Сопровождающие старого мага бойцы ударили одновременно. Маги – заклятьями стихий и роем стальных жал, а их локки – мощными жаркими и ослепительными струями огня. Никтус остался на месте, лишь шепнул что-то – и вокруг нападающих вспыхнула радужная дымка магического щита. Дэл резким движением дернул локка, ушел от огненного напора. В то же мгновение раздался резкий свист, в голову одного из бойцов Никтуса с хрустом вонзился простой металлический резак, без труда пробивший защиту от магического оружия. Никтус взмахнул рукой, радужная дымка слегка помутнела, сгущаясь. Золотой Локк, не обращая внимания на корчившегося в вихре смертельных заклятий хозяина, взревел, выпустил струю небывалого, цветного пламени по одному из серебряных, сжигая дотла не только всадника, но и сам тонкий пузырь его магической защиты. В воздухе вместо погибших от резака и огня магов почти одновременно возникли два одинаково пылающих факела. Оба оставшихся в живых врага резко подались в стороны, вскидывая жезлы. Дэл сквозь зубы, с присвистом выговаривая слова оберегающих кор, воздел жезл, отбил вторую атаку – и зашипел от боли: жезл в обожженных руках едва можно было удержать, лицо заливала кровь, мешая смотреть, а Кристалл за пазухой, отдавая магию, раскалился, прожигая ткань и, казалось, саму кожу насквозь. Но зато даже после этих чудовищной силы заклятий поредевшего кварта – не иначе, сам Никтус составлял – держатель был еще жив. Два серебряных локка встали теперь бок о бок, маги воздели жезлы – и в этот момент Дэл ударил сам. Цепь молний хлестнула по нападающим, заставляя тех срочно превращать заклятья атаки в магические щиты, и в тот же миг яростно взревело невероятное пламя Золотого Локка, а сверху на нападающих обрушился вихрь тяжёлых металлических лезвий. Хруст костей и кровавые брызги исчезли в двух ярких вспышках – ни один из локков не избежал заклятья одновременной смерти.
Только тогда ударил сам Никтус. Дэлу показалось, что на него рушится небо, а навстречу небу вздымается земля: он взвыл, заслоняясь жезлом и заклятьем Щита, пытаясь если не остановить атаку, то хотя бы остаться в живых, а чудовищная мощь вколачивала его в землю, рвала в клочья, втирала в прах. Вжав голову в плечи, Дэл ещё увидел сквозь разодранную мантию, как пылает Кристалл, лучась потоками Силы, но ее едва-едва хватало на то, чтобы он не потерял сознание. Захлебываясь кровью, держатель слетел с локка, которого тут же, будто муху, отнесло куда-то в сторону, прохрипел слова защитных и исцеляющих кор. Стало ли чуть легче, он не успел заметить. Никтус, не давая опомниться, ударил целым сонмом заклинаний, размазывая противника по земле, сжигая, ломая, выворачивая наизнанку. Жезл-усилитель при этом выдрало из обожженных пальцев, и Дэл, шипя от боли, поспешно сложил их в колдовском жесте, но прошептать исцеляющие коры был уже не в силах – только удерживал перед собой неверно мерцающий, призрачный щит. Никтус воздел руки, готовясь добить противника. И тут на него с неба, широко разинув устрашающую пасть, рухнул Золотой Локк.
Никтус на мгновение скрылся в потоках удивительного пламени, но, в отличие от сгинувших помощников, сумел себя защитить, даже взмахнул посохом, намереваясь расплющить локка о камни. Только зверь неожиданно молнией прянул вперед, защёлкнул челюсти на горле Никтуса, затем, накрепко зажимая старого мага в пасти, рванул ввысь и в сторону – и взорвался.
Дэл лежал ничком и успел зажмурить глаза, но нестерпимое сияние все равно проникло сквозь веки. Оглушительно шибануло по ушам. От разом рвущихся ментосвязей с Пичугой заломило виски и темя. Спину мага словно окатило раскаленным металлом, и эта последняя чудовищная боль не давала ни колдовать, ни даже думать. Уже плохо соображая, что делает, Дэл вложил всю силу Кристалла в еще чудом держащееся заклятие Щита.
Когда вокруг перестала гудеть потревоженная земля, всё ещё живой держатель Порубежья некоторое время лежал, выхаркивая сгустки крови, потом медленно, по слогам, будто на школьном занятии, сипло, чуть слышно, одними запёкшимися губами произнес заклятье Великого Исцеления. Народившиеся при этом над ним светящиеся руны расплылись в воздухе, выбирая-высасывая изо всех целебных растений округи жизнь, передавая ее умирающему магу. Страшное колдовство, не запрещенное, но запретное – ибо применять его можно только если нет других способов исцелиться, а смерть уже стоит за спиной. Одним заклятьем можно загубить целый лес, который больше уж никогда не оправится – зато оно возвращает и здоровье больному, и силы уставшему, и целостность поврежденному.
Но обгорелая кожа Дэла осталась все такой же обгорелой, а голова – обугленной, сам он так и остался покрыт ранами, разве только перестал чуть ли ни при каждом выдохе выплевывать кровь, да сумев подняться на ноги, сделал пару неверных шагов, огляделся. И сразу сообразил, почему так случилось.
Вокруг него вместо живого, радующего зеленью и целебными соками, сада простирался огромный круг выжженной земли. Чуть в стороне, куда с Никтусом в пасти направился верный Пичуга, земля сплавилась в мутную стеклянную массу, от которой струился жар, сам же Дэл стоял по щиколотку в пепле – и ему здорово прижигало пятки сквозь подошвы сапог.
Он сделал ещё несколько неуверенных шагов, споткнулся о жезл, нащупал его в горячем пепле, скуля от боли в обожженных пальцах, и подобрал, а потом вернулся туда, где пожухлая трава обозначила контуры его тела, во время взрыва прикрытого щитом. Заклятье исцеления выпило жизнь из этого клочка земли, но зато он был не так раскален. Дэл посмотрел на небо, потом оперся на жезл, как на посох, и принялся ждать – и из Межгранья, и от загородных владений, и со стороны так и не достигнутых им Соборных садов сюда по заметно посветлевшему небу неслись черные крылатые точки. Казалось, взрыв всполошил всех магов на час полета вокруг. Наверное, ему следовало бы обдумать, каким образом выставить Никтуса в наихудшем свете перед Собором, но об этом Дэл теперь почти не беспокоился – победитель всегда прав.
Межгранье встретило Лара наглухо запертыми воротами. Пошёл третий час, как его, узнаваемого в лицо, начали то и дело останавливать гвардейские дозоры. По Уньге вместо привычных рыбацких лодчонок боевым порядком встали сторожевые челны. На подлёте в непривычно высоко поднявшейся и взбаламученной воде крепостного рва можно было разглядеть поднявшийся со дна, раздутый гниением мусор. Ниже отворённого шлюза от загородных дровяных складов к гвардейским выгонам вдоль двух натянутых канатов быстро скользил паромчик, доверху гружённый кормом для шумилок. Земляной вал ощетинился кольями. Редко, через каждые два зубца, но по-военному ровнёхонько выстроились ухи на стенах – луки наизготовку, колчаны открыты. С верхнего балконца надворотной башни сорвался дозорный кварт, устремился навстречу путнику. Приграничный старшина хмыкнул, дёрнул шумилку вверх – на уровень кварта, вскинул руку, демонстрируя воеводский перстень с печатью венценосного дома. Дозорные переглянулись, расступились, пропуская гостя. На балконец сторожевой башенки вышел хмурый, невыспавшийся старший витязь, угрюмо разглядывая Лара. Узнал, поклонился, взмахом руки отпуская дозор.
– Приветствую благородного воеводу.
– С чего это тут у вас вдруг все ворота закрыты? – с самым простодушным видом полюбопытствовал Лар.
– По приказу венценосного дома и Собора никого более впускать в Межгранье не велено, да и покидать столицу не всем разрешается – до особого рассмотрения.
– Ну, ясно дело, сверху виднее, – усмехнулся Лар. – Только дело у меня срочное и, будь спокоен, никакого отношения к нарушению порядков державного дома или, тем паче, Собора не имеет.
Начальник привратной стражи в затруднении поскреб затылок.
– Усомниться не смею, однако в столице сейчас неспокойно. Я-то пропущу. Но все наши нынче не спят – на каждом углу любого встречного поперечного останавливают. Я понимаю, что срочно, и всё такое, но лучше б здесь дождаться, пока с детинца разрешение на твоё беспрепятственное передвижение придёт. Прям сейчас вестового пошлю. Час-другой, правда, потеряешь.
– Говорю тебе, некогда. И если я из-за тебя опоздаю… Сам подорожную выдай. Раз на воротах сидишь, не спишь, полномочий у тебя – во!
Привратник, не ломаясь, протянул Лару тонкий свиток с печатью:
– Это-то само собой. И полномочия и подорожная… Вопрос только в том, когда я о твоём прибытии Собору доложу – сразу или чуть погодя, когда сменщик придёт.
– Ну, как Долг Меча тебе велит, так и докладывай. А мне недосуг. Бывай!
Воевода тронул Дрыгу, плавно провёл над стеной к первому внутреннему торжку и там смешался с поднятой в очередной дозор полусотней. Старший витязь проводил шумилку обеспокоенным взглядом. Подозвал бойца, распорядился: