Для большинства обычных преступников самым поразительным в алкогольном бизнесе были не столько деньги, которые он приносил, сколько его способность размывать существующие границы в само́м криминальном мире. До 1919 года преступность была в основном делом местного населения. Банды сражались за контроль над отдельными районами крупных городов, как это делали Морелло в Гарлеме и Маленькой Италии, при этом сами банды почти всегда отличались тесной сплоченностью. Еврейские синдикаты боролись за еврейские районы Нижнего Ист-Сайда; сицилийцы и неаполитанцы оспаривали права на итальянский квартал в Манхэттене. Сухой закон смёл многие из этих барьеров. В чрезвычайно влиятельный, управляемый евреями синдикат Рейнфельда[98] входили несколько лидеров, имевших американское происхождение. Уэкси Гордон и Голландец Шульц, два весьма известных торговца контрабандными спиртными напитками 1920-х, происходили из еврейской и немецкой семей, соответственно. У Шульца (чья криминальная империя, по слухам, приносила более 20 миллионов долларов в год) было много союзников в итальянском сообществе, включая Чиро Терранову, с которым он разделил лотерейный рэкет в Гарлеме. Некоторые семьи Мафии даже начали принимать в свой состав неаполитанцев, чему благоприятствовал закат Каморры в Нью-Йорке. Вито Дженовезе, ставший одним из тех мафиози, кого больше других боялись в городе, был первым человеком из Неаполя, который таким образом поднялся к высотам реальной власти. Дженовезе определенно имел связи с Каморрой – согласно тюремным записям Синг-Синга, он был одним из последних, кто навестил Тони Паретти по прозвищу Сапожник перед казнью за убийство Ника Террановы. Однако в то же самое время он был союзником Чарли Лючано – уроженца Леркара-Фридди на Сицилии, чья звезда стремительно восходила в Мафии.
Приток новой, молодой крови, без сомнения, помог сицилийским преступникам извлечь выгоду из открывшихся возможностей. «Сухой закон, – рассуждал Джо Бонанно, чья успешная карьера в Мафии была во многом обязана запрету алкоголя, – был слишком хорош, чтобы быть правдой. Я не считал его неправильным. Дело казалось довольно безопасным, поскольку полиция не вмешивалась. Работа нашлась для всех, [и] прибыли мы получали огромные». Поначалу мало что изменилось. В начале 1920-х годов контрабанда алкоголя была таким же локальным бизнесом, как и рэкет, который ей предшествовал, а сами контрабандисты были теми же гангстерами, которые годами наводняли местные сообщества. К северу от Центрального парка за эти возможности с благодарностью ухватились остатки старой семьи Морелло. Возглавил ее Винченцо Терранова, который оказался настолько внушительным конкурентом, что получил прозвище «Гарлемский Тигр». Он и его шурин Винченцо Салеми наладили партнерские отношения с другим контрабандистом по имени Даймонд Джо Визерти – показушным неаполитанцем, причастным к нескольким убийствам в «Конюшнях смерти». Визерти был известен своим пристрастием к безвкусным ювелирным изделиям и щеголял галстучной булавкой за десять тысяч долларов. Его связи с семьей Морелло начались уже в 1913 году.
Терранова, Салеми и Визерти были достаточно сильны, чтобы контролировать бо́льшую часть торговли спиртными напитками в Гарлеме, но их влияние, похоже, не простиралось на юг дальше 106-й улицы. Ближе к центру города конкурирующие банды сражались за анклав Маленькой Италии и новые итальянские колонии в Ист-Сайде. Одной из таких банд руководил старый друг и новый враг Морелло – Умберто Валенти. Другой, более сильной, управлял еще один влиятельный мафиозо. Он был невысок, воинственно настроен и пугающе амбициозен. Он прибыл в Нью-Йорк из городка Марсала, что на западном побережье Сицилии, и имел судимость почти двадцатилетней давности. Со временем он стал самой важной фигурой Мафии времен Сухого закона. Его звали Джузеппе Массериа, но более известен он был как Босс Джо.
Массериа начал вести преступную деятельность еще до войны. В перечне его правонарушений отмечены аресты по подозрению в похищении, рассылке писем Черной руки и кражах из многочисленных деловых помещений вокруг Бауэри. Он и его компаньон по имени Лима были осуждены за кражу со взломом в 1907 году (Мари Морелло, сестра Клешни, вышла замуж за человека по имени Джоаккино Лима, что может указывать на возможную связь между Массериа и семьей Морелло). Через несколько лет Массериа был снова задержан, на этот раз за взлом ломбарда при содействии бармена из заведения братьев Ломонте в Гарлеме. За второе преступление он отсидел четыре с половиной года – то есть оставался в тюрьме до конца 1917-го.
Едва ли это можно было назвать послужным списком влиятельного мафиозо. Будущий босс оставался лишь мелким мошенником, проживавшим в отдельной комнате над баром, как вдруг все изменилось с введением Сухого закона. Без запрета на алкоголь никто не услышал бы о Массериа. Однако от новых законов он выиграл больше, чем кто-либо. Его территория на Кенмар-стрит по случайности включала в себя важный участок тротуара, известный как Уличная биржа – место, где неофициально собирались торговцы спиртным со всего Нью-Йорка, чтобы покупать и продавать. Контроль над Уличной биржей означал маленький кусочек больших продаж спиртных напитков в городе, и за несколько месяцев Массериа заново заявил о себе как о боссе влиятельного синдиката. К 1921 году в союзе с другими итальянскими бандами из Бруклина и Манхэттена он уже находился на втором месте по степени влиятельности, уступая лишь Тото д’Акуиле. Среди его лейтенантов числились несколько человек, которым было суждено стать лидерами грядущего поколения: Джо Адонис, Фрэнк Костелло и Чарльз, он же Лаки, Лючано.
Что бы ни привлекало людей, обладавших такими несомненными способностями, в объединении вокруг восходящего босса, но это точно были не его внешность или привычки. Массериа отличался прожорливостью. Ростом не больше пяти футов пяти дюймов[99], он был коренастым и весьма упитанным. Хотя он (как и подавляющее большинство контрабандистов) одевался хорошо, в шелковые рубашки и сшитые на заказ костюмы, ему не хватало внимательности к деталям и чувства меры, чтобы произвести впечатление даже на своих собратьев-преступников. Джо Бонанно, взыскательный в вопросах одежды, считал его неряшливым: «Его живот свисал из-под полурасстегнутой жилетки, – писал Бонанно после одной встречи, – воротничок был расстегнут, а галстук развязан. Один из рукавов рубашки был застегнут не на ту пуговицу». Другой недоброжелатель прозвал его «китайцем», вследствие, как было сказано, «раздутых щек, из-за которых глаза казались узкими щелочками на восточный манер». Массериа не был ни красноречив, ни умен. Он плохо говорил и по-английски, и по-сицилийски. Вдобавок ко всему ел он невыразимо безобразно. «Он набрасывался на тарелку спагетти, как брызжущий слюной мастиф. У него были манеры варвара, – записал Бонанно, который открыто признавал, что один только вид нового босса за столом вызывает чувство отторжения. – [Он] был вульгарным и надутым… нервирующий тип едока, неполноценный человек – обжора внутри него вынуждал его питать его живот, а бандит в нем был вынужден питать его эго».
Однако у Массериа имелось нечто более важное, чем внешность: репутация безжалостного человека и покровительство фортуны. Возможность контролировать территорию вокруг Уличной биржи была лишь одним из примеров его везения. Жирный сицилиец был также известен в преступном мире своей сверхъестественной способностью уворачиваться от неприятностей и даже от пуль. В начале 1920-х годов конкурирующие гангстеры по меньшей мере дважды подстерегали его в засаде, откуда босс чудом выходил невредимым. Эти столкновения вошли в историю преступного мира и навели глянец на репутацию гангстера.
С точки зрения семьи Морелло, Босс Джо внезапно стал человеком, достойным их внимания. К тому моменту он оставался единственным мафиозо на Манхэттене, достаточно сильным, чтобы противостоять Тото д’Акуиле, и именно его сила вовлекла самого Морелло в круг общения Массериа. Избавленный, хотя и со скрипом, от смертного приговора Мафии, Клешня имел все основания полагать, что непримиримый д’Акуила снова будет преследовать его, – и в 1921 году вновь занял весомое положение в преступном сообществе, сделавшись правой рукой Босса Джо.
Этот союз был разумным со всех точек зрения. Клешня обменял независимость на защиту, в то время как Массериа извлек огромную выгоду из обилия контактов Морелло и его многолетнего опыта. Братья Терранова тоже стали переменными в этом уравнении. Объединив свой быстрорастущий новый синдикат с остатками старой семьи Морелло, Босс Джо расширил влияние в Гарлеме и получил важный канал сбыта алкоголя. Он также увеличил численность банды на случай борьбы за власть.
Д’Акуила не терял времени в борьбе с новым альянсом. Босс боссов был далеко не в восторге от пакта Массериа – Морелло, и осенью 1921 года он нанес ответный удар по тому, что осталось от первой семьи. Вначале ушел в небытие Даймонд Джо Визерти. 13 октября в Маленькой Италии ему дважды выстрелили в спину. А через несколько месяцев за ним последовал не кто иной, как Гарлемский Тигр. Винченцо Терранова попал в засаду, когда шел мимо лотка с мороженым на 116-й Ист-стрит, в самом сердце территории Морелло. Конец был быстрым. Автомобиль с откинутым верхом подрулил к старшему Терранове сзади и остановился у обочины. Двое мужчин, вооруженных обрезами, высунулись из него и стали стрелять крупной дробью. Получив ранения в плечо, спину и легкие, Винченцо рухнул на землю. У него оставалось достаточно сил, чтобы приподняться на одной руке, вытащить из-под пальто револьвер и сделать несколько безнадежных выстрелов в сторону уезжающей машины. После этого он упал и умер. Это был третий член семьи, погибший в ходе войны банд. Ему было всего тридцать шесть лет.
Человеком, ответственным за смерть Террановы, был Умберто Валенти. Призрак, как повсеместно считалось, доказал свою преданность д’Акуиле, поразив врага. В тот же день он нанес еще один удар, нацеленный на Массериа, на сей раз в центре города. В этом побоище участвовали не менее пяти сицилийцев: Босс Джо и двое его людей, с одной стороны, и два стрелка Валенти – с другой. Ни одна из сторон, похоже, не отличалась меткостью. За пять минут перестрелки было ранено с полдюжины проходивших мимо рабочих швейной фабрики, Массериа же остался невредимым. Через несколько месяцев Валенти сделал еще одну попытку, в начале августа отправив четырех человек в дом Босса Джо. На этот раз Массериа заметил их, когда они подходили к крыльцу. Он скрылся в ближайшем магазине, уклонившись от одной пули, которая пробила окно, и еще от двух, выпущенных с близкого расстояния и прошедших в нескольких дюймах от него. В тот день легендарная удача Джо снова была на его стороне – две пули прошили его соломенную шляпу. А вскоре он еще и избавился от своего врага. Три дня спустя, 11 августа, Валенти попал в засаду у входа в ресторан на углу Двенадцатой улицы и Второй авеню. Он бросился к ближайшему такси, но небольшая группа людей Массериа расстреляла его, едва он вскочил на подножку.
Валенти умер в больнице спустя час. Хотя его босс, д’Акуила, не объявлял перемирие в течение нескольких месяцев, его попытки обуздать власть Массериа с тех пор прекратились. Сторона Морелло понесла еще одну тяжелую потерю – брат Лины Террановы, Винченцо Салеми, погиб на 108-й Ист-стрит, четырежды раненный в спину пулями, выпущенными из проезжавшего автомобиля. На этом стрельба той весной закончилась. Лишившись ближайшего союзника, д’Акуила был вынужден признать, что Босс Джо останется у власти надолго. Что же касается расстановки сил в сицилийских районах, то она изменилась безвозвратно.
Массериа, конечно, приписал все заслуги в том, что произошло, себе, но он был многим обязан другому человеку. Без Джузеппе Морелло Боссу Джо не хватило бы ума, чтобы соперничать с Тото д’Акуилой, не говоря уже о том, чтобы победить босса боссов столь решительно. С Морелло в качестве советника и главного стратега – или
О том, что произошло дальше, известно лишь в общих чертах. Война 1922 года была последним, что нью-йоркская общественность слышала о Мафии за полдюжины лет. Конфликты и убийства вредили бизнесу, и либо д’Акуила, либо Массериа, либо оба сразу постановили, что приоритетом должен быть именно бизнес.
Остаток «ревущих двадцатых» прошел в тумане нелегальных контрабандных операций, периодически сотрясаемом убийствами. Убийства, как всегда, удостаивались внимания прессы, а вот повседневное соперничество многочисленных банд, грабивших город, – нет. ФБР, которое в конце концов утвердило свою юрисдикцию в отношении многих аспектов организованной преступности, находилось в десяти годах от своей максимальной эффективности – только в середине 1930-х организация приобретет реальную компетентность для подобных расследований, – и в отсутствие значительных фигур масштаба Флинна или Петрозино Департаменту полиции Нью-Йорка не хватало ни воли, ни способностей собрать свидетельства против могущественных и неуловимых лидеров, ответственных за бо́льшую часть итало-американских преступлений. О действиях Мафии в 1920-е и 1930-е годы известно гораздо меньше, чем о деятельности семьи Морелло.
Некоторое представление о месте единственного выжившего из братьев Терранова на этом криминальном небосводе дают мемуары, написанные мафиозо низшего уровня по имени Джо Валаки, неизменно враждебно настроенным по отношению к семье Морелло. Валаки был не более чем уличным бандитом – почти неграмотным, простым грабителем с пятью арестами и короткой отсидкой в Синг-Синге, – когда он впервые встретил Чиро, к 1925 году «большого человека на 116-й улице». По этому случаю Король артишоков заключил перемирие между бывшими членами банды взломщиков Валаки (которые оказались итальянцами) и группой ирландских воров, с которыми тот стал работать после своего освобождения из тюрьмы. Сохранение мира было важной частью деятельности босса. Тот факт, что, несмотря на протесты соотечественников, Терранова вынес решение в пользу банды, состоявшей преимущественно из ирландцев, говорит о том, что он с нетерпением ждал этого дня. Однако в следующий раз, когда Валаки столкнулся с ним, Чиро предстал в совершенно ином свете. Взломщик находился в тюрьме Синг-Синг, отбывая почти четырехлетний срок, когда услышал от другого заключенного, что убит его друг, домушник по имени Фрэнк Ляплюма. «Однажды утром его застрелили, когда он сидел на крыльце, – сказал Валаки. – Насколько я мог понять, в этом не было никакого смысла. Все, что мне оставалось, – удивляться тому, что происходило».
Ситуацию разъяснил Валаки один заключенный, разбиравшийся в делах восточного Гарлема. Взломщик был шокирован. Оказалось, что Чиро приговорил его к смерти.
«Они тебя продали», – сказал он. Я ответил, что не понимаю, о чем он говорит. «Я имею в виду, что они заключили мир, – ответил он, – на том условии, что ты и Фрэнк умрете. Это все Чиро Терранова устроил». Затем [он] сказал мне беречь себя. Дескать, если они добрались до одного, значит, доберутся и до другого – то есть до меня.
Валаки полагал, что в тюрьме Синг-Синг он в безопасности, но вскоре обнаружил, что влияние клана Морелло – Терранова в 1920-х годах простиралось гораздо дальше, чем четвертью века ранее, когда тюремный срок уберег Джузеппе ди Приемо от гнева Морелло.
Как-то после этого я занимался уборкой в спальном помещении… Другой парень, который помогал мне прибираться, по имени Анджело, был в туалете. В какой-то момент в дверь постучали, и парень по имени Пит Лятемпа сказал, что хочет забрать что-то из-под кровати. Мне и в голову ничего не пришло! Я знал этого Лятемпу, но у нас с ним не было ничего общего, поэтому я впустил его и занялся своими делами со шваброй.