По правде говоря, причина, по которой детектив предпочел бы остаться дома, была более личной. В возрасте почти пятидесяти лет, после десятилетий холостой жизни и преданной службы полиции, в декабре 1907 года Петрозино женился. В последний день ноября 1908 года у него родилась дочь, его первенец. Отъезд в Италию означал бы, что ему придется надолго оставить жену и малышку.
Многие дивились женитьбе Петрозино, возможно, даже он сам. Среди коллег он был известен как убежденный холостяк, который отдавал все время работе с бесконечными сверхурочными, а редкие мгновения досуга посвящал музыке. Петрозино был заядлым любителем оперы, часто посещавшим партер и стоячие места в Метрополитен-опера в свободные от работы часы. Дома, в своей маленькой квартирке, он любил играть на скрипке. Осенью 1905 года в итальянском ресторане на Спринг-стрит его взгляд упал на дочь владельца. Ее звали Аделина Саулино, она была вдовой, и ей было тридцать семь лет, на девять меньше, чем детективу.
Ухаживание получилось долгим – оно было возможно только в те немногочисленные часы, в которые Петрозино мог оторваться от дел Итальянского отряда. Бо́льшую часть времени они проводили вместе в ресторане, под присмотром матери Аделины. Петрозино сделал предложение лишь через два года, и, в соответствии с семейными традициями, помолвка не была особенно романтичной. «Тебе, должно быть, тоже очень одиноко, – начал детектив желанный разговор. – Мы могли бы хорошо поладить».
Брак оказался счастливым, и Петрозино стал меньше времени проводить на работе и больше – дома, особенно после рождения первого ребенка. К февралю 1909 года его былой энтузиазм значительно поубавился. Он чувствовал усталость и удрученность. Он отслужил в Департаменте полиции Нью-Йорка почти три десятка лет – больше, чем любой другой офицер, и половину из них в качестве детектива, со всеми вытекающими отсюда переработками и опасностями. Ему исполнилось сорок девять лет, пенсия была не за горами, и мысль о том, что он окажется вдали от семьи, казалась ему невыносимой. Бингем сообщил, что путешествие в Италию и обратно через Геную, Рим и Палермо займет почти три месяца.
По словам верного сержанта Вакриса, пришедшего на пристань, чтобы помахать Петрозино рукой на прощанье, тот покидал Нью-Йорк «в прескверном настроении». Он знал, что идет на риск, отправляясь на Сицилию. «Берегитесь, босс, – вспоминал Вакрис о том, как предупреждал его. – Там везде Мафия».
Петрозино плыл с комфортом на лайнере «Дука ди Дженова», путешествуя первым классом с деньгами, выделенными из фонда секретной службы Бингема. Под своим именем делать это было опасно, да и конфиденциальный характер его поездки диктовал необходимость обзавестись ложной личностью. Петрозино взял псевдоним Симоне Веллетри. Предполагалось, что он еврейский бизнесмен. Он взял с собой два новеньких модных чемодана из желтой кожи и первые несколько дней путешествия провел в своей каюте, старательно избегая других пассажиров. Появившись в конце концов на палубе, он поведал интересующимся о том, что возвращается в Италию в поисках лекарства от расстройства пищеварения.
Осторожность Петрозино имела под собой основания. Он был слишком хорошо известен в итальянском сообществе и слишком узнаваем, чтобы остаться незамеченным на судне, заполненном жителями Нью-Йорка. На борту корабля, в одной из кают третьего класса, находился по меньшей мере один преступник, депортацию которого в Италию он организовал лично и который мог использовать шанс отомстить. Получилось так, что на «Дука ди Дженова» проблем не было, но как минимум один член экипажа – Карло Лонгобарди, судовой казначей, видевший его фотографии в газетах, – точно узнал Петрозино и обратился к нему с таким воодушевлением, что Петрозино, осмелев, раскрыл ему свою истинную личность. Он почувствовал себя раскованным до такой степени, что провел с новым знакомым несколько часов, потчуя его рассказами о самых известных делах. Свел Петрозино на борту и еще одно знакомство – с молодым человеком по имени Франческо Делли Бови, которого видели в обществе Петрозино так часто, что позже итальянская полиция проявила к нему особый интерес. Когда они узнали, что Делли Бови сошел на берег в Генуе и исчез – не нашли ни единого его следа, – было сделано предположение, что таинственный пассажир являлся тайным агентом, посланным, чтобы втереться в доверие к детективу.
Как бы то ни было, Петрозино сошел с «Дука ди Дженова», намереваясь завершить свою миссию как можно скорее. Он сел на первый же поезд до Рима, держа в руках листок бумаги, на котором его новый друг Лонгобарди перечислил рекомендуемые гостиницы, и тем же вечером прибыл в итальянскую столицу, зарегистрировался в отеле «Инглитерра» под другим вымышленным именем и на следующее утро встал пораньше, чтобы нанести визит в посольство США. Посол, Ллойд Гриском, уже получил телеграмму из Вашингтона относительно него и подготовил сопроводительные письма в Министерство внутренних дел и в местную полицию. Петрозино положил оба письма в свои желтые чемоданы вместе с материалами, что привез из Нью-Йорка: списком из двух тысяч итальянских преступников, на которых он хотел получить справки из полиции, и записями о нескольких возможных осведомителях в Палермо, – а также револьвером 38-го калибра.
В Риме лейтенант Петрозино явно чувствовал себя в большей безопасности, чем на борту «Дука ди Дженова». В городе он был простым прохожим, и, казалось, никто не мог узнать его или проявить какой-либо интерес к тому, чем занимается коренастый «бизнесмен». Он совершил официальный визит к начальнику полиции, запросив необходимые разрешения на продолжение миссии и добавив сопроводительные письма к властям Палермо к содержимому своих чемоданов. До конца пребывания в столице детектив старался сохранить анонимность. Планируя навестить дом своей семьи в Падуле, он предупредил брата, который по-прежнему жил там, чтобы тот «никому ни о чем не говорил, даже жене».
Петрозино был бы настроен значительно менее оптимистично, если бы знал, что его отсутствие уже заметили в Нью-Йорке, и еще менее – если бы знал, что газета американских итальянцев
Первая догадка о том, что его тайна раскрыта, посетила Петрозино на второй день его пребывания в итальянской столице. Когда он задержался на минуту около Пресс-клуба на Пьяцца-сан-Сильвестро, его приветствовали два репортера, которых он знал в Нью-Йорке. Заметно раздраженный тем, что его узнали, детектив упрашивал их не говорить никому, что он в городе. Репортеры согласились и даже предложили показать ему местные достопримечательности. Вскоре, однако, стало ясно, что Петрозино заметили не только они. В тот же день, когда лейтенант прогуливался по центру города, он увидел, что за ним наблюдает бедно одетый мужчина. «Я знаю его», – сказал детектив своим друзьям, но не мог вспомнить, где именно они встречались. Потом, когда мужчина скрылся, Петрозино применил свои полицейские навыки и последовал за ним на некотором расстоянии. Он проследил за незнакомцем до ближайшего почтового отделения и увидел, как тот пишет телеграмму. Когда мужчина подошел к прилавку, намереваясь ее отправить, детектив потихоньку, бочком придвинулся поближе и услышал достаточно, чтобы понять, что телеграмма отправляется на Сицилию.
Очевидно, надеясь сбить со следа тех, кто мог идти по его пятам, Петрозино решил не ехать в Палермо ни на одном из пассажирских судов, курсировавших вдоль итальянского побережья. Вместо этого он сел на поезд до Неаполя, а там уже заплатил шкиперу почтового судна, чтобы его взяли на борт. Ночью небольшой пароход отплыл на юг и на следующее утро прибыл на Сицилию. Детектив сошел на берег в тихом уголке в доках Палермо на рассвете 28 февраля. Он был убежден, что его прибытие прошло незамеченным.
Возможно, придя к выводу, что своих врагов он оставил позади, в Риме, Петрозино стал вновь уверен в себе. Он продолжал соблюдать базовые меры предосторожности, поселившись в гостинице под вымышленным именем и принимая чужие обличья для поездок за город, чтобы собрать требуемые справки из полиции. Однако он совершил ряд элементарных ошибок, из-за чего к нему смог бы подобраться целеустремленный противник. Он открыл счет под своим именем в «Банка Коммерчиале» в Палермо и сообщил свое настоящее имя официантам в «Кафе Орето», уютном местечке на Пьяцца-Марина, где ужинал с опасной регулярностью. После нескольких дней пребывания в итальянской столице он ощутил себя в безопасности настолько, что стал ходить по городу без револьвера, оставляя оружие в номере гостиницы в одном из своих чемоданов.
Действия детектива в последующие несколько дней наводят на мысль, что он всеми силами стремился закончить дела на Сицилии как можно скорее. Он работал многие часы, начиная с утра того самого дня, когда прибыл, и, нанеся краткий визит консулу Соединенных Штатов Уильяму Бишопу, провел почти весь рабочий день в здании суда Палермо. Следующие три недели он находился либо опять-таки в здании суда, либо в архивах отдаленных городов, вручную копируя сотни полицейских справок. По воскресеньям Петрозино оставался в гостинице и печатал на машинке свои заметки.
К концу первой недели марта у Петрозино накопилось более трех сотен справок из полиции со всей западной Сицилии, каждой из которых было достаточно, чтобы депортировать итальянского преступника из Нью-Йорка. Он также прошел долгий путь к выполнению своей второй миссии, потратив почти две тысячи лир из фонда секретной службы Бингема на то, чтобы построить на острове сеть осведомителей. Эта работа была особенно опасна, поскольку общаться приходилось в основном с преступниками. Некоторые почти наверняка были более склонны сообщить о появлении Петрозино своим друзьям в преступном мире, чем помогать ненавистной полиции, вне зависимости от того, какова была цена вопроса. А значит, присутствие детектива в столице Сицилии не могло долго оставаться в секрете.
Единственное, чего Петрозино не сделал, – а точнее, избегал делать в течение нескольких дней с момента своего прибытия – это не поставил в известность своих итальянских коллег о том, что находится в Палермо. Видимо, по какой-то причине он пришел к выводу, что не может доверять местным властям, и только 6 марта он наконец пришел навестить Бальдассаре Чеолу, комиссара полиции, и представить свои сопроводительные письма.
У Петрозино были причины опасаться, что карабинеры действовали заодно с местными мошенниками и мафиози. Во многих сицилийских городах между гангстерами и полицией долгие годы существовали договоренности к обоюдной выгоде. Однако Чеола был северянином, которого восемнадцать месяцев назад прислали в Палермо из Милана в надежде, что он не поддастся пороку коррупции, и сейчас он чувствовал себя обиженным как очевидными подозрениями Петрозино, так и проявлением дурного тона, выразившимся в том, что визитер не сообщил о себе ранее. Более того, Чеола оказался не в восторге от личной встречи с прославленным детективом. Комиссар, как и большинство высоких полицейских чинов Италии, был джентльменом: воспитанным, хорошо образованным и уверенно чувствовавшим себя в высших кругах общества. Петрозино же, невысокий, покрытый шрамами, с резкими манерами и нью-йоркским акцентом, производил отчетливо неблагоприятное впечатление. «Я сразу понял, – писал Чеола префекту Палермо, – что лейтенант Петрозино, к сожалению, не является чрезмерно образованным человеком». И разумным тоже не является, подумал Чеола. Когда он предложил услуги телохранителя, Петрозино категорически отказался.
Некоторое время казалось, будто детектив был прав относительно того, что его присутствие в Палермо оставалось нераскрытым и что слухи о его прибытии могут просочиться разве только через полицию. В течение следующей недели он вновь работал, не отвлекаясь, а в четверг, 11 марта, пришел к Бишопу и заявил, что его работа почти закончена и через несколько дней он уезжает в Нью-Йорк. Каждый раз, когда Петрозино покидал консульство, ему приходилось пробираться сквозь большую толпу сицилийцев, топтавшихся снаружи, как правило, в ожидании визы, и на этот раз его узнали. В очереди стояли двое преступников из Палермо. Одним из них был Эрнесто Милитано, молодой бандит, по описанию полиции – «безнадежный грабитель проституток», который был известен как обладатель «самой роскошной пары усов в Палермо». Другим был приятель Милитано Паоло Палаццотто. Палаццотто вернулся на Сицилию за неделю до того после нескольких лет пребывания в Соединенных Штатах. Он тоже был депортирован из Нью-Йорка Итальянским отрядом. Оба увидели детектива, и Палаццотто рванулся вперед с явным намерением вступить с ним в схватку. Милитано удержал его. Петрозино выбрался из толпы невредимым, взгромоздился на ожидавший экипаж и под цокот лошадиных копыт уехал прочь. Палаццотто пришлось довольствоваться громким криком, который услышала вся толпа: «Вот Петрозино, враг сицилийцев! Он приехал в Палермо, чтобы его убили!»
Если бы только Петрозино знал о том, что о его пребывании в столице хорошо известно не только Чеоле и полиции, но и целому ряду его врагов! Ответственность за это лежит на статье
У Люпо и Морелло были все основания желать Петрозино смерти (у Люпо, скорее всего, – из-за унизительного мордобоя), и оба сетовали на то, что на Манхэттене убить полицейского было практически невозможно. «Проклятый детектив! – Комито слышал, как однажды взорвался Люпо. – Этот дьявол охраняет себя слишком хорошо. Он ходит с заряженным револьвером в кармане, а рядом идут двое полицейских без своих синих пальто, зыркая на всех вокруг». В Палермо все было бы гораздо проще. У семьи в городе имелось много друзей, а у Петрозино – куда меньше средств защиты.