Высказанные соображения относительно фигур вождя, мага (шамана) и мастера, а также модусов святость, власть, мастерство и знание ставят под сомнение известную марксистскую концепцию разделения труда. Возможно, «первое крупное разделение труда» произошло не тогда, когда «пастушеские племена выделились из остальной массы варваров» [Энгельс. Т.21, с.161]. Оно произошло, когда возникли колдуны и знахари, образовавшие «самый первый класс профессионалов в истории общества» [Фрезер. 2003, с.117]. Если учесть класс мастеров, возникший примерно тогда же, то первым крупным разделением труда было его разделение внутри сообщества по функциональному признаку, которое целостным образом охватывало весь мир.

Деятельность вождя была направлена на мир людей: на поддержание порядка внутри сообщества, на организацию важнейших совместных действий внутри племени и взаимодействие с соседями, включая мир, войну, торговлю, союзы. Деятельность шамана (мага, колдуна, позднее жреца) была направлена на мир высших сил, на мир космоса, включая мир духа, а также на телесное и духовное бытие отдельного человека. Деятельность мастера была направлена на конкретный предметный мир, на мир вещей. С ее помощью осуществлялось овладение природными силами и ресурсами. Возможно, на стадии дикости зародилось представление о трех важнейших ипостасях Бога, отраженных в обращениях к нему: власть (Господь), мастерство (Создатель), святость (Дух святой).

Ведущая роль служебной деятельности. Доминирование ценности «общество» влечет преобладание служебной деятельности (эгодеятельность допускалась в той мере, в какой она требовалась для физического сохранения индивида). Названные носители модусов (вожди, шаманы, мастера) становились значимыми именно в силу того, что выполняли важные общественные функции [Фрезер. 2003, с.70, 116–117 и др.], причем качеству выполнения этих функций, т.е. качеству служения, было подчинено поведение должностных лиц.

За выполнение этих функций должностные лица пользуются почетом, получают постоянное содержание, освобождаются от возделывания земли и пр. [Фрезер. 2003, с.119–120 и др.]. Но поскольку предполагается, что власть царя-мага над природными явлениями осуществляется посредством волевых актов, то, если имеют место засухи, голод, эпидемия, бури, народ приписывает эти напасти небрежности или преступному поведению своего правителя. За это «его наказывают розгами и заковывают в кандалы, а если он продолжает упорствовать, его либо свергают, либо убивают» [Фрезер. 2003, с.182]. Плохое выполнение функций в пределе влечет смерть должностного лица [Фрезер. 2003, с.76, с.96–98, 120 и др.]. Впрочем, наличие запретов (табу) и наказаний за их нарушение показывает, что и деятельность рядовых членов общества носила явные признаки служебной.

Инструментальные ценности – дисциплина и долг. Надлежащее качество служения обеспечивалось путем неуклонного выполнения различных обрядов, соблюдения жестких ограничений в поведении (табу), угрозой наказания [Фрезер. 2003, с.8, с.97–98, 182–190 и др.]. Их строгое выполнение, поддерживаемое наказаниями, отражает наличие и культивирование инструментальных ценностей – дисциплины и долга, необходимых для выполнения служебной деятельности.

Личная экспертиза – ведущая процедура социального признания (поскольку она связана со служебной деятельностью), выступала в разных формах и обеспечивала доступ к вышеназванным модусам социальной значимости. Она менялась по мере развития общества и по отношению к фигурам-носителям модусов. Разнообразие эмпирически возникавших форм этой экспертизы не позволяет дать более или менее сжатое их описание, поэтому ниже даны лишь несколько ее примеров по отношению к фигуре вождя (в качестве иллюстрации).

По-видимому, на ранней стадии дикости она проявлялась в наиболее грубой первоначальной форме – драке. «Эксперты» – претендент на лидерство и вожак – на собственных шкурах познавали превосходство соперника или доказывали свое.

Единоборство как способ доказательства правоты или превосходства над соперником часто описывается в мифологических сюжетах. Оно сохранилось до наших дней (дуэли у благородных, «разборки» у бандитов). А в давние времена состязание ради власти, чести, славы было широко распространено у разных народов, часто принимавшее форму священной игры. В китайской мифологии отражен устойчивый тип легендарного установления государственной власти: согласно обычаю героический князь доказывал соперникам свое превосходство победой в чудесном испытании, заканчивавшемся, как правило, смертью побежденного [Хейзинга. 1992, с.71 и др.].

Примером подобной экспертизы служит и обычай вступления в должность жреца Лесной Дианы в Древней Италии у озера Неми. Немийский жрец, одновременно являвшийся Царем Леса и супругом Лесной Дианы, мог занять свою должность, лишь убив своего предшественника в единоборстве и предварительно сломав одну из ветвей священного дерева. Право на поединок предоставлялось только беглому рабу (по-видимому, должность была столь незавидной, что свободные люди, по доброй воле, не спешили ее занять. – П.С.). Это наследование по праву меча возникло в незапамятные времена, когда доисторическая Италия еще находилась в состоянии дикости [Фрезер. 2003, с.7–13]. И Одиссей, чтобы вернуть власть, побеждает в состязании, устроенном Пенелопой для женихов, натянув свой лук, а затем и перебив соперников.

Иногда процедуру личной экспертизы божественного вождя с целью оценки его дальнейшей способности выполнять свои функции осуществляли женщины. Первобытные народы нередко пребывали в убеждении, что их благополучие зависит от здоровья вождя, поэтому нельзя допустить, чтобы тот одряхлел и умер естественной смертью. Такой исход грозил ужасными бедствиями: начнет болеть и не давать потомства скот, сгниет урожай, все больше людей будет умирать от болезней. Признаком одряхления оказывалась неспособность вождя удовлетворять многочисленных жен, о чем те сообщали подчиненным вождя. Выносился приговор, за которым следовала казнь [Фрезер. 2003, с.282–284].

Изменение критериев и форм личной экспертизы. Появление модусов святости и мастерства (фигур шамана и мастера) ограничивало, по-видимому, значение грубой силы и агрессивных эмоциональных реакций для достижения социальной значимости, в том числе, и власти. Требуется больше ума, хитрости, физической ловкости и душевной гибкости и т.п., чтобы претендовать на важные общественные функции и выполнять их. Поскольку же в связи с высоким положением женщины в обществе мужчина мог добиваться власти через брак, участвуя в состязаниях, направленных на проверку физических и умственных качеств, повышалось значение ума и красоты, не обязательно связанных с физической силой. В русских ли сказках, в греческих ли мифах предполагаемая невеста (или влюбленная девушка) тайно помогает своему избраннику в достижении цели состязаний (решении загадок, уклонения от опасности, указывая уязвимое место возможного противника и т.п.).

Кроме того, для овладения знанием, мастерством, святостью недостаточно чисто природных свойств и задатков. Требуется ряд качеств, имеющих «социальную окраску», которые развиваются на базе природных свойств, но к ним не сводятся. Эти качества (трудолюбие, терпение, послушание и др.), воспитываются с помощью специальных обрядов-упражнений, а также путем непосредственного (подсознательного) усвоения норм поведения от старших в период совместного проживания лиц одного пола (например, подростков-юношей в «домах мужчин») или же во время совместной деятельности с мастером или магом. Для привития нужных качеств складывается система воспитания. Чтобы подготовить специалистов в разных областях материального и духовного мира в воспитании появляются элементы разнообразия.

Снижение роли природных качеств в оценке мастера отразилось в мифах, в которых божества-мастера изображаются с природными недостатками. Таков Гефест, бог-кузнец, родившийся уродливым и выросший с широкой грудью и могучими руками, но некрасивым и хромым. Впрочем, природные недостатки не мешают мастерам брать в жены прекраснейших женщин: женой Гефеста была сама Афродита [Одиссея. Песнь 8. 265–315].

По-видимому, к высшей стадии дикости личная экспертиза как процедура социального признания остается ведущей, но во многом утрачивает свои грубые черты. В ней появляются дополнительные критерии оценки человека – его знания, умения и навыки в разных сферах деятельности, а также способность действовать на пользу общества. Обряды инициации остаются весьма суровыми, если не жестокими, но оценивается человек уже коллективно. Это делает оценку более объективной. Кроме того, возникают новые формы экспертизы (помимо единоборства). Оценка идет со стороны разных фигур: шамана, мастера, вождя, обычных членов сообщества, – а также с точки зрения пригодности претендента к будущим социальным функциям. Человек оценивается как возможный специалист в сферах духа, материи, общества.

Необходимость оценки полезности каждого члена сообщества стимулирует появление общественного мнения: естественной предпосылки ранней племенной демократии и представлений о праве внутри рода-племени. Ведь если нет нужды в оценке каждым каждого, то зачем демократия? И как возможна такая оценка, если право на нее дается не каждому?

Безличная процедура социального признания возникает и развивается к высшему периоду дикости. Человека (мастера) начинают ценить не по его природным качествам (красоте и силе), а по результату труда, по продукту, который, еще не служа предметом целенаправленного обмена внутри племени или рода, уже начинал двигаться внутри них, неся на себе информацию о мастере, сделавшем его. При оценке мастера на первое место выступало уже его социальное качество – мастерство, складывающееся из знаний, умений и навыков, не присущих человеку от рождения, а передающихся через социальную среду. Мастерство становилось средством получения известности, пусть даже узкой и скоропреходящей.

Кроме того, возникает более или менее регулярный обмен вещами и продуктами между коллективами (родами, племенами). Появляются постоянные места обмена, где люди получают друг от друга нужные вещи, первоначально даже без непосредственного контакта. В безличный способ социального признания проникает рыночное начало, нередко связанное с хождением примитивных денег (ракушек).

Хозяйство на стадии дикости могло быть только домашним по типу, поскольку велось для непосредственного удовлетворения потребностей самих производителей. Основывалось оно на присваивающей деятельности, как правило, специализированной по отдельным видам природных ресурсов. В результате возникали бродячие племена собирателей и охотников, относительно оседлые народы-собиратели урожая, племена рыболовов и охотников на морского зверя и т.п. Позднее бродячие охотники дали начало скотоводческим народам, а собиратели урожая – земледельцам [Липс. 2003, с.110 и др.].

В целом, идеальный тип дикости включает в себя следующие характерные признаки:

1) доминирование ценности «общество»,