Теоретически количество протоколов должно было строго соответствовать числу собраний. Однако анализ ряда протоколов дает основания предполагать, что документы составлялись, но собраний не проводилось. Например, в совхозе «Борьба» Глазатовского сельсовета Кирилловского района вопрос «о взаимодействии партийной организации с совхозным комсомолом» обсуждался в 1965 году дважды, 21 марта и 9 июля. Тексты протоколов, вплоть до реплик выступавших, были идентичными, что позволяет предположить, что один протокол был списан с другого[838]. Учитывая, что в среднем вопрос о контроле партячейки КПСС за комсомолом рассматривался не чаще одного раза в год, можно предположить, что второе собрание на ту же самую тему было вызвано не столько необходимостью обсуждения, сколько нуждами партийной отчетности. Партсобрания в совхозах должны были проводиться ежемесячно, и отсутствие протоколов свидетельствовало о нарушении партийной дисциплины. Написанный протокол позволял скрыть от райкома тот факт, что парторганизация колхоза, скорее всего, в этот месяц не собиралась.
Вероятно, частая отправка представителей райкома на партсобрания совхозов в 1970‐е годы в числе прочего должна была гарантировать, что сельские коммунисты на собрания действительно собираются, а не только пишут протоколы[839].
Характер обсуждаемых на партсобраниях проблем был разнообразен, хотя и четко структурирован партийными предписаниями. В колхозе «Борьба» 3 июля 1967 года список вопросов включал: обсуждение итогов VI Пленума обкома КПСС «О мерах по усилению коммунистического воспитания трудящихся»; состояние дел в животноводстве; ознакомление с закрытым письмом ЦК КПСС по докладу т. Брежнева Л. И. на июньском (1967) Пленуме ЦК КПСС; политику СССР в связи с агрессией Израиля на Ближнем Востоке[840]. В колхозе «Красное знамя» 24 июня 1964 года коммунисты обсуждали «массово-политическую работу среди животноводов» и заметку из газеты «Новая жизнь» Кирилловского района «Не пашут, не сеют, а празднуют», где критиковалось пьянство среди механизаторов хозяйства[841].
Форма документа, с помощью которой секретари райкомов КПСС анализировали повестки собраний низовых организаций своего района, проливала свет на запросы партии к повесткам низовых организаций. В 1971 году она предполагала следующие разделы. «Вопросы организационно-партийной работы» был самым большим и насчитывал двадцать две темы, включая обсуждение постановлений и съездов, партийную дисциплину, руководство комсомолом и т. д. Раздел «Идеологическая работа» посвящался военно-патриотическому воспитанию, организации досуга, партийной учебе и еще семнадцати темам. Раздел «Соцсоревнования» был лаконичен и посвящался руководству соцсоревнованими. «Руководство промышленностью, строительством, транспортом и связью» состояло из пяти тем и включало обсуждение планов социального развития, эффективность производства, вопросы оплаты и организации труда. «Руководство сельским хозяйством» обсуждалось разнообразнее, в тринадцати темах, и подробно рассматривало отдельные виды сельскохозяйственного производства: животноводство, семеноводство, агротехнику, а также весь спектр управления совхозами и колхозами. Наконец, в разделе «Вопросы административного характера» предполагалось обсуждать работу народных дружин, товарищеских судов, органов здравоохранения, торговли и общественного питания[842].
Коммунисты, готовившие партийное собрание в низовой партийной организации, обязаны были руководствоваться этими предписаниями и выбрать для разбора одну или две темы из предложенного списка. Выбор обычно производился заранее, для чего секретари парторганизации составляли годовые планы работы партийной организации с указанием предположительных тем для обсуждения[843]. Протокол партийного собрания составлялся секретарем или членом бюро партийной организации, заверялся подписью председателя и отправлялся в районный комитет КПСС, где просматривался членом райкома перед отправкой в архив.
Таким образом, протоколы являлись весьма распространенным жанром советской отчетной документации 1960–1970‐х годов, призванным легитимировать решения вышестоящих партийных органов и подтвердить законность принятия тех или иных партийных решений, касавшихся дисциплины членов организации или отдельных положений, сформулированных в решениях и постановлениях собрания.
Закономерности в презентации работы партийной организации колхоза, совхоза или леспромхоза проявлялись на уровне оформления протоколов. Условно текст протокола партийного собрания можно разделить на несколько частей, каждая из которых выполняла свою функцию. Вводная часть или «шапка» документа служила указанием на общую информацию, помогающую читателю сориентироваться во времени проведения встречи и ее месте в общей иерархии партийных событий. Вторая часть – доклады, вопросы и реплики – показывала, чтó и как собравшиеся обсуждают. Наконец, заключительная часть – постановления и решения – подводила итог встрече. Значение каждой из указанных частей в общем тексте протокола со временем менялось. Если первоначально главный смысл обсуждения виделся в решении собрания, то в 1960–1970‐е годы доклады и их обсуждения приобретали первостепенное значение. Именно в ходе этих процедур оттачивался метод описания повседневности.
Доклады на сельских партсобраниях 1960–1970‐х годов делали представители районной партийной организации, коммунисты, входившие в парторганизацию совхоза или колхоза (чаще всего секретари и парторги), а также приглашенные для рассказа о делах «специалисты»: агрономы, зоотехники, механизаторы, заведующие клубом и комсомольцы.
Представители райкомов обычно знакомили собравшихся с решениями и постановлениями высшего партийного руководства, объясняя смысл и значение принятых мер для конкретного района или хозяйства. Доклады секретарей партийной организации чаще всего рассказывали о деятельности бюро и достижениях партячейки за отчетный период. Выступления директоров и специалистов знакомили слушателей с работой отдельных подразделений производства или работой совхоза или колхоза в целом. В любом случае доклад был обязательным элементом партийного собрания. Он вводил в суть дела и задавал направление дискуссии. Стенографирование доклада не входило в обязанности секретаря, ведущего протокол собрания. Поэтому в большинстве случаев в протоколе лишь указывалась фамилия выступающего и называлась тема выступления. Однако иногда прилагался краткий конспект.
Например, доклад секретаря партийной организации совхоза «Воробьевский» на собрании 8 сентября 1971 года, посвященный отчету партбюро за год, был представлен следующим образом: «Товарищ Орехова в своем докладе отмечает авангардную роль коммунистов на своих участках. Давались коммунистам партийные поручения. На каждом партсобрании первым вопросом была информация о выполнении решений предыдущего партсобрания. Слабо работает комсомольская организация нашего отделения. При нашей партийной организации работала школа политического просвещения, но не все коммунисты посещали занятия. Перед парт. организацией стоят задачи: вытеребить лен, подготовить скотопомещения, поднять зябь»[844]. Конспект доклада коммуниста Ореховой отражал типичность его структуры.
Обычно всякий доклад начинался со ссылки на решения ЦК КПСС и обсуждения текущей политики КПСС[845]. Затем речь шла о деятельности местной партийной организации и проведении в жизнь политики КПСС[846]. Характеристика партячейки, как правило, давалась по всем направлениям ее работы – оргмассовой, административной, внутрипартийной, идеологической. Структура описания была следующей. В начале каждого раздела рассказывалось об успехах организации в выполнении плана по тем или иным направлениям. Там приводились не только достижения внутрипартийной работы – организованная партучеба, плановость, контроль за партийной дисциплиной, – но и показатели хозяйственной деятельности предприятия[847]. В отчетах говорилось о том, чтó нового и передового появилось в методах управления, администрировании и в целом в развитии хозяйства[848]. Часто успехи в той или иной отрасли производства иллюстрировались личными достижениями отдельных работников – доярок, механизаторов, садоводов[849]. Сразу после описания успехов шли «отдельные недостатки», в эту категорию записывались все негативные явления в жизни хозяйства: невыполненный план, низкая трудовая дисциплина и прогулы партсобраний[850].
Заканчивался доклад постановкой конкретных задач перед партийной организацией или всем коллективом, призывом коммунистов включиться в борьбу за выполнение постановлений и заверением в успехах, которые в скором времени будут достигнуты. Так, в докладе на собрании в совхозе «Плодовопитомнический» раздел «Наши задачи» был выделен в самостоятельный. В нем говорилось о том, что «важнейшей задачей коммунистов и всего коллектива совхоза является безусловное выполнение государственных планов по производству и сдаче с/х продукции», для чего «надо организованно провести зимовку скота», «больше уделять внимания работе животноводов», «улучшить внутрипартийную работу», «регулярно проводить заседания партбюро», «давать партийные поручения», «устранять недостатки в идейно – политическом воспитании коммунистов», укреплять партийную дисциплину и «принять меры к улучшению организации соц. соревнования»[851].
По сути структура протокола собрания в целом повторяла структуру основного доклада, который должен был включать в себя рассказ обо всех сторонах жизни предприятия с выводом о позитивных изменениях, что подтверждает наблюдения о внутренней цикличности авторитетного дискурса. Майкл Урбан, посвятивший свое исследование анализу речей генеральных секретарей, видел закономерности в конструировании советских текстов. Он, в частности, отмечал замкнутую логическую структуру в речах генеральных секретарей[852]. В отличие от Урбана, Юрчак считал этот эффект не запланированным, но «мутировавшим» в результате «попыток большого количества людей, участвующих в производстве текстов на этом языке, сделать свой собственный субъективный авторский голос как можно менее заметным»[853]. Цикличность нарративов партийных протоколов – явление того же порядка: выступавшие коммунисты вставляли полный цикл объяснений о достоинствах и недостатках работы и в решения/постановления, и в доклады. При этом степень подробности объяснений могла варьироваться от случая к случаю, однако последовательность частей строго соблюдалась.
Доклад на партсобрании служил эталоном, на который ориентировались другие коммунисты. Поэтому способ представления материала, равно как и форма доклада, были призваны описать ее таким образом, чтобы, с одной стороны, внушить людям оптимизм и веру в правильный путь развития, указать на преимущества «социалистического хозяйствования», а с другой – рассказать о трудностях, с которыми сталкиваются руководители, и назвать недостатки. Сделать это следовало так, чтобы недостатки не «затмили» собой успехов в общей картине мира. В этом смысле доклады на партсобрании склонялись в большей мере к оптимистическим интерпретациям рабочей повседневности (как в романах соцреализма), даже если она не слишком к этому располагала. Настоящий коммунист должен был рассмотреть суть происходящих перемен (то есть прогресс и развитие в построении социализма) даже там, где его было не видно простым рабочим. Другими словами, «общую тенденцию» не следовало путать с «отдельными недостатками».
Выступление на партсобрании требовало определенных знаний и умений не только в подборе информации, но и в ее структурировании. В конце концов, раскритиковать доклад могли в любой момент и присутствовавшее на собрании районное руководство, и свои коммунисты, поэтому докладчик тщательно подбирал правильные факты и формулировки, аккуратно обходил «острые углы».
Доклад на собрании совхоза или леспромхоза не просто служил введением в суть заседания, но воспроизводил в миниатюре принцип публичной речи. Перечисление положительных и отрицательных сторон в деятельности партийной организации находило отражение в вопросах и репликах, в то время как формулируемые задачи в конце доклада напоминали решения и постановления. Более того, иногда эта структура дублировалась в решениях партсобраний, подводивших итоги партийных встреч. Таким образом, базовая структура повествования, встречаемая в разных вариациях и разных частях протоколов, являлась своего рода универсальным способом в публичном описании советской реальности.
В предыдущей части мы показали, что типичный протокол партийного заседания может быть рассмотрен как образец или модель «тотального взгляда» на повседневность. В этих протоколах все части докладов тематически (содержательно) вращаются вокруг заданной повесткой обсуждения темы собрания, диалектически освещая разные стороны вопроса. Иными словами, реплики и вопросы к докладам полностью отвечают заявленной теме, логично перетекая в постановления и решения.
Однако время от времени протоколы демонстрировали своего рода сбои в логике и последовательности обсуждений. В некоторых протоколах тематика обсуждаемого доклада уходила на второй план, ставя в центр внимания вопросы, волновавшие собравшихся коммунистов, но не вынесенные в повестку собрания. Так, например, на собрании 4 марта 1966 года в колхозе «Красное знамя» Мигачевскго сельсовета обсуждались два вопроса: проекты директив к XXIII съезду КПСС по пятому пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР и отчет о работе сельского клуба в 1965 году. Хотя первый вопрос касался общесоюзной повестки, коммунистов интересовали конкретные вопросы, касавшиеся жизни в совхозе. Они спрашивали: «Дадут ли трактор нашему колхозу в 1966 году?»[854] Похожим образом проходило собрание в совхозе «Борьба» в 1960 году. После доклада представителя Кирилловского райкома А. А. Батулиной, посвященного «итогам декабрьского пленума», коммунисты перевели разговор на показатели социалистических обязательств в своем колхозе и обсуждали, должны ли они брать завышенные обязательства, если точно уверены в их невыполнении[855].
Общий связный нарратив партийного собрания (и протокола), выстроенный вокруг заранее заданной тематики повестки дня, оказывается разорван дискуссией. Эта дискуссия, зачастую весьма критическая по отношению к докладу или совершенно доклада не касавшаяся, но запечатленная в протоколе в разделе реплик и комментариев к докладу, велась на тему, никак не связанную ни с заявленным докладом, ни с последующей резолюцией собрания. Подобный разрыв семантической структуры нарратива происходил, как правило, в пределах раздела «Вопросы и реплики». Решения и постановления собрания снова возвращались к заявленной докладчиком теме, игнорируя озвученные во время обсуждения доклада производственные проблемы. Хотя далеко не все протоколы включали в себя семантический разрыв, их частотность в общем корпусе документов была высокой, а противоречие заявленной и обсуждаемой тем, как правило, очень наглядным.
Можно заметить, что наличие семантического разрыва в протоколах находится в зависимости от повестки дня конкретного собрания и его характера. Чем более конкретными были вопросы обсуждения, тем меньше была вероятность его появления. На закрытых собраниях, где собирались только коммунисты, семантический разрыв также не наблюдался. Иным словами, он присутствовал в протоколах тех собраний, на которых собиралось значительное число людей, не вовлеченных напрямую в партийную работу. Происходило это только тогда, когда в качестве темы для обсуждения людям предлагались далекие от жизни вопросы.