Власть, надо полагать, достигалась с помощью природных свойств или качеств: ума, силы, способности принимать решения и наличия «яростного начала» (способности к агрессии). Трудно сказать, какие из этих свойств имели большее значение. У этнологов есть мнение, что в стаде человекообразных приматов вожаком чаще всего становится не самый умный, красивый или сильный, а самый «настырный».
Возможно, способность принять решение и долго удерживать его действительно есть важнейшее качество лидера, что, в целом, согласуется с мнением Аристотеля о природном неравенстве людей, сущность которого заключается в неодинаковой способности к умственной деятельности, что отличает господ от рабов. Господа, обладая рассудком в полной мере, способны к предвидению и могут вырабатывать указания. А рабы лишь причастны к рассудку, они способны понимать указания, но не в состоянии их вырабатывать [Аристотель. 1983, с.377–379].
В этом излишне категоричном мнении, объяснимом с учетом комплекса превосходства, свойственного грекам по отношению к «варварам», есть и рациональное зерно. Способность выработать указание (поставить цель в интересах всех членов группы), действительно ценнейшее качество лидера, хотя не единственное (требуются волевые качества, умение изложить мысль и т.п.). В наше время более правильно говорить не о господах и рабах, а о руководителях и исполнителях.
Конечно, первобытный вождь должен был быть достаточно сильным, чтобы отстоять свое решение, а функция защиты территории обитания, самок и потомства требовала от него определенного героизма и способности к самопожертвованию («благородства»).
Обладание властью возносило ее носителя почти на недосягаемую высоту, а сам он становился едва ли не сверхъестественным существом, обожествлялся. Правда, явно выраженная фигура вождя наблюдается не у всех первобытных народов, попавших в поле зрения современных этнографов, поскольку управление у многих из них осуществляется советом старейшин [Липс. 2003, с.379, 385; Фрезер. 2003 с.93–94]. Но, думается, подобная геронтократия – более позднее явление, связанное с заметным развитием деятельности и появлением зачаточных (коллективных) форм знания и мастерства.
Второй заметный персонаж, сосуществующий рядом с вождем на стадии дикости – шаман, являвшийся носителем
«Управление» природными силами (вызывание дождя и ветра, ускорение прихода весны и пр.) с помощью магических средств или путем обращения к высшим силам было жизненно важно для общества. Специалисты, занятые этим делом, становились весьма значимыми фигурами в нем. В случае неуспеха они рисковали жизнью и нередко платились ею, но подобный риск заставлял умных и честолюбивых людей, с одной стороны, искать способы обмануть своих соплеменников, а с другой – стимулировал поиск реального знания. Занятия общественной магией, равно как отправление религиозных обрядов, открывали путь к власти. Возникала фигура царя-жреца, царский титул часто соединялся с отправлением жреческих обязанностей [Фрезер. 2003, с. 16–18, 93 и др.].
Фигура носителя третьего модуса значимости –
Женщины становились мастерами (мастерицами) в связи с их важнейшей функцией – хранением огня, отголоском которой стало ныне метафорическое обозначение женщины как «хранительницы домашнего очага».
Хранение огня связано с рядом других функций, выполняемыми по преимуществу женщинами: изготовлением жилищ [Липс. 2003, с.10], производством керамической посуды [Липс. 2003, с.159], врачеванием, явившегося, вероятно, следствие приготовления пищи. Едва ли случайно похожи русские слова «еда» и «яд», ибо где «страва» (пища, украинск.), там и «отрава». Женщинам также приписывается изобретение земледелия [Липс. 2003, с.120]. Поскольку женщина могла претендовать и на роль шаманки (колдуньи и жрицы), она оказывалась и носительницей святости, а, в скрытом виде, знания. Напоминание об этих древних женских ролях сохранилось в русском языке в словах «ведьма», «знахарка», в которых присутствует словесный корень, отражающий знание (санскритские «вед», «джанана»).
Названные важные функции женщины вкупе с функцией деторождения (потомство является модусом социальной значимости в природных объединениях людей) позволяли ей занимать ведущее положение в обществе и могли служить основаниями матриархальных обществ. В русских сказках образ благожелательной Бабы-Яги, помогающей герою советом и делом, напоминает о том, что первоначально обрядом посвящения юношей в охотники в праславянских племенах руководила женщина-вещунья, лишь впоследствии смененная учителем-мужчиной, «дедушкой лесовым» [Рыбаков. 1997, с.172]. Известен сюжет в сказках о достижение героем царской власти через женитьбу на царевне подобно тому, как в Древнем Риме при первых царях право на престол передавалось по женской линии, царем становился не родной сын царя, а его зять, пришелец, женившийся на царской дочери [Фрезер. 2003, с.167].
Указывает на ведущую роль женщины в обществе на ранней стадии его эволюции в греческой мифологии и образ Афины – богини справедливой войны, мудрости и ремесел. Она изобрела корабль, флейту, колесницу, керамический горшок, грабли, плуг, ярмо для волов и уздечку для лошадей, научила людей ткачеству, прядению и кулинарии, учредила законы и ареопаг (высший суд в Афинах). Впрочем, в иранской мифологической традиции введение земледелия, а также изобретение многих ремесел и письма приписывается первым царям-мужчинам [Фирдоуси. 1993, с.23–38], что, возможно, связано с более ранним установлением патриархальной власти в районах Центральной Азии и достаточно длительным господством ислама в них ко времени написания «Шахнаме».
Фигура мастера-мужчины становится более заметной в связи с выплавкой и обработкой металлов и воплощается в образе кузнеца. Чудо появления металла, а также изготовление орудий и оружия из него, ставили человека, творящего это чудо, на очень высокую ступень в общественной иерархии. Поэтому занятие кузнечным ремеслом, совмещенное с магией и знахарством оказывалось ступенькой к власти в некоторых африканских племенах [Фрэзер. 2003, с.96 и др.].
В фольклоре многих народов мира имеется образ божественного кузнеца, героя-основателя культуры, богатыря-защитника и т.п.
В славянской мифологии кузнечное ремесло находилось под покровительством Сварога, отца Солнца и родоначальника огня, открывшего людям железо и учредившего семейные порядки [Рыбаков. 1997, с.727]. Позднее, под влиянием христианства, Сварога (по созвучию с его кузнечной функцией) заменил кузнец-богатырь Кузьмодемьян или святые Кузьма и Демьян [Рыбаков. 1997, с.738].
В иранском эпосе кузнечное ремесло изобрел второй легендарный царь, Хушенг [Фирдоуси. 1993, с.28], а четвертый легендарный царь Ирана, совмещает в себе фигуры шаха, мобеда (жреца зороастрийского культа) и кузнеца [Фирдоуси. 1993, с.35–40]. В этом же эпосе кузнец Каве возглавляет народное восстание против царя-дракона Зохака, чтобы передать верховную власть законному наследнику. Кожаный передник кузнеца, украшенный парчой и драгоценными камнями, стал наследственным знаменем иранских царей [Фирдоуси. 1993, с.64 и др.].
В финском эпосе особая роль принадлежит волшебному кузнецу Ильмаринену. В скандинавском эпосе кузнец – Велунд наделен чертами колдуна, а в христианское время его имя стало обозначать дьявола (Воланд) и т.п. Вообще в народном сознании кузнечное ремесло очень долго было тесно связано с колдовством, а кузнецы – с нечистой силой. Поэтому у Гоголя верх над чертом берет именно кузнец («Ночь перед рождеством»).
Объективным основанием для появления фигур шамана и мастера служило постепенное развитие деятельности, появление ее новых разновидностей на основе насыщения деятельности веществом, энергией и информацией. Элементы реального знания служили базой для примитивных технологий при производстве вещей. Но магические обряды непременно сопровождали производство, ибо «дикарь» в отличие от современного человека почти не способен отличить естественное от сверхъестественного, племенные обычаи от природных законов и т.п.
Развитие деятельности шло бок о бок с развитием мышления и языка. Эти процессы взаимно обусловливали друг друга. Соответственно, в более поздний период дикости возникала «историческая» память, складывались зачатки врачебного и изобразительного искусства, формировалось сознание. Проблески последнего сопровождались изумлением перед тайнами и загадками мира, а также стремлением воздействовать на него. Возникавшее сознание стимулировало появление представлений о духе как некоторой загадочной, но несомненной силе. Формировалось представление о святости как особой причастности к духу, способности человека быть временным или постоянным носителем (или проводником) сверхъестественной духовной силы.
В целом же, мог существовать некий целостный модус социальной значимости, в котором оказывались слитыми воедино власть, святость, мастерство и знание, причем знание выступало во вспомогательной функции, не имея особого носителя. Фигуры вождя, шамана (мага, жреца), мастера в разных комбинациях могли совмещаться в одном лице, но могли существовать и раздельно. Тогда становился ведущим один из модусов: власть, мастерство или святость.