В одну из таких минут, когда полк ждал конца вражеского обстрела, к Ландлеру подполз какой-то боец.

— Товарищ главнокомандующий, разрешите мне передать вам привет от моей жены.

— Самый подходящий для этого случай, — засмеялся Ландлер. Над их головой со свистом пролетали осколки шрапнели.

— Случай подходящий, — лукаво улыбнулся солдат. — Ведь вы, товарищ главнокомандующий, перед боями повенчали нас.

Теперь Ландлер вспомнил, как в начале мая на одном полигоне к нему подошел молодой солдат и попросил разрешения на женитьбу. Сначала Ландлер подумал, что тот хочет получить внеочередную увольнительную. «Сейчас не время для отпусков», — сказал он. «Да я не прошусь в отпуск; моя невеста здесь, и вы, товарищ Ландлер, нарком внутренних дел, запишите нас, пожалуйста, как в загсе». Нашлись необходимые документы, и Ландлер, которому чем только ни приходилось заниматься, на сей раз выступил в роли заведующего загсом.

— У нас ребеночек будет, — с гордостью добавил красноармеец. — Жена писала, чтоб я обязательно сказал вал об этом, если нам доведется повстречаться.

Он помог Ландлеру подняться, и тот на прощанье обнял его.

— Сын у тебя родится с боевым, революционным огнем в крови. Поздравляю! — На ярком солнце весело сверкнули очки главнокомандующего.

Вскоре полк приблизился к дому на окраине, который Ландлер утром видел с холма в бинокль. Чердак с торчащим оттуда пулеметным стволом был снесен метким пушечным выстрелом. И от замеченной тогда румынской батареи остались только воронки в земле да раскаленные, покореженные куски железа.

— Ваши артиллеристы свое дело знают, — похвалил Шейдлера главнокомандующий.

На несколько минут внезапно воцарилась тишина. Противник прекратил огонь: наступающие пехотинцы так близко подошли к его позициям, что снаряды могли попасть в своих. По той же причине замолчала и красная артиллерия.

Первый батальон по команде залег в овражке.

— Сейчас пойдем на штурм, — взволнованно сказал Шейдлер, смущенно и озабоченно глядя на Ландлера. — Мы всего в тысяче шагов от румынской передовой. Не обижайтесь, товарищ главнокомандующий, но… — он помедлил, — мы не можем так рисковать…

— Хорошо, хорошо, — с улыбкой прервал его Ландлер. — И мне сейчас нельзя рисковать жизнью. У меня срочное дело в Будапеште. Я хочу только посмотреть, как вы вступите в город. Чтобы привезти будапештским рабочим правдивые вести.

— Вон оттуда, укрывшись в окопе, вы все увидите, — командир полка указал на земляную насыпь. — Но больше ни шагу, Старик! Вот-вот заговорят их пушки.

Они попрощались, крепко пожав друг другу руки. Ландлер помахал бойцам и вместе с Фазекашем и Тереком пополз к окопу.

Первый батальон выбрался из овражка. Раздался лязг оружия, — красноармейцы примкнули штыки. И тотчас устремились вперед. С вражеских позиций их встретил винтовочный залп, залаял пулемет. Батальон снова залег, застрекотали красные пулеметы, много пулеметов. Когда они замолчали, батальон поднялся в сверкании штыков, словно ожило залитое солнцем поле, и раздалась команда «В атаку!». Мелькали бегущие ноги, под ярким синим небом неумолчно разносился раскатистый крик «Вперед!». В отдалении, где засели румыны, взорвалось несколько ручных гранат. Потом на одной из улиц что-то запылало, засверкало в солнечном свете, подбодряя и воодушевляя красноармейцев, — это колыхалось на легком ветру красное знамя.

Ландлер видел еще, как бойцы первого батальона, перестроившись в колонну, продвигались между домами. Впереди блестел клинок, очевидно, в руке Эрнё Швидлера.

Другой батальон с примкнутыми штыками пронесся мимо Дандлера. Приблизившись к вражеским окопам, он перебрался через железнодорожную насыпь и, направившись к берегу Задьвы, скрылся из вида. Подоспевший третий батальон повернул направо и вскоре, с торжествующими криками ворвавшись в город, рассыпался по улицам.

Ландлер, Фазекаш и Терек наблюдали за происходящим из окопа на вспаханном артиллерийскими снарядами притихшем поле.