «Физические исследования братьев Согласия». За четыре года количество ее членов возросло с 15 до 197.
Созидательная деятельность
Как ни странно, масоны занимались и непосредственно строительством, приняв эстафету у «вольных каменщиков».
Памятником «переходного этапа» служит библиотека, построенная в Кембридже Кристофером Реном — он причислял себя к оперативному масонству. Библиотека занимала целый этаж и была наполнена светом, проникавшим сквозь огромные стрельчатые окна. Колонны книжных стеллажей были покрыты масонскими символами. Следуя традициям, заложенным древнеримским архитектором Витрувием, Рен придал Лондону новый облик после страшного пожара 1666 года: под его руководством была восстановлена 51 церковь, построены королевская обсерватория в Гринвиче и Вестминстерское аббатство.
На 76-й день рождения 20 октября 1708 года Кристофер Рен преподнес сам себе замечательный подарок в этот день официально открылся кафедральный собор Святого Павла (хотя фактически служба велась там с декабря 1697 года). Строительство продолжалось 33 года, причем «соавтором» Рена выступил король Карл II, «принятый франкмасон», внесший «декоративные» изменения в окончательный проект храма. Эти изменения состояли в пристройке купола, сформировавшего облик собора и во многом повторяющего купол базилики Святого Петра в Риме. Под куполом расположены три галереи: две наружные и одна внутренняя, которую называют «шепчущей». Интересно, что акустическая особенность, которой она обязана своим названием, не была предусмотрена архитекторами: слово, произнесенное шепотом в одном конце галереи, многократно отражается стенами и различимо слышится в другом ее конце.
Традиции Рена продолжил французский архитектор Жак Жермен Суфло, прошедший посвящение в ложе Орла святого Иоанна в Жуаньи. В 1754 году Людовик XV выделил средства на перестройку церкви Святой Женевьевы — покровительницы Парижа, которой он молился во время тяжелой болезни, сразившей его десятью годами раньше в Лотарингии, во время Войны за испанское наследство. Таким образом, король намеревался исполнить свой обет. Работая над проектом, Суфло вдохновлялся античной архитектурой (как раз недавно были обнаружены засыпанные пеплом Везувия Геркуланум и Помпеи), но не только: гигантская церковь, ныне известная как Пантеон, воспроизводит одновременно облик Пантеона Адриана в Риме и архитектурные приемы, которыми пользовался Кристофер Рен при строительстве собора Святого Павла. Строительство началось в 1764 году, тремя годами позже Суфло закончил крипту (подземную часовню, служившую для погребения), а еще через год Людовик XV заложил первый камень новой церкви. По такому торжественному случаю каноник храма Святой Женевьевы аббат Пенгр, крупный астроном и известный масон (он был венераблем ложи Простых сердец Полярной звезды на востоке Парижа), сочинил четверостишие в честь короля, явно намекая в нем на то, что монарх тоже являлся «братом»:
Купол Пантеона украшен лучезарной дельтой, в орнаменте присутствуют и другие масонские символы.
Сам Суфло не дожил до завершения своего детища: разного рода нападки, которым он подвергался в период строительства, заставили его наложить на себя руки в 1780 году. Впоследствии его прах был захоронен в склепе Пантеона наряду с останками Вольтера, аббата Грегуара и маркиза де Кондорсе[51].
В сентябре 1759 года в Париж приехал молодой Василий Баженов — первый пенсионер Российской академии художеств, отправленный за границу. Поступив в ученики к профессору Ш. Девайи, Баженов занялся изготовлением моделей архитектурных частей из дерева и пробки и выполнил несколько макетов знаменитых зданий — Луврской галереи в Париже и собора Святого Петра в Риме. По возвращении в Россию, живя в Москве, он участвовал в издании труда Витрувия «Десять книг об архитектуре», в переводе Ф. Каржавина получившего название «Марка Витрувия Поллиона об архитектуре». Баженов был одним из лучших практиков-строителей своего времени, владея в равной мере искусством планировки и изящества формы проектируемых зданий, и заложил основы «французского стиля» в русской архитектуре, ярким памятником которого стал дом Пашкова. Во время пребывания за границей он был посвящен в масоны, в Москве сошелся с Новиковым и даже был избран верховным мастером. Именно это и навлекло на него гнев императрицы, повелевшей разрушить несколько его творений (в том числе дворец в Царицыне) и оставившей зодчего без средств к существованию.
В 1776 году Бордо удостоил своим посещением Луи Филипп Орлеанский, герцог Шартрский. По такому случаю был заложен первый камень Большого театра. Замысел этого здания принадлежал архитектору Виктору Луи, тоже масону. Утвердил проект «брат» герцог де Ришельё.
Театр ориентирован с запада на восток, его перистиль[52] состоит из двенадцати колонн, диаметр и окружность которых имеют символическое значение. В то время в Бордо располагалась штаб-квартира масонского ордена тамплиеров провинции Окситания. Парадная лестница театра имеет форму повернутой буквы «тау», ее перила украшены орнаментом в форме цепи из знаков свастики, закрученной против часовой стрелки. В конструкции здания постоянно применяются «золотое число» и треугольник Пифагора, благодаря чему оно чрезвычайно гармонично. Когда герцога де Ришельё спросили, на чем будет держаться портик, он сказал, что вобьет туда гвоздь. Этот «гвоздь» представлял собой две железные тяги с обоих концов: такой прием использовали средневековые строители соборов. Кроме того, секрет перистиля заключался в его стереотомии, то есть в искусстве обработки камня: блоки подогнаны встык.