Наконец, ремесленник занят производительной деятельностью, он «работает», т.е. находится в состоянии «ограниченного рабства» [Аристотель. 1983, с.401].
С учетом этих обстоятельств, хозяин-мастер в общественном мнении выглядит «низким», «подлым» человеком». Ибо безличность рынка практически неизбежно влечет непризнание личного достоинства товаровладельца. Рыночной толпе нет дела до личных качеств товаровладельца – был бы хорош товар. Тем более, нет дела до личности мастера знатному человеку. И пусть это прозвучит резко и даже жестоко, но в каком-то смысле мастера-хозяева сами были повинны в том, что их не признавали уважаемыми людьми. Ведь они добровольно или вынужденно выбрали малопочетную «работу», согласились на безличный способ социального признания и отказались от защиты личной чести с оружием в руках. Это давало другим людям моральное основание на бесцеремонное обращение с ними.
Но человек не может быть удовлетворен жизнью, если он чувствует себя безликим и презираемым исполнителем социальной функции. Чтобы вернуть самоуважение, мелкие товаровладельцы объединялись в братства равных себе по профессии. Это давало им возможность компенсировать безликость и бездушность рыночного способа социального признания, вернуть чувство собственного достоинства. Равенство в ремесле – важнейшее обстоятельство, ибо даже представители смежных ремесел могли испытывать чувство превосходства по отношению друг другу («Ты, Каштанка, супротив человека все равно, что плотник супротив столяра»). Для компенсации безликости рынка в цехах применялась личная экспертиза (изготовление шедевра), чтобы претендент мог быть принят в братство в качестве уважаемого члена. Утверждалось и подкреплялось равенство братьев по ремеслу на совместных пирах.
Итак, главным стимулом, побуждающим хозяев-мастеров объединяться в профессиональные корпорации, следует считать их стремление избавиться от чувства (и, отчасти, реального положения) социального ничтожества в обществе варварского типа.
Четвертая форма хозяйства (домашнее хозяйство отдельной семьи) могла существовать в относительно безопасных (во всех смыслах) для проживания местах. По мере насыщения человеческой деятельности энергией, веществом и информацией, а также все большей специализации функций деятеля в системе общественного производства эта форма постепенно редуцируется в чисто бытовое («кухонное») хозяйство, удовлетворяющее повседневные нужды семьи.
Хотя могли существовать и другие виды хозяйства (их выявление и описание дело историков экономики), но с точки зрения эволюции общества самое интересное и важное то, что появляется
Распространение рыночной процедуры социального признания послужило основой возникновения рынка как социального института. Появляются постоянные места, предназначенные для торговли (рыночные площади), устанавливаются рыночные дни для местной торговли и сезонные встречи для оптовой (ярмарки) и т.д.
Становление рынка как социального института стимулировало развитие правовой системы, способствовало расширению личной свободы, которые связаны с развитием промышленности, свободного рынка и предлагаемых им инициатив [Перов. 1993, с. 136; Поппер. 1992. Т.1, с. 9]. Это понятно, ибо рынок изначально предполагает свободный обмен продуктами и прочное владение плодами обмена. Без этих условий рынок функционировать не может. Оттого-то в торговых средневековых европейских городах «воздух города делал человека свободным» и возникали правовые основы самоуправления свободных городов (Магдебургское право).
Распространяющаяся эгодеятельность захватывает далее модусы значимости, изначально присущие служебной деятельности
Так, власть все менее зависит от реальной процедуры социального признания, становясь наследственной, хотя формально процедура сохраняется в виде коронаций. Власть постепенно отрывается от служебной деятельности. Возникают тирания и олигархия как формы государства, когда власть целенаправленно используется в личных целях ее носителей по формуле князя Галицкого: «Я б им княжеством управил…» и т.д. Фактически личности тирана или олигархов становятся главными ценностями, и деятельность остальных членов общества становится служебной, что влечет появление в нем черт напряженной цивилизации, о которой речь пойдет далее.
Отрывается от служебной деятельности и святость. В европейской истории этот процесс тесно связан с принятием и распространением христианства, внедрявшего принцип, согласно которому ради Иисуса надо отвергнуть все, включая близких людей. Недостойны Иисуса те, кто любит отца, мать, сына или дочь больше него, и «враги человеку – домашние его» [Матф
Аналогичные явления наблюдаются в исламе (монахи – дервиши, спасающие себя как в одиночку, так и в общинах подобных христианским монастырям), а также в индуизме, в котором многие персонажи стремятся достичь божественного могущества через умерщвление плоти и праведную жизнь [Всемирная Галерея. 1994, с.273–274 и др.]. И согласно буддизму только личные усилия могут помочь человеку вырваться из цепи перерождений и сопутствующих этому процессу страданий.
В целом, в мировых религиозных учениях видна тенденция поставить человека в сугубо личные отношения с Богом, оторвать его от служения роду-племени. Ибо согласно первейшей и наибольшей заповеди христианства необходимо возлюбить «Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим». Хотя эта максима может смягчаться: согласно второй заповеди нужно возлюбить «ближнего твоего, как самого себя» [Матф: 22.37–39].
В идеальном типе варварства возможны подвижки, отражающие реальные исторические процессы. Смена отношений между его признаками обусловлена растущей мощью деятельности человека. В результате повышается значение производительной деятельности по сравнению с присваивающей, идут процессы дифференциации и интеграции социальных функций, выполняемых различными группами.
В частности, меняются отношения между модусами значимости. Слава, святость и власть остаются предпочтительными, но богатство, хозяйство, мастерство и практическое знание обретают больший вес. Возрастает роль хозяйства как наиболее надежного источника богатства, о чем свидетельствует смена грабительских походов на упорядоченный сбор дани, а далее взимание фиксированных налогов. Расширяется сфера действия безличной процедуры социального признания. Упрочивают свои позиции свобода и право.
Появляются устойчивые социальные группы, являющиеся носителями особых взаимосвязанных признаков.
Представители варварской знати претендуют на славу, власть, воинское мастерство, предпочитают присваивающую деятельность, признают богатство как средство поддержания репутации в обществе и содержания военной дружины, постепенно осваивая хозяйство как источник богатства. Личная честь становится у них предметом особой заботы, что служит признаком повышения ценность «личность» в иерархии общечеловеческих ценностей. В отношениях между собой представители этой группы используют как эгодеятельность, так и служебную деятельность, эксплуатируя низших и обслуживая высших. Главным способом социального признания у них остается личная экспертиза, дающая право на власть, богатство, титул, привилегии и пр., что приводит к повышению требований к моральным качествам претендентов. Возникают ритуалы, вынуждающие к «рыцарскому поведению», высоко ценится благородство поступков, щедрость. В реальных обществах эта группа может оформиться в виде кшатриев (Индия), рыцарской знати (Европа), выступить в виде абстрактного идеала (стражи-воины Платона).
Возникает также группа «носителей духа», который предстает в обличье группового бога или сонма богов. Служа духу, они ориентируются на праведность и знание как модусы значимости, используют мирные формы личной экспертизы (от послушничества до формальных экзаменов), принимая претендентов в группу (брахманы, христианское и исламское духовенство, философы-правители у Платона).
Достаточно четко оформляется группа, занятая обеспечением материальных нужд общества, и ориентированная на богатство и хозяйство. Главная разновидность деятельности для ее представителей – эгодеятельность, а процедура социального признания – безличная. Это вайшьи в Индии, третье сословие в Европе, часть производительного слоя у Платона.
Наконец, складывается группа, для которой высшей ценностью оказывается физическое существование, жизнь как биологический процесс. Представители ее выбирают инструментальную (по отношению к социальной значимости) ценность «жизнь» в качестве целевой. Поэтому их считают «низким», «подлым» народом. Внутренне ориентируясь на эгодеятельность, они вынуждены обслуживать вышестоящие слои, отказавшись от личной экспертизы и часто не имея возможности прибегнуть к безличной (из-за отсутствия у них достаточного количества продукта). В Индии костяк этой группы составляют шудры, в Европе – низшие слои крепостного крестьянства, у Платона – часть производительного слоя.