Книги

Последние врата

22
18
20
22
24
26
28
30

– Сравнил! То Закон Равновесия!

– Тем более, ни к чему класть сокровища своего ученика на чашу врага.

– Ты-то что так печёшься?

– Меняется расклад Мира. Большой погребальный костёр в столице готов. Мне всё равно, кто займёт чаши весов, но не всё равно, если столь чтимое тобой равновесие будет нарушено. Придётся вернуться в мир, а с миром, ты знаешь, я не прихожу…

– А зачем ты утверждал эту девчонку? Почему не оградил от её глаз мою старуху? Разве венценосный дом не был привержен твоему храму?

– Больно лаком стал – венценосных чин старухами обзывать. Вспомни-ка, сколь ей, девчонке, было, когда ты её утверждал? Хозяйственная была чуха… Ты полагаешь, мне было легче оградить её от смерти, чем тебе? И от кого? Глаза, жаждущие власти, всегда слабее глаз, горящих благородной местью. Я служу храму Скорби-о-Друге. Не мне мешать скорбящим о близких карать убийц.

– А проще? Вижу, ты знаешь. Кто?

– Не притворяйся непонятливее, чем я. Не притворяйся разгневаннее, поняв. Не притворяйся мстительнее… Никтус ведь только на это и рассчитывает.

– Вот оно что…, – глаза Аргуса полыхнули бешенством.

– Что последняя кровь в этой людской цепочке будет пролита твоей рукой. Или твоя кровь…, что одинаково возрадует его сердце.

– Так вот оно что!!

Хатиман покивал, вновь наполнил чашечки, молитвенно сложил руки под нежный звон колокольчика, раздавшийся где-то в молельне и слившийся с чистыми юными голосами послушников. Тихо, проникновенно "Долг Меча" родился у алтаря, разлился по острову и, набирая силу, заполнил собой домик жреца и сердце его неистового гостя… Когда последние звуки заповедной коры вознеслись к вечернему небу и растаяли в преддвериях далёких звёзд, Аргус задумчиво повторил:

– Вот оно, значит, что.

* * *

Лёжа на сомлевших душистых ветках, впитывая всей кожей целебный жар, прислушиваясь к оживающим чувствам утомлённого, опустошённого магией тела, Аргус рассматривал нагого ученика из-под полуприкрытых век. Тот, сцепив руки на затылке, запрокинув голову, прекрасным изваянием застыл в пару. Старший маг не был поклонником мужской красоты, но совершенство линий тела и крепость мышц мог оценить по достоинству.

"Она всё равно переметнулась бы к нему. Себе ж на погибель. Не больно и нужна была – пусть и венценосная, а далеко не единственная. Хоть у меня, хоть у него… Но за живое задело б… Она-то помнила его ребёнком, а увидела уже таким… Ну не таким, а одетым. И того хватило, чтоб без конца спрашивать, почему не представил ей. А увидь сейчас? Да сравни… До чего хорош, щенок! Хатиман прав. Ты выпил свой кубок, Аркадий, и теперь настал черёд солёной, а то и горькой закуски; ты можешь ещё налить и приняться за второй кубок и за третий, но с каждым будешь всё слабее и дурнее, всё непригляднее и смешнее… Таким полным сил и задора, каким ты ещё был, осушая свой самый полный, самый вкусный первый кубок, ты уже не будешь. Не лучше ли остановиться сразу после него? Утратив первый кураж, сохранить ясность мысли и духа среди продолжающих пир, укрепить остаток телесных сил, приумножить знания и мудрость. Чтоб последнюю чашу испить с наслаждением, доступным немногим…"

Травяной настой с шипением обдал раскалённые камни, заблагоухал, обволок фигуру ученика свежими клубами пара, затянул все углы.

– Почему ты ни о чём не спрашиваешь? Заклятье Щита заслуживает интереса… Не каждый день ты получаешь от меня такой дар.

– Зато каждый день я получаю не менее ценное умение ждать, – отозвалось из пара. – Видимо, время пришло. Время даров. – Аргусу почудилась скрытая ирония, кажется, ученик улыбался там, за плотной целебной завесой. – Я благодарен, учитель. И я не спрашиваю… и не тороплю.

Аргус даже сел.

– Н-ну ты наглец! Не торопит! И я, вместо того, чтоб его прикончить, ещё же с ним и разговариваю! Нагле-е-ец. Он не спрашивает… А я спрашиваю! Знаешь ли ты, чем каждый Высший расплачивается за своё мастерство? Какую цену платит за своё могущество? Какой обет приносит древним силам здешней природы в обмен на свой коронный магический дар? А стоит спросить. И узнать. Тимус, например, обречён на доброту, за всю долгую жизнь свою ни разу не убил, не казнил никого, не посмел отказать в помощи. Ты думаешь, это так легко и просто?.. Никтус бездетен: нет и никогда не будет наследника делу всей его жизни, некому передать мироустройство, сокровища и власть… Хатиман – затворник, его удел – созерцание; вдумайся: этот человек дела, этот заводила, генератор идей и движения обречён на бездействие! Я… я несу свою ношу. А ты, чем готов пожертвовать ты за обладание высшей магией? Когда один на один останешься с Древним заклятием? Вот о чём подумай и о чём спроси. Сам себя. И поторопись с ответом… Менять лицо Мира – все мастера, а вот думать при этом…, – за чуть колыхнувшейся стеной пара послышался всплеск, другой, невидимо полилась вода. – И вылези из пара, когда я говорю!