Оказавшись на втором этаже, я свернул за угол, и понял, что оказался в тупике.

С одной стороны — магазин с шубами, и в нем суровая дама с выбеленной прической типа «много кудряшек». С другой — закрытая секция и рядом с ней секс-шоп «Перчик и вишенка»: названные плоды сельского хозяйства изображали на вывеске нечто откровенно неприличное, хотя и не совсем понятное.

В секс-шопе было полутемно, и я ринулся туда.

— Что вам угодно? — спросило выдвинувшееся из мрака существо неопределенного пола: подведенные черным глаза, огромный нос, субтильная фигура внутри балахона, которые сейчас носят и парни, и девчонки.

— Э… хм… ну… — Я обвел полки отчаянным взглядом.

Это был не просто секс-шоп.

Это был секс-шоп для тех, чьи вкусы очень специфичны, кто разбирается во всех пятидесяти оттенках серого. Плетки любых видов и разновидностей, наручники в розовом плюше и с шипами, рамы типа дыб, видимо, чтобы привязывать партнера, фаллоимитаторы от скромных до фантастически гигантских, видимо, чисто декоративных, еще какие-то штуки непонятного назначения.

— Наши товары самые лучшие, — продолжало зловеще вещать бесполое существо, — истинные ценители приезжают к нам со всей страны.

Я попытался изобразить не просто ценителя, но и знатока, то есть наморщил нос и насупил брови. А уши сообщили мне, что все ближе и ближе звучат тяжелый топот и грубые голоса, признаки того, что Щебутнов и его клевреты таки подбираются к моей ненаглядной персоне.

О, если они найдут меня здесь…

И тут я увидел маски: из кожи вроде той, что носил Ганнибал Лектор, из черного латекса, еще из какой-то дряни.

— О, вот это! Можно померить? — и не дожидаясь разрешения, я бросился к маскам.

Торопливо нацепил ту, что скрывала не только лицо, но и макушку, то есть на мне оказалось нечто типа половинки шлема. Другую взял в руку и повернулся, чтобы видеть — что происходит у входа в магазин, и внутри, и снаружи.

Из-за поворота вылетел Щебутнов, похожий на питекантропа, у которого сосед упер только что убитого мамонта.

— О, прекрасный выбор, — зашелестело существо, протягивая ко мне бескостные длинные руки с белыми пальцами. — Дает суровую анонимность в момент общего экстаза! Поэзия боли рыдает и поет в крови, когда существо с таким ликом терзает твою плоть…

Оно могло сочинять темы докладов для писательских конференций.

Я делал вид, что слушаю, кивал, и вроде бы даже разглядывал вторую маску, поворачивал ее так и сяк, ковырял пальчиком. Щебутнов вертел башкой, его взгляд подбирался все ближе, и мне оставалось надеяться, что он не запомнил, как я одет, и что ему в голову не придет, что я могу прятаться так, на виду!

Евграф увидел меня, глаза его стали размером с мячи для большого тенниса.

— Педики! Тьфу, срамота! — рявкнул он, сплюнул на пол, и был таков.

Я выдохнул с такой силой, что маску едва не сдуло у меня с физиономии.