— Да-да-да! — Она едва не захлопала в ладоши, словно маленькая девочка. — Автограф! Если бы я знала, что ты сегодня придешь, то обязательно принесла бы твою книгу! Кстати! Ты едешь на «Литературу свободы»?
Тут я отхлебнул эспрессо, чтобы развеять туман в голове.
Да, меня позвали на главную ежегодную конференцию в Подмосковье, которая вроде бы уже скоро, вот почти сейчас, хотя точные даты из башки у меня испарились. Ну ничего, организаторы выйдут на связь, ведь они еще не сообщили, что от меня надо и каким именно образом я буду там изображать великого писателя.
— Кстати! — воскликнула Илона, не дожидаясь ответа. — А ты не хочешь еще и к нам?
— Куда к вам?
— А на клуб к Денису Игоревичу. Паша и Артем… — Ага, вот как зовут ее спутников. — …тоже туда ходят. Нам очень нравится. Он такие умные вещи говорит… Закачаешься!
Денис Игоревич — это у нас Тельцов, плоть и тело современной русской литературы. Собирает он под десницей своей и шуйцей младых литераторов, в основном литераторок, конечно, и распускает перед ними павлиний хвост, токует, словно тетерев на древе, и занимается этим не первый год. Результат — настоящая маленькая секта «тельчат», когорта оболваненной фанатичной молодежи, готовая за своего кумира и в огонь и в воду.
Самое страшное было в том, что они не понимали: шансов вырасти и стать кем-то у них нет; над ними воздвиглись, заслонив солнце и свет, усы Тельцова, его хвастливая болтовня и ревнивый взгляд. Узрев талант, он уничтожал его с иезуитской хитростью, так что сама жертва не понимала, что случилось, она переставала сочинять, ей просто больше не хотелось, было стыдно и неудобно пробовать.
Зачем писать, если есть великие тексты достославного гуры, которые не переплюнуть?
Я и не знал, что Илона связалась с «тельчатами», пошла по этой скользкой дорожке… Что же, выпьем кофе за помин души ее творческой, мир праху доброты ее, искренности неподдельной, умения мыслить небанально, не по указке…
Понятно теперь, отчего несет она всякий бред о «патриархальной сущности мужчины». Тельцов зорко следит, чтобы повесточка отражалась как в его текстах, так и в сочинениях тех, с кем он работает, и не потому, что он такой уж сторонник феминизма или ЛГБТ или озабочен экологией. Нет. Просто это все хорошо «продается» в определенных кругах, а в другие круги — рая, или ада, тут уж как посмотреть — без повесточки наперевес вообще не пустят.
— А в сегодняшнем тексте мне понравилось тонкое отображение жизни современного города!
Услышав это, я напрягся, поскольку совершенно забыл, какой роман мы будем обсуждать. В прошлый раз была свежая Пряхина, в очередной раз выпрыгнувшая из юбки, чтобы показать любовь на фоне ужасов сталинского тоталитаризма, в позапрошлый — «Гнилые яблоки на снегу» Елисеева, розово-на-белый толстенный фолиант о становлении рынка в России… Сегодня кто?
Мы вошли в малый зал, и у меня от сердца отлегло: я увидел на столе знакомый томик.
«Дни хвостика», примитивный и кривой, но очень трогательный и жалостливый роман, написанный смазливым актером по фамилии Савельев, который нежданно-негаданно открыл в себе писателя. Я пару раз бывал в жюри детских литературных конкурсов, и вот там подобные тексты — норма, но никто их не издает и не превозносит.
Савельеву повезло больше, поскольку он оказался своим, из столичной культурной тусовки.
Ну а затем произошло то, что я называю «эффектом лома»: книгу по каким-то причинам — не обязательно за деньги, хотя бывает и такое — хвалит кто-то из литературных ЛОМов, лидеров общественного мнения, та же Шапоклякович, и после этого творение начинают превозносить все подряд, даже те, кто не прочитал ни одной страницы, ведь надо же показать, что ты в тренде, интеллектуал, не тупня подзаборная, и знаешь современную литературу. В результате Савельев очутился на третьем месте «Громадной книги», взял какую-то премию попроще и был назначен «явлением».
Мне, как «будущему русской словесности», пришлось с его произведением ознакомиться, и я даже дочитал до конца, ни разу не проблевавшись, но это лишь благодаря невероятной силе воли.
— А тебе что у него понравилось? — спросила Илона, которой неожиданно понадобился не просто молчаливый собеседник, а ответ.
Увы, я не мог сказать, что меня восхитила тупая наивность автора, решившего, что писать от лица кота — это оригинально, что никто так никогда не делал, а также его хроническое неумение строить предложения и употреблять слова правильно.