Шанс был слишком хорош, чтобы упустить его, и через несколько дней после отбытия детектива двое мафиози последовали за ним в Неаполь и Палермо. Их поездку оплатила семья Морелло. Оба путешествовали под псевдонимами. Их настоящими именами были Карло Костантино и Антонио Пассананти. Они работали управляющими в продуктовых магазинах Люпо. Возвратившись на родину, они объяснили, что приехали в Италию, чтобы уйти от давления кредиторов.
Костантино и Пассананти провели несколько дней со своими семьями. Затем они отправились в глубь Сицилии, чтобы найти человека, без которого их миссия была бы невозможна. В прошедшие годы он имел дело с Морелло в Нью-Йорке, а сейчас являлся самым могущественным мафиозо на острове. Его звали дон Вито Кашо Ферро.
Пятница выдалась пасмурной, собирался дождь, и Петрозино выехал из Палермо на ближайшем поезде. Он провел утро в здании суда в соседнем городке Кальтаниссетта, копируя там полицейские справки, в тот же день вернулся в столицу Сицилии и договорился о встрече с консулом, прежде чем удалиться в свой номер в гостинице, чтобы закончить работу. В какой-то момент он вытащил свою записную книжку, которую привез из Манхэттена и в которой содержались рукописные заметки о сицилийских преступниках. Взяв ручку, детектив добавил новое имя в конец списка. «Вито Кашо Ферро, – нацарапал он своим паучьим почерком, – родился в Самбука Дзабут, живет в Бизакуино, провинция Палермо, очень опасный преступник».
Что побудило его сделать эту заметку в тот день – интригующий вопрос, так и не нашедший ответа. Кашо Ферро не жил в Соединенных Штатах уже много лет – он бежал из Нью-Йорка на следующее утро после бочкового убийства, единственный из банды Морелло, который так поступил. Уехав из Манхэттена в Новый Орлеан, он возвратился на Сицилию в 1904 году и неуклонно обретал там все бо́льшую власть. Вероятно, детективу Петрозино сообщил его имя кто-то из осведомителей, но когда и по какой причине – неизвестно. Как выяснилось, добавление имени Кашо Ферро в записную книжку полицейского именно в этот день имело особую важность.
Петрозино до вечера оставался в своем номере. Когда стемнело, около 18:00, над Палермо разразилась сильная гроза, обрушившаяся на камни Пьяцца-Марина проливным дождем. Ливень продолжался полтора часа, и к тому времени, когда он прекратился, в 19:30, большинство жителей города сидели по домам. Петрозино схватил зонт и пальто и поспешил в «Кафе Орето», чтобы поужинать. Площадь была пуста.
Мокрые улицы блестели, а тучи над головой были такими черными, что казалось, гроза разразится вновь. Петрозино не стал долго раздумывать над меню. Он занял свой обычный столик у стены, откуда мог следить за каждым, кто входил в кафе, и заказал пасту с томатным соусом, рыбу, жареный картофель и пол-литра вина на общую сумму 2,7 лиры.
По воспоминаниям официантов, детектив как раз приступил к сырной тарелке, когда в ресторан вошли двое мужчин; они торопливо огляделись и подошли к его столику. Беседа была короткой. Они даже не стали садиться, и через несколько мгновений Петрозино помахал им рукой на прощанье. Но как только они вышли из ресторана, Петрозино поднялся и пошел за ними. Он оставил три лиры за ужин и покинул ресторан, не дожидаясь сдачи.
В другие вечера, выйдя из кафе, детектив поворачивал налево, чтобы вернуться в гостиницу. Но в этот раз он перешел улицу и пошел прямо, огибая площадь Пьяцца-Марина и придерживаясь ограды вокруг Сада Гарибальди. Полиция, воссоздавшая его перемещения на следующий день, полагала, что он направлялся к месту встречи с незнакомцами из ресторана.
Он прошел ровно 220 ярдов, почти достигнув северо-западного угла площади. Было 20:50.
Три выстрела один за другим прогремели на Пьяцца-Марина. За ними, после небольшой паузы, раздался четвертый – скорее всего, он был контрольным. После дождя площадь была почти безлюдной; поблизости находилась лишь группа пассажиров, ожидавших трамвая. Только один из них, моряк по имени Альберто Карделла, оказался достаточно храбр, чтобы на скорую руку провести расследование. Карделла за несколько секунд пробежал тридцать ярдов[80] до угла Сада Гарибальди и успел увидеть, как приземистая фигура качнулась от ограды и рухнула на тротуар, и двое человек выбежали из тени, пересекли дорогу и растворились во внутреннем дворе Палаццо Партанна напротив. В близлежащие переулки выходило несколько ворот, и мгновением позже моряк услышал стук колес удалявшейся повозки. Почти сразу после этого огни, освещавшие площадь, внезапно стали мерцать и погасли. Кто-то перекрыл подачу газа, сделав невозможным эффективное преследование.
К тому времени, когда другой пассажир трамвая поспешил в ближайший магазин за свечами, прошла почти четверть часа, и к Карделле присоединился врач с его корабля. Доктор произвел лишь поверхностный осмотр; даже при свете свечей было видно, что человек, распростертый у ограды, был мертв. В Петрозино попали с близкого расстояния трижды: в плечо, щеку и горло. Третья рана оказалась смертельной. Он лежал рядом со своим зонтом, изо рта все еще текла кровь, а его котелок – давно ставший привычным зрелищем в Маленькой Италии – откатился к сточной канаве. В нескольких футах от него на тротуаре лежал тяжелый бельгийский револьвер. Он принадлежал одному из убийц, поскольку пистолет детектива по-прежнему находился в его чемодане в гостинице. Осмотрев карманы убитого, Карделла обнаружил полицейский значок, чековую книжку, записную книжку, некоторую сумму наличными и открытку без марки, адресованную жене Петрозино, текст которой заканчивался обращением: «Поцелуй для тебя и моей маленькой девочки, которая провела три месяца вдали от папы».
Первому полицейскому понадобилось пятнадцать минут, чтобы добраться до места преступления. Гораздо больше времени потребовалось комиссару Чеоле, спешно вызванному из ложи в театре, чтобы возглавить расследование.
Чеола знал, что убийство станет сенсацией. Петрозино был гражданином Соединенных Штатов, а до этого ни один полицейский США не погибал за пределами своей страны при исполнении служебных обязанностей. Американцы не могли не возмутиться происшедшим и не задаться вопросом, почему их соотечественник не получил должную охрану. Убийство явно было тщательно спланировано, о чем говорили ожидавший убийц экипаж и идеально рассчитанное по времени гашение огней на площади. Оставалась также загадка, почему убитый готов был последовать за двумя незнакомцами в ночной Палермо. По какой-то причине Петрозино доверял тем, кто убил его.
Люди Чеолы отыскали столько свидетелей событий на Пьяцца-Марина, сколько смогли, но без особого успеха. Никто не слышал почти ничего, только Карделла сообщил о том, что видел. Механик по имени Луиджи Скиллачи, чьей работой было смазывать детали трамвая на конечной остановке, сначала заявил, что знал людей, которые сбежали в Палаццо Партанна, – но к тому времени, когда он добрался до полицейского управления, передумал и теперь настаивал: «Я ничего не видел и ничего не слышал».
Возглавляемая Чеолой полиция Палермо действовала очень энергично. Они задержали сто сорок подозреваемых, в том числе Эрнесто Милитано и Паоло Палаццотто – мошенников, которых Петрозино встретил у американского консульства. Оба они вызывали массу подозрений. Они присутствовали в «Кафе Орето» ранее тем же вечером, а Милитано еще и сбрил свои роскошные усы: «Потому что моей женщине больше нравится без них», – объяснил он. В конце концов Чеола и его люди решили, что убийство слишком хорошо спланировано и слишком чисто исполнено, чтобы быть делом рук мелких преступников. Шли дни, и служители закона все больше убеждались в том, что к убийству Петрозино приложила руку Мафия.
Самыми важными целями облавы, устроенной Чеолой, были сицилийцы, которых Петрозино помог депортировать из Соединенных Штатов. Одним из первых задержанных стал Карло Костантино. Носильщик, приехавший из родного города Костантино – Партинико, заявил, что он видел человека Морелло устроившимся на скамье на Пьяцца-Марина всего за несколько часов до того, как был застрелен Петрозино. Антонио Пассананти сидел рядом с ним, добавил свидетель. Он отчетливо помнил тех двоих, потому что до этого думал, что оба были в Америке. В рапорте полиции Партинико были и другие улики, достаточные для того, чтобы предъявить обвинение. Вито Кашо Ферро, как узнал Чеола, объявился в городе несколькими неделями ранее, расспрашивая о Костантино и его партнере и, очевидно, будучи осведомленным о том, что они должны были приехать из Нью-Йорка. Кроме того, всплыли не менее примечательные материалы – пара телеграмм, которые отправил и получил Костантино. Первая, адресованная «Джузеппе Морелло, Нью-Йорк», была отправлена на следующий день после того, как мафиози прибыли на Сицилию, и настолько отличалась от других – видимо, своей шифровкой, – что почтовый служащий в Партинико отправил копию местному главе общественной безопасности. Послание гласило: «Я Ло Байдо работаю Фонтана». Столь же загадочный ответ Морелло был найден в кармане Костантино. В телеграмме было написано: «Зачем ему отрезать усы?»
Среди ста сорока подозреваемых, задержанных Чеолой, не было только Антонио Пассананти и Кашо Ферро. Оба исчезли из своих обычных мест обитания в день убийства, и полиция не могла их найти.
Как только поползли слухи об убийстве Петрозино, сицилийские власти оказались завалены письмами и телефонными звонками, предлагавшими версии, советы и информацию. Письма тысячами приходили со всей Италии и из Соединенных Штатов. Однако, хотя Чеола заставлял своих людей просматривать каждую страницу, серьезно он отнесся только к трем посланиям. Все пришли из Нью-Йорка. Два из них были, очевидно, написаны одним человеком – тем, кто обладал исключительно точными знаниями о внутренних делах банды Морелло. Третье письмо, промаркированное в Бруклине, являло собой образец сицилийского диалекта, но, вероятно, было составлено человеком, родившимся в Нью-Йорке. Все три сообщения были анонимными.
Ни одно из писем не было законченным, но, прочитав их все, можно воссоздать картину произошедшего. Согласно первому письму, отправленному из Нью-Йорка 13 марта, всего через несколько часов после того, как новости об убийстве Петрозино достигли Манхэттена, приказ о расправе отдали Морелло, Люпо, братья Терранова, Джузеппе Фонтана и трое или четверо других мафиози, которые объединились, чтобы отправить пару агентов в Палермо. Второе послание, отправленное двумя днями позже, сообщало имена еще нескольких членов семьи Морелло и объясняло, что детальное планирование убийства было поручено Кашо Ферро. Третье письмо было единственным, в котором упоминались Костантино и Пассананти. Согласно этому письму, двое партиниканцев являлись непосредственными исполнителями убийства Петрозино.
Чеола включил все три письма в отчет, который готовил для Уголовного суда в сицилийской столице. Они заслуживают того, чтобы к ним отнеслись серьезно, заявил он, в значительной степени потому, что содержат информацию, которая известна полиции, но никогда не появлялась в газетах. Особенно это касалось причастности Костантино и Пассананти, а также того факта, что эти двое приплыли из Нью-Йорка в Палермо. Был ясен и мотив убийства: если не депортация в Италию, которой опасался Морелло (именно так полагал Чеола), то уж точно угроза со стороны Петрозино для криминальной деятельности его семьи. Причастность Кашо Ферро также имела немалый смысл, учитывая влияние босса на Сицилии, – тем более когда через три недели дон Вито был наконец арестован, как только сошел с поезда на станции Бизакуино. Полицейский обыск в его доме выявил несколько весомых фрагментов информации, в том числе фотографию, сделанную в Нью-Йорке, на которой были изображены Кашо Ферро с Морелло, его женой Линой и Джузеппе Фонтаной.