Книги

Первая семья. Джузеппе Морелло и зарождение американской мафии

22
18
20
22
24
26
28
30

Все подняли стаканы.

– Жаль, – добавил Люпо, – что это нужно сделать незаметно и нельзя сначала заставить его страдать так, как он сам заставлял страдать других. Но он так охраняет свою шкуру, что придется сделать все быстро.

Комито размышлял о том, что́ Чекала и дядя Винсент рассказывали ему о многочисленных ветвях безымянного общества, об их хвастовстве по поводу того, как им «удается начинать дело в одной части страны или мира, а заканчивать его так далеко, что подозрения не касаются» их вовсе, и о том, насколько они были уверены, что возмездие обрушится на головы их врагов.

Кем бы ни был этот Петрозино, подумал он, и что бы он ни делал в Италии, ему, очевидно, угрожала нешуточная опасность.

9. «Свежая петрушка!»

Днем 15 ноября 1908 года, примерно в то время, когда Антонио Комито садился на паром на Гудзоне до Хайленда, люди из Итальянского отряда лейтенанта Джозефа Петрозино совершили рейд на фабрику по производству бомб, принадлежавшую Черной руке и скрывавшуюся на заднем дворе одного из жилых домов в Маленькой Италии. Отряд произвел пять арестов и изъял в общей сложности девятнадцать отталкивающего вида бомб различной конструкции, каждая из которых была туго обвязана веревкой или бинтами и снабжена двенадцатидюймовым фитилем в качестве детонатора. Лейтенант заметил, что любое из этих смертоносных устройств «способно полностью разрушить дом». Тремя днями позже Петрозино снова появился в новостях, объявив о раскрытии тайны похищения в восточном Гарлеме. В течение следующих трех месяцев Итальянский отряд вызывался для расследования восьми взрывов и нескольких десятков угроз вымогательства Черной руки, а также бессчетного количества убийств в иммигрантских кварталах. По меньшей мере половина этих деяний считалась делом рук различных банд.

Год заканчивался так же, как и начался. Уровень преступности в Маленькой Италии повышался. Количество убийств и взрывов увеличивалось. Увеличивалось и количество угроз и писем Черной руки, о которых было сообщено в полицию, – но оно вряд ли отражало реальные масштабы вымогательства в итальянских кварталах, о чем было прекрасно известно членам отряда Петрозино. Попытки остановить эту волну ни к чему не привели. Джеймс Марч, американец итальянского происхождения, проживавший в Ист-Сайде, основал общество «Белая рука», состоявшее из респектабельных людей, готовых выступить против преступников, но оно развалилось всего за несколько месяцев, как и подобная организация в Чикаго. «Я пытался, – объяснял Марч, – создать среди итальянцев общество с целью предоставлять полиции информацию об итальянцах-шантажистах, но никто к нему не присоединился. Некоторые скорее будут платить шантажистам, тем самым поощряя мерзавцев, чем предоставят информацию против них».

Преступность в среде итальянцев приобретала деловые черты, становилась более организованной, более амбициозной. Когда Петрозино арестовал банду Черной руки, возглавляемую неким Франческо Сантори, он изъял бухгалтерские книги, со всей тщательностью заполненные подробными записями о подельниках преступников, а также именами и адресами итальянцев. плативших банде за защиту. «Список занимал четыре страницы, – писал детектив, – и показывал, что многие десятки сезонных рабочих, трудившихся в разных частях штата, платили кому-то суммы от одного до трех долларов в неделю». Совершенствование методов работы банд порождало всевозможные проблемы. Петрозино обнаружил, что в Маленькой Италии становилось все труднее использовать его старые способы ведения дел. Раньше было достаточно применить грубую маскировку и смешаться с постоянными посетителями в салунах определенного сорта. Теперь, куда бы он ни пошел, его быстро узнавали. Мошенники привлекали мальчишек и уличных торговцев, чтобы те предупреждали их, когда увидят детектива. Имя Петрозино на диалекте южной Италии означает «петрушка». И вот мелкие преступники, а за ними и закаленные гангстеры приучились навострять уши, когда между домами разносились крики торговцев: «У меня хорошая петрушка! Свежая петрушка!»

Столь же сложно решалась, по мнению детектива, проблема с вынесением обвинительных приговоров. Даже те немногие итальянские преступники, которых удалось-таки арестовать, обвинить и предать суду, в большинстве случаев избегали правосудия из-за того, что напуганные свидетели не давали против них показаний. Петрозино полагал, что единственным реальным решением было бы депортировать как можно больше нежелательных лиц в Италию и предотвратить въезд им подобных в Соединенные Штаты.

Петрозино призывал Нью-Йорк относиться к депортации как к действенному оружию в течение многих лет, начиная с 1905 года, когда магазин Вито Лядуки на Стентон-стрит был разнесен на куски бомбой Черной руки и люди из Итальянского отряда были доведены до крайнего раздражения из-за невозможности успешно завершить расследование. Преступность среди итальянцев превратилась в «эпидемию», – отмечал тогда детектив, и «единственным лекарством [была] депортация». Ему не составило бы труда отобрать тысячу итальянцев, которые заслуживали отправки домой. За три года оценка Петрозино изменилась: теперь депортации подлежали пять тысяч итальянцев с судимостями в родных городах, как сообщил он The New York Times. Что же касается предотвращения иммиграции, решение заключалось в том, чтобы убедить итальянское правительство разрешить нью-йоркской полиции иметь отделение на своей территории. Американские полицейские в Италии могли бы проверять удостоверения личности потенциальных иммигрантов и запрещать въезд в страну тем, у кого была судимость.

Конечно, вряд ли итальянское правительство допустило бы пребывание сил иностранной полиции на своей территории, и хотя иммиграционные законы в 1907 году были ужесточены – результатом чего явилось получение Петрозино списка из пятидесяти «отъявленных» преступников, которых разрешалось легально депортировать в Италию, – проблемы, с которыми столкнулся детектив, за несколько лет не уменьшились. Новое иммиграционное законодательство было сформулировано расплывчато, и почти половина тех, кого Петрозино пытался обвинить на его основании, были освобождены до того, как их удалось препроводить на пароход. Фактически единственным положительным изменением было назначение нового, более жесткого комиссара полиции на смену Уильяму Макэду. Теодор Бингем, принявший пост в 1906 году, стал первым главой Департамента полиции Нью-Йорка, который публично поддержал Петрозино и поклялся заняться проблемой преступности в Маленькой Италии.

Генерал Бингем – он отслужил в армейском Инженерном корпусе и прибыл в Нью-Йорк после длительного пребывания в Вашингтоне – был одним из наиболее активных и противоречивых комиссаров полиции за всю долгую историю Нью-Йорка. Обладавший резким и непреклонным характером, потерявший ногу в результате несчастного случая и имевший самые строгие взгляды на проблему этнической преступности, генерал в скором времени навлек на себя возмущение из-за статьи, в которой утверждалось, что 85 процентов нью-йоркских преступников были «экзотического происхождения»: более половины из них евреи и одна пятая – итальянцы. Последние, по убежденному мнению Бингема, являли собой «сборище отчаянных негодяев, бывших заключенных и рецидивистов». Эта точка зрения вызвала такое негодование, что комиссар был вынужден принести публичные извинения. Однако Бингем сдержал обещания, данные Петрозино. Он был готов предоставить ресурсы, необходимые для того, чтобы отсечь корни итальянской преступности.

Вскоре после того, как Бингем вступил в новую должность, Петрозино было предложено изложить свои взгляды в отчете. Его рекомендации оказались всеобъемлющими и почти полностью непрактичными. Детектив хотел, чтобы было принято постановление, запрещающее проживать в одной квартире более чем одной семье: это должно было уменьшить перенаселенность Маленькой Италии и «расколоть банды». Он также предлагал запретить торговые тележки, «потому что они используются для транспортировки бомб», и учредить более строгий контроль за продажей взрывчатых веществ итальянцам. Прежде всего, утверждал Петрозино, уголовное право в целом должно быть более суровым, «более итальянским», поскольку действующее законодательство, закреплявшее права отдельной личности, воодушевляло сицилийцев и неаполитанцев, которые к этому не привыкли, «давать волю своим самым низким инстинктам». Он добавил, что лучше всего начать с ужесточения существующих правил депортации, а затем призвать итальянское правительство «прислать нам досье на каждого преступника, переехавшего в Америку».

Это был примечательный документ, отражавший скорее многолетнюю безысходность Петрозино, чем практическую политику. У большинства этих рекомендаций отсутствовали шансы когда-либо воплотиться в жизнь. В конце концов, Бингем не имел власти над законами Соединенных Штатов. Фактически без особых трудностей можно было выполнить лишь одну рекомендацию – приложить больше усилий для получения копий итальянских справок из итальянской полиции: эти справки представляли собой документы с подробным описанием судимостей людей, изыскивавших возможность эмигрировать в Соединенные Штаты, – и, соответственно, указывали, кому следует запретить въезд в страну.

С этого Бингем и решил начать.

Новости 20 февраля 1909 года принес не кто иной, как Herald.

Нью-йоркская газета сообщила, что Теодор Бингем проанализировал ситуацию в Маленькой Италии и распорядился принять радикальные меры. Дальнейшего расширения Итальянского отряда не будет, как не будет и изменений в существующих правилах. Вместо этого создавался новый отряд, «секретная служба» Департамента полиции, и Петрозино назначался его главой. Лейтенанту выделили четырнадцать человек и наказали использовать их для «сокрушения Черной руки и анархистов города» – вымогателей, а равно и политических радикалов, готовых для достижения своих целей пустить в дело бомбы. Однако на этом дело не кончилось, поскольку подразделение Секретной службы должно было иметь более широкую юрисдикцию, чем Итальянский отряд. Бингем оставил за собой право использовать Петрозино и его людей «для любых целей, которые [он] сочтет подходящими»: это, как отметила Herald в пронизанном тревогой отступлении, означало (по крайней мере, в теории), что «теперь у Нью-Йорка есть секретная полиция, как в Париже и других европейских столицах».

На тот момент подразделение Секретной службы должно было заниматься итальянской преступностью и работать тайно. За исключением Петрозино, имена его офицеров не были известны, и его люди не были подотчетны Департаменту полиции Нью-Йорка. Петрозино отвечал непосредственно перед комиссаром. Бингем получил тридцать тысяч долларов в рамках частного финансирования – почти наверняка от тех же богатых итальянцев, которые пытались создать общество «Белая рука», чтобы противостоять преступности, и потерпели неудачу. Этих средств было достаточно, чтобы новая команда работала как минимум год без необходимости отчитываться перед членами городского управления или перед кем-либо еще о том, на что идут деньги.

Что́ именно убедило Петрозино согласиться на перевод в подразделение Секретной службы, неизвестно. Возможно, это было обещание комиссара, что новый отряд будет лучше оснащен для борьбы с итальянской преступностью и что кого-то отправят в Европу для получения долгожданных справок из полиции. Если это действительно было так, то масштабные планы оказались сильнее ничем не подкрепленного энтузиазма лейтенанта. Бингем хотел, чтобы в Италию поехал сам Петрозино.

Возвращение на родину в качестве важного эмиссара почти через сорок лет после прибытия в Соединенные Штаты должно было показаться детективу привлекательным. Эта поездка могла стать прорывом в его карьере, а также возможностью восстановить силы после непрерывной и изнурительной работы на Манхэттене. Но несмотря на все эти соображения, такое предложение не было для него желанным. Для подобной миссии нужен был дипломат, способный установить дружественные отношения с итальянской полицией, а Петрозино определенно не являлся таким человеком. Кроме того, это было опасно. Человек Бингема прекрасно знал, что множество его бывших противников находится в Италии, на Сицилии в особенности, и многие будут только рады возобновить знакомство со старым врагом на родной земле.