— Пойдем! — Я схватил Вику за руку. — Быстрее! В номер!

— Э, куда так быстро? Я еще не созрела для секса?! — игриво воскликнула она.

— Какой секс! Муза! Осенила! Срочно надо писать, иначе все пропадет! Вдохновение!

Этому она поверила, через минуту мы были уже за дверями бара, и я очень надеялся, что Артем с Пашей нас не заметили. У дверей своего номера я обнял Вику, но очень целомудренно, по-братски, и тут же отступил.

— Это «Навуходоносор», — вымученно произнес я. — Если хочешь, заходи, но…

— Так ко мне еще никто не подкатывал, — сказала она. — Позвал в номер… и отфутболил. Ты сумел меня удивить, Лев. Пока.

И она ушла.

Я забился в номер, запер дверь на ключ и уселся перед ноутом в темноте, будто сыч. Вцепился в «Навуходоносора» всеми лапами и когтями, но тот вновь намертво застрял, словно буржуйский автомобиль посреди русской распутицы.

Я писал один вариант эпизода, стирал и писал заново, опять стирал и писал заново. Едва не плакал от бессилия и ловил себя на том, что смотрю на собственную койку, где днем сидела Вика: мне зверски, до икоты и чесотки ее не хватало.

Глупо влюбляться в деву красивую, не зная ее, увлекаться глазами яркими, фигурой стройной, ногами изящными, умом острым… Но разве не для того мы живем на этой земле, чтобы время от времени совершать ужасные глупости, и разве не состоит из них, по большому счету, вся жизнь?

***

На завтрак я, конечно, встал, но ценой чудовищного насилия над организмом.

— Только кофе спасет гиганта мысли, — сказал я Вике, когда мы встретились у дверей столовой. — Много кофе!

Она выглядела возмутительно бодрой — еще бы, спала наверняка всю ночь, пока я мучился с текстом!

В огромной столовой угрюмые полулюди, подобные мне, бродили по рядам, толпились у стоек со шведскостольной едой. Некоторые лица казались знакомыми по вчерашнему бару, но тельчат, к моей радости, не было… Может, они мне вообще пригрезились?

Первую чашку кофе я выпил залпом.

Глаза мои открылись, и я обнаружил, что Вика вовсю трудится над тарелкой овсянки, посыпанной ягодами и орехами. Уселись мы в уголочке, за колонной, чтобы оказаться подальше от народных масс, которые, конечно, соль земли, но пересол с утра вреден для здоровья.

— Я тоже такую хочу! — заявил я, и отправился за жратвой.

Успел цапнуть миску под кашу, и уже нацелился на половник, когда меня неожиданно взяли под локоток. Справа от меня оказался Паша — или Артем? — а слева Артем — или Паша? — с одинаковыми недобрыми ухмылками на бородатых, но все равно не взрослых харях.

— Лев Николаевич? — сказал один из тельчат. — Как мы рады видеть вас. Доброе утро.