20

Он верил, что столица сейчас отстаивает свою честь. Впрочем, за последние недели его любовь к городу остыла. Он крепко привязался на фронте к рабочим и крестьянам в шинелях, некоторым офицерам и теперь с досадой и раздражением думал, что ему придется провести несколько дней в Будапеште.

На каждом шагу его поражали перемены, происшедшие в столице после ухода на фронт десятков тысяч рабочих, лучших, наиболее сознательных представителей своего класса. Как осмелели здесь бюрократы из профсоюзов, как возросло их влияние на дожидающихся прихода Антанты, злобно острящих критиканов, боящихся любой ответственности, хищных буржуазных обывателей. Как тянутся за ними корыстные людишки из того мелкобуржуазного слоя, откуда всегда выходили хозяйские выкормыши — мастера и сыщики; к ним примыкают всякие негодяи, готовые в любой момент стать жуликами, халтурщиками и штрейкбрехерами; к ним липнут разные подонки, начиная с люмпен-пролетариев и кончая обнищавшим, опустившимся дворянином, — одним словом все, кто выступает с открытыми контрреволюционными лозунгами. А чиновничья саранча, чуждая миру социализма, у которой никогда не было подлинного классового сознания, считает теперь привилегией свое пролетарское происхождение и ведет политику, направленную против собственного класса; усвоив манеры прежних сановников, она разводит бюрократию, сеет коррупцию и подпевает в конторах и государственных учреждениях представителям «ликвидированных классов».

На Всевенгерском съезде советов Ландлер назвал ничтожным, подлым этот второй Будапешт. И открыто бросил ему в лицо: «Когда речь идет о пролетарской диктатуре и власти рабочих, нам нельзя забывать, что мы должны презирать и преследовать ту прослойку пролетариата, которая стремится занять место прежней аристократии, позоря пролетарскую диктатуру». Чтобы не скатиться на дно пропасти, надо избавиться от таких попутчиков.

Но как от них избавиться? От оппортунистов из бывшей социал-демократической партии, разложившихся после прихода к власти. Необходим раскол. Разделение партии. И к этому выводу вынужден был прийти он, Ландлер, боровшийся за единство партии не только в марте, но и позже.

Но единство — это иллюзия, на самом деле удалось добиться не единства, а лишь объединения двух партий. В июне на I партийном съезде пытались восторжествовать центристы и правые социал-демократы, которые в март шли на все, лишь бы коммунисты, из-за них в свое врем попавшие в тюрьму, помогли им добиться власти; после того как в мае упрочилось положение Советской республики, они почувствовали почву под ногами. Шумный спор о том, как называться партии, коммунистической или социалистической, явился, конечно, только поводом для разрыва. Центристы и правые собирались исключить из руководства всех коммунистов, которые не хотели подчиняться социал-демократическому «большинству». В марте, встав на коммунистическую платформу, они вошли в объединенную партию. А теперь, когда они показали свое подлинное лицо, разве можно было, соблюдая интересы пролетарской диктатуры, считать их настоящим большинством в объединенной партии? Обнаружившиеся противоречия были сглажены на съезде предложением назвать партию «социалистическая-коммунистическая». Но готовился заговор, и Ландлер вмешался. Он всячески убеждал своих прежних товарищей. И не безуспешно. В конечном счете ему помог не собственный авторитет, не вескость обильных доводов, а единственный бивший прямо в цель вопрос: готовы ли они отвечать перед взявшимися за оружие, сознательными рабочими за вытеснение коммунистов из партийного руководства. Это было после ряда побед в Северной кампании. Кто бы осмелился тогда бросить вызов авангарду пролетариата? Так удалось избежать открытого раскола.

Практически после июньского съезда ослабла сила венгерской пролетарской диктатуры; расколотая партия стала неспособна выполнять свои подлинные задачи. Коммунисты пытались втайне создать свою, новую партию, но попытка не увенчалась успехом. При мысли о расколе сердце Ландлера обливалось тогда кровью.

Теперь он уже перестал из-за этого страдать. Надо уметь учиться на суровых уроках жизни, потому что одним желанием ничего не добьешься. Повторение второго мая немыслимо, если не будет создана бескомпромиссная, однородная коммунистическая партия.

Но такую партию надо создать за несколько дней. После многих разочарований хватит ли для этого веры у лучших представителей пролетариата? Хватит ли энергии, чтобы повлиять на общественное мнение?

«Вот от чего зависит наше возрождение, — промелькнуло у него в голове. — Вот в чем сейчас главный вопрос».

До сих пор будущее представлялось ему нелегким, но ясным, и вдруг его охватила смутная, необъяснимая тревога. Нахмурившись, оцепенело смотрел он на мелькавшие вдоль рельсов серые дома Будапешта.

На вокзале его ждал автомобиль.

— На заседание Совета рабочих! — еще издали крикнул он шоферу.