Падение

Одно беспрецедентное событие, возможно, на два-три месяца ускорило падение Ежова и четко обозначило начало этого падения, неизбежность которого Николай Иванович, наконец, начал осознавать. 13 июня сбежал к японцам начальник Дальневосточного управления внутренних дел Г.С. Люшков, не без оснований опасавшийся ареста. Ежов понял, что скоро настанет его черед. В письме-исповеди Сталину уже после смещения Николай Иванович писал: «Решающим был момент бегства Люшкова. Я буквально сходил с ума. Вызвал Фриновского и предложил вместе поехать докладывать Вам. Один был не в силах. Тогда же Фриновскому я сказал, ну теперь нас крепко накажут.

Это был настолько очевидный и большой провал разведки, что за такие дела естественно по головке не гладят. Это одновременно говорило и о том, что в аппарате НКВД продолжают сидеть предатели. Я понимал, что у Вас должно создаться настороженное отношение к работе НКВД. Оно так и было. Я это чувствовал все время. Естественно, что это еще больше ухудшало настроения. Иногда я стал выпивать. На этой почве появилась ртуть (возможно, Ежов принимал какие-то содержащие ртуть препараты, борясь с похмельем или с расстройством желудка. – Б.С.). Это еще хуже сказалось на физическом состоянии.

Вместо того, чтобы пойти к Вам и по честному рассказать все, по-большевистски поставить вопрос, что работать не в состоянии, что нужна помощь, я опять отмалчивался, а дело от этого страдало»[249].

Люшков так и не был пойман чекистами. Скорее всего, после капитуляции Японии во Второй мировой войне он был передан японской разведкой американцам и умер после войны в Америке. Перед этим в Маньчжурии была организована операция прикрытия, в ходе которой офицеры японской разведки, попавшие в результате капитуляции в советский плен, поведали следователям СМЕРШ историю, как они якобы застрелили Люшкова в последние дни войны[250].

17 июня 1938 года Политбюро командировало Фриновского на Дальний Восток вместе с начальником Главного политического управления Красной Армии Львом Мехлисом. Они получили широкие полномочия разобраться в подробностях побега Люшкова и провести широкомасштабные аресты. 22 октября, после провальной кампании у озера Хасан, Блюхер был арестован. Фриновский вернулся в Москву после 22 августа, когда Берию уже назначили первым заместителем Ежова.

Фриновский после ареста показал, что летом 1937 года из НКВД Грузинской ССР прислали показания Т.И. Лордкипанидзе о принадлежности Люшкова к «заговорщикам Ягоды», о том же сказал на допросе и сам Ягода. Ежов скрыл эти улики от ЦК и назначил Люшкова главой Дальневосточного НКВД и поручил Фриновскому еще раз допросить Ягоду, чтобы выгородить Люшкова. Ягода показал, что Люшков в заговоре не участвовал[251].

Случай с Люшковым послужил предлогом для назначения в августе Берии первым заместителем наркома внутренних дел. В том же письме Сталину Ежов признавался: «Переживал и назначение т. Берия. Видел в этом элемент недоверия к себе, однако, думал всё пройдет. Искренне считал и считаю его крупным работником, я полагал, что он может занять пост наркома. Думал, что его назначение – подготовка моего освобождения»[252].

После своего ареста Ежов показал, что в июле 1938 года Сталин и Молотов стали интересоваться его подозрительными связями с Ф.М. Конаром. Позднее Ежов признался на следствии: «Я почувствовал к себе недоверие Сталина. Он несколько раз ставил передо мной вопрос о моих связях с Конаром»[253].

А когда 14 июля 1938 года резидент НКВД в Испании Александр Орлов был вызван на встречу в Антверпен, но на встречу не прибыл и исчез, Ежов не сразу доложил об этом Сталину, опасаясь, что бегство Орлова потом тоже поставят ему в вину. Николай Иванович чувствовал, что генсек догадался, что именно он предупредил Люшкова об опасности.

В начале августа глава НКВД Украины А.И. Успенский прибыл в Москву на сессию Верховного Совета. Как он потом показал на следствии, начальник секретариата НКВД И.И. Шапиро с тревогой сообщил ему, что «у Ежова большие неприятности, так как ему в ЦК не доверяют». И он слышал, что в заместители к «Ежову придет человек, которого надо бояться» (очевидно, вопрос о назначении Берии был решен еще в июле). Его имени Шапиро не назвал и еще заявил, что «нужно заметать следы» – в течение следующих пяти дней расстрелять тысячу человек. Когда Успенский вместе с начальником УНКВД по Ленинградской области М.И. Литвиным встретились с Ежовым у него на даче, Николай Иванович подтвердил: «Нужно прятать концы в воду. Нужно в ускоренном порядке закончить все следственные дела, чтобы нельзя было разобраться». Во время застолья Ежов выглядел подавленным. За рюмкой водки он мрачно заметил: «Мы свое дело сделали и теперь больше не нужны. И слишком много знаем. От нас будут избавляться как от ненужных свидетелей». А Литвин добавил, что «если нам не удастся выпутаться, то придется… уходить из жизни. Если не удастся все скрыть, придется перестреляться. Если я увижу, что дела плохи – застрелюсь». Свое обещание Михаил Иосифович сдержал и 12 ноября 1938 года застрелился у себя на квартире, за час до отправления поезда, на котором должен был ехать по вызову в Москву, где, как он понимал, его арестуют. Самому же Успенскому, как он показал позднее, именно в тот момент пришла в голову мысль о побеге[254]. В июне – июле 1938 года началось падение Ежова, но он сам еще не догадывался, что обречен, тешил себя надеждами, что в крайнем случае все ограничится его переводом в другой, менее ответственный наркомат.

14 ноября 1938 года перешёл на нелегальное положение, инсценировав самоубийство, нарком внутренних дел Украины А.И. Успенский. Сталин подозревал, что Ежов предупредил его о предстоящем аресте. Разыскали Александра Ивановича уже при Берии, в апреле 39-го, а расстреляли на неделю раньше, чем Ежова.

26 и 29 августа 1938 года Ежов поспешно расстрелял большую партию заключенных, в которую входило много чекистов (они могли дать против него показания). Еще в начале августа Сталин выдвинул кандидатуру Фриновского на пост наркома Военно-морского Флота, хотя Михаил Петрович в морском деле ничего не смыслил, и не позволил Ежову назначить своего протеже Литвина вместо Фриновского.

Выдвиженцы Ежова из рядов партийных работников тоже чувствовали, как вокруг них сжимается кольцо. 12 ноября 1938 года застрелился Михаил Иосифович Литвин, сменивший Заковского во главе Управления НКВД по Ленинградской области. Он был замечен Ежовым ещё в Казахстане, где возглавлял местные профсоюзы, а затем взят Николаем Ивановичем в орграспредотдел ЦК ВКП(б). С приходом Ежова Литвин возглавил отдел кадров НКВД, затем, в мае 37-го, – секретно-политический отдел. Но уже в январе 38-го его перемещают из центрального аппарата в Ленинград. Это был первый, ещё очень неявный, признак грядущей опалы Ежова. Его людей убирали с ключевых позиций в центре. После окончания последнего открытого политического процесса – над «правотроцкистским блоком» – Ежов Сталину был больше не нужен. Крупных деятелей оппозиции на воле больше не осталось, а из тех, кто был арестован, никто больше не подходил для показательных процессов. Дальше ещё несколько месяцев должно было уйти на завершение изъятия на местах последних «антисоветских элементов», а потом чистку надо было постепенно сворачивать.

Выпал из обоймы и другой выдвиженец Ежова, Семён Борисович Жуковский, взятый на чекистскую работу из Комиссии партийного контроля. Он возглавлял Административно-хозяйственное управление НКВД, а в начале 1938 года стал заместителем наркома. 3 октября Семёна Борисовича внезапно сняли с высокого поста и назначили начальником Риддерского полиметаллического комбината. Но выехать к новому месту работы он так и не успел – 23 октября его арестовали.

22 августа 1938 года первым заместителем наркома внутренних дел стал бывший первый секретарь ЦК КП(б) Грузии Лаврентий Берия. Заранее узнав об этом назначении, Ежов начал собирать компромат на Берию, который хранил в своем личном архиве. Среди компрометирующих Берию бумаг были, в частности, доклад В.П. Черепневой от 26 марта 1938 года о положении дел в Грузинской партийной организации, самоуправстве Берии, Деканозова и других, о преследованиях с их стороны ряда членов партии, а также доклад директора павильона субтропических культур на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке М.Ф. Сафонова о стиле и методах руководства Берии, Деканозова и других приближенных к Лаврентию Павловичу лиц[255]. По распоряжению Ежова начальник 4-го отдела 1-го управления НКВД А.С. Журбенко 1 июля 1938 года затребовал из ЦГАОР (ныне ГАРФ) ряд дел из фонда меньшевистского правительства Грузии, где мог упоминаться Берия «как агент контрразведки» меньшевиков[256].

Похоже, Николай Иванович наивно надеялся, что, представив компромат на Берию, можно убедить Сталина не назначать Лаврентия Павловича в НКВД. Собирая такого рода компромат, Ежов мог добиться лишь того, что Иосиф Виссарионович еще более утвердился в необходимости физической ликвидации своего «стального наркома».