На следующий день демонтированный станок и формы были погружены на повозку Чины и прикрыты копной сена. «Парни, – сказал фальшивомонетчик, – работа сделана. С завтрашнего дня каждый может заняться своими делами». Банда разошлась. Комито вручили единственную настоящую пятидолларовую банкноту, и он использовал ее для того, чтобы уехать обратно в Нью-Йорк.
Принудительное девятимесячное пребывание в Хайленде имело одно положительное последствие. Пока Комито отсутствовал, экономические условия по всей стране улучшились, и в печатной отрасли снова появились рабочие места. У калабрийца ушло всего три дня на то, чтобы подыскать работу в бруклинской типографии, принадлежавшей одному итальянцу, и там впервые за год он почувствовал себя в безопасности. Чина пообещал найти его и заплатить пятьсот долларов, которые ему причитались, но Комито не поверил. Он даже не хотел этих денег. Он был рад просто сбежать из Хайленда живым и поклялся никогда больше не рисковать жизнью ради столь ничтожного вознаграждения. Чтобы избежать слежки Морелло, Комито написал Чине о том, что планирует уехать из Соединенных Штатов в Италию. Вместо этого он поселился в Бруклине, старательно избегая тех мест, где можно было встретить членов банды.
Примерно месяц все шло хорошо. И вот 12 августа 1909 года Комито взял одну из нью-йоркских газет на итальянском языке и прочитал об аресте нескольких сицилийцев. Они обвинялись в распространении подделок номиналом два и пять долларов. Он просмотрел описание банкнот. Все они были фальшивыми банкнотами Морелло. Это означало, что Чекала и Чина были не единственными, кто искал его. Теперь его разыскивала еще и Секретная служба.
Шеф Уильям Флинн провел шесть лет, прошедших со времени бочкового убийства, усердно повышая эффективность Секретной службы. Он взял на работу в нью-йоркское бюро еще нескольких агентов и поручил одному из них, Питеру Рубано, говорившему по-итальянски, действовать под прикрытием в иммигрантском квартале, где тот и проводил время, шатаясь по улицам и салунам. Рубано начал работать примерно в 1905 году и постепенно познакомился с несколькими членами семьи Морелло, в частности с Волком Люпо. Люпо доверял Рубано в кое-каких вопросах, но никогда не упоминал при нем о подделке денег. Тогда Флинн привлек итальянских осведомителей, личности которых держал в строжайшей тайне.
Под энергичным руководством Флинна нью-йоркское отделение агентства стало таким, каким мог бы быть, но не был Департамент полиции Нью-Йорка: действовавшим в соответствии с соображениями эффективности и целесообразности, а также чрезвычайно упорным. Известные фальшивомонетчики подлежали «всестороннему наблюдению» – не постоянно, поскольку Секретная служба испытывала недостаток в человеческих ресурсах для таких масштабных операций, но по меньшей мере раз в несколько месяцев, так что Флинн всегда был в курсе того, где живут и чем занимаются эти люди. Благодаря такой политике Джузеппе Морелло находился под периодическим наблюдением начиная с 1903 года, и с годами служба узнала его довольно хорошо – достаточно хорошо, чтобы иметь более уверенное представление, чем у полиции, о том, насколько ощутимо распространились его власть и влияние. По словам Джона Уилки, начальника Флинна в Вашингтоне, Морелло стояли за «шестьюдесятью процентами случаев вымогательства Черной руки, произошедшими в Соединенных Штатах за последние 10 лет… к западу до самого Чикаго и к югу до Нового Орлеана». Знал Уилки и о том, что периодическое преследование со стороны детективов из местного полицейского участка не вызывает у Клешни особого беспокойства.
Чем чаще арестовывали Морелло, тем наглее он становился. К этому времени он уже открыто насмехался над полицией и отдавал любые приказы, которые считал нужными; он стал доминировать над итальянцами… [Его] искалеченная рука мешала ему, как будто при нем был чужой человек, поэтому он взял на себя мыслительную деятельность, а другим оставил выполнять его планы.
Грубый мерзавец с суровым лицом, он сидел в своей конторе и рассылал приказы.
Флинн, высоко ценивший внимание общественности к своей персоне (что, по правде говоря, входило в противоречие с профессиональной конфиденциальностью, которой он следовал на работе), иногда беседовал с репортерами о тактике борьбы с фальшивомонетчиками, во всяком случае в общих чертах. Как пояснил репортер
И все же, несмотря на всю эффективность Секретной службы, осторожность и хитрость Морелло еще целый год не давали Флинну возможности обнаружить, что появились новые подделки. Производство началось в ноябре 1908-го, но первые фальшивые банкноты появились в обращении только в мае следующего года. Это был первый опыт банды в изготовлении канадских банкнот, поэтому их было относительно легко распознать. Они стали поступать в штаб-квартиру Секретной службы от банкиров Филадельфии и владельцев магазинов в Питтсбурге, из Буффало и Чикаго, Бостона и Нью-Йорка. Когда стало ясно, что купюры сбывают в итальянских районах каждого города, вышел приказ Уилки установить наблюдение за вероятными подозреваемыми. В Нью-Йорке речь шла в первую очередь о Морелло.
В качестве ответной меры Флинн приказал нескольким своим людям возобновить периодическое наблюдение, но в действиях Клешни не было ничего предосудительного, по меньшей мере сначала. Морелло был слишком осмотрителен, слишком осторожен, чтобы попасть в какую-либо очевидную ловушку. Он прилагал все усилия, чтобы не быть замеченным в обществе известных фальшивомонетчиков и не сбывать поддельные банкноты самому. Встречи с Комито больше не проводились, и в какой-то момент шеф даже засомневался, действительно ли за потоком подделок стояла первая семья.
Лишенный каких бы то ни было полезных зацепок, Флинн обратился к изучению фальшивых банкнот. Он доложил, что это были умеренно хорошие подделки, гораздо более высокого качества, чем те любительские «пятерки», которые Клешня выпускал в 1900 году, или жирные[83] доллары, которые он печатал в Италии двумя годами позже, но все еще недостаточно хорошие, чтобы обмануть искушенный взгляд. Они подходили только для мелкомасштабного использования в небольших магазинах и тавернах. Оттого что банкноты печатались с одних и тех же форм, у них были одинаковые серийные номера. Это означало, что было опасно сбывать более одной штуки за раз – и несмотря на то, что Мафия занималась производством денег в промышленных масштабах, по сути эта операция оставалась мелким мошенничеством.
Во многом из-за осторожности Морелло свой первый настоящий прорыв Флинн совершил только летом. Произошло это не в Нью-Йорке, а в Питтстоне, штат Пенсильвания, мрачном шахтерском городке с большой долей итальянского населения и значительным уровнем криминального присутствия. Поддельные банкноты всплыли там в июне – в количестве, достаточном, чтобы убедить Флинна отправиться на юг для проведения собственного расследования. Решение это было рождено отчаянием, но оно оказалось удачным. Подробный опрос владельцев местных магазинов вывел его на сицилийца с сомнительной репутацией, который был известен в окру́ге как Сэм Лочино. За Лочино было установлено наблюдение – и как только Флинн убедился, что Лочино на самом деле сбывал поддельные банкноты, он велел арестовать этого человека.
Лочино оказался интересным персонажем. Он был скользким, изворотливым и не заслуживал доверия, хотя его корыстолюбие делало его потенциально полезным для Секретной службы. Как и всех толкателей, нанятых бандой Морелло, перспектива длительного тюремного заключения беспокоила его, но куда больший страх внушало неминуемое предательство им своих поставщиков. Флинну потребовалось некоторое время, чтобы убедить своего пленника заговорить. Лочино сделал это только после твердых заверений в том, что он будет находиться под защитой правительства, не станет давать показания на открытом судебном процессе и его имя не будет упоминаться в прессе.
Только когда ему были даны все три обещания, он предложил Флинну то, чего тот хотел больше всего: имя человека, у которого он приобрел подделки. Толкатель шепотом поведал о том, что банкноты поступили от другого сицилийца, человека из Корлеоне по имени Джузеппе Боскарини. Как он сообщил шефу, Боскарини был намного старше него, среднего роста, с сединой в волосах, лет пятидесяти пяти. Он жил в Нью-Йорке, но регулярно приезжал в Пенсильванию. Что еще важнее – Лочино был уверен, что тот захочет увеличить объемы продаж.
Это были именно те новости, которые Секретная служба надеялась услышать. Случайное упоминание Лочино о родном городе Боскарини было, с точки зрения Флинна, обрывком информации, исполненным смысла. Долгие годы неустанного наблюдения научили его тому, что Джузеппе Морелло всегда предпочитал полагаться на других корлеонцев, когда это было возможно. Тем не менее, для того чтобы хотя бы
У Флинна за плечами был опыт судебных процессов по подделке денег, и он знал, что любой адвокат, достойный своего гонорара, будет искать доказательства того, что переписка, представленная в качестве улики, является фальшивкой. Захватив с собой письмо Лочино, он направился к мэру Питтстона, а затем к начальнику местной полиции. Он попросил обоих сопроводить его в почтовое отделение, где они явились свидетелями того, как он зарегистрировал конверт, адресованный Боскарини, и отправил его в Нью-Йорк. Регистрация, как предположил Флинн, вынудит фальшивомонетчика явиться на почту, чтобы забрать свою корреспонденцию[84]. Это, в свою очередь, даст оперативникам шанс опознать его.
План сработал в точности так, как надеялся шеф. Агенты нью-йоркского бюро разместились в почтовом отделении, ближайшем к дому Боскарини, и опознали сицилийца, когда тот пришел забрать почту. Вооружившись подробным описанием подозреваемого, люди Флинна последовали за ним до дома и взяли его под наблюдение. На следующее утро их объект вышел из дома и направился обратно на почту. Там Боскарини купил специальный конверт, нацарапал адрес Лочино, приписал фальшивый обратный адрес и наклеил вверх ногами две марки стоимостью один цент каждая. Имея такое точное описание бандероли, Флинн без труда перехватил ее в почтовом отделении Питтстона на следующий же день. В ней оказались два образца банкнот Морелло: «двушка» и «пятерка». Теперь у шефа были доказательства, необходимые для ареста и осуждения Боскарини.
Флинн сообщил руководству в Вашингтоне о том, что расследование достигло критической точки. Захват Боскарини поставит Лочино под угрозу мести Мафии, а к этому шеф не был готов. Мало того, что он предал бы человека, которого пообещал защитить, так еще и арест дал бы очень мало и вынудил бы предводителей банды залечь на дно. У Флинна была идея получше. Вместо того чтобы инструктировать своих людей о поимке Боскарини, он дал Лочино тридцать пять долларов и отправил на Манхэттен своего осведомителя – явно довольного покупателя, желавшего приобрести контрафакта на сотню долларов. Лочино нашел своего поставщика на углу одной из улиц в Маленькой Италии и совершил требуемую сделку, передав Боскарини деньги Секретной службы в обмен на свежую партию подделок. Обмен прошел без сучка и задоринки. Сицилиец не знал, что Флинн пометил каждую подлинную банкноту, нанеся чернилами лишнюю точку между застежками на рубашке Авраама Линкольна[85]. Лочино повторял процедуру каждую неделю бо́льшую часть месяца. В сентябре у фальшивомонетчиков на руках было более сотни долларов в купюрах, помеченных шефом.
Флинну по-прежнему требовалось установить связь между Боскарини и его руководителями, истинными лидерами банды фальшивомонетчиков. Это была нелегкая задача. Человек из Корлеоне был осторожен, и дни скрытого наблюдения не дали полезных зацепок. Тем не менее Боскарини не мог вести свой бизнес бесконечно, не получая свежих подделок, и в один из дней ранней осени оперативник Секретной службы, приставленный следить за ним, сел в поезд на Гарлем. По приезде подозреваемый заспешил по оживленной улице и нырнул в дверной проем. Агент записал адрес: 97-я Ист-стрит, дом 233. Это место Флинн хорошо знал. Боскарини скрылся в старом продуктовом магазине Люпо – в том месте, которое теперь принадлежало и управлялось Морелло.
Шеф пребывал в уверенности, что фальшивомонетчики собираются именно здесь, но организовать наблюдение за магазином оказалось непросто. Морелло был настороже, а восточный Гарлем в 1909 году был более итальянским, чем Маленькая Италия шестью годами ранее. Агенты Флинна, говорившие по-английски, вряд ли могли рассчитывать, что останутся незамеченными, неделями околачиваясь на улицах, а малейшее подозрение погубило бы всю операцию. Решено было использовать Питера Рубано, который свободно говорил по-итальянски. Он снял комнату в доме через улицу. Новая база Секретной службы была достаточно неприметной, чтобы несколько агентов могли там вести наблюдение поочередно, оборудована всем необходимым, чтобы они могли делать это постоянно, и находилась достаточно высоко над уровнем улицы, чтобы скрыть агентов от глаз прохожих. Оттуда также открывался первоклассный вид на окна магазина Морелло через дорогу.