Как и вчера, я заозирался в поисках телефона, но вспомнил, что сам себя его лишил. Осознав сей факт, испытал лишь вялое раздражение, хотя без связи провел уже невероятное количество времени — двое суток, трое… Или уже четверо?

— Я просмотрела список постояльцев. — Вика не так поняла мои колебания. — Пенсионеры, влюбленные парочки, семьи, одинокая девочка… Молодые особи мужского пола сегодня не вселялись, и уже не вселятся, похоже, слишком поздно.

Она ушла, а я подумал — не сесть ли за «Навуходоносора».

Но потом решил, что и правда стоит побродить немного — в темноте, под дождем, в лесу, подышать воздухом, освежить голову, чтобы без спешки переключиться, выпасть из одного материала, впасть в другой, из современной России перебраться в древний Вавилон, передвинуть точку сборки, как сказал бы духовный отец наркоманов и колдунов Кастанеда.

В холле внизу оказалось сумрачно, лишь горела подсветка аквариума в углу, мелькали внутри золотые и серебряные искры рыбок. Сам не зная зачем, я подошел и уставился на крохотный подводный мир — бурые, серые и черные камушки, ленты водорослей, ракушки и настоящий замок: из ворот торчит усатая морда сомика, слегка похожего на Тельцова.

За спиной раздались шаги, я вздрогнул и обернулся.

— Лев Николаевич? — спросила высокая крепкая девушка с книгой в руках. — Горький? Ведь это вы?

Любого писателя радует, когда его узнают на улице, особенно молодые привлекательные особы. Но сейчас я был слишком изнурен и напуган, чтобы радоваться по-настоящему, поэтому я лишь вымученно улыбнулся и кивнул.

— Ой, как мне повезло! — возликовала дева. — Смотрите, что у меня!

Она протянула книгу, и я увидел хорошо знакомую обложку: громадное закатное солнце рушится за город, и стоит на крыше небоскреба крылатая барышня.

— О, — глубокомысленно сказал я.

— Можно автограф? — спросила девушка, сверкнули ее белые ровные зубы. — Пожалуйста! Я всегда мечтала с вами познакомиться! Ой, меня зовут Тоня! Я вас читаю!

Ручки у меня не было, но у нее оказалась, и я накарябал что-то традиционно-бессмысленное, типа «прекрасной Антонине от прекрасного автора с благодарностью за прекрасное внимание».

— А можно с вами поговорить? — Девушка и не думала отставать. — Когда будет случай!

— Можно. Только я собираюсь гулять, — кивнул я в сторону стеклянных дверей, за которыми дождь поливал лес.

— А? Я не боюсь сырости! — И Тоня мужественно одернула кожаную куртку. — И зонтик! Вот! — Она воинственно помахала названным предметом.

И мы гуляли по темному пансионату, в шелестящем сыром мраке, и разговаривали. Точнее, я в основном молчал, у меня опять все слова были внутри, там, где я мучительно перестраивался с Бориса Борисовича и Кремля на берегу Москвы-реки на Навуходоносора и царский дворец рядом с большим зиккуратом на берегу Евфрата. А моя поклонница трещала за двоих, регулярно ойкала, вспоминала мои книги, какие-то мои посты в соцсетях — некоторые я не помнил, и вообще не был уверен, что такое писал, — цитировала меня на память.

Я должен был разомлеть и вскипеть от счастья, но я был напряжен, как тетива перед выстрелом.

— Лев Николаевич, вы ведь такой привлекательный мужчина! — воскликнула Тоня в какой-то момент, и тут уж я слетел с высот зиккурато-вавилонских, низвергнут оказался, точно денница, соблазнитель народов, прямиком в хладную пучину изумления.

— Как? — спросил я, вытаращившись на нее: может быть, ослышался.