— Личная жизнь — не мое дело, это правда, — сказала она. — Но работа — мое. Долг, который висит на тебе, еще и мой. Ты должен сдать текст вовремя, и я сделаю все, чтобы ты его сдал, и не усложняй мне жизнь.

— Да сдам я, сдам! Успокойся! Только не трогай меня сейчас! — выпалил я уже без прежнего бешенства.

Остаток пути до моего дома мы молчали, и я чувствовал, как кипит от гнева Вика. Моя собственная душа саднила, как всегда после сильных и недобрых эмоций, хотелось вытошнить себя из себя и засунуть в стиралку.

— Завтра я приеду в обычное время, — сообщила агентесса тиранической власти, когда мы приехали. — Выметайся из машины. И чтобы утром был как огурец. Сегодня отдыхай. Пока.

— Извини, я… — начал я, но она перегнулась через меня, на миг прижавшись упругой грудью, от чего я содрогнулся, и открыла мою дверцу.

— Выметайся, я сказала!

Я вылез из машины, словно побитый пес.

Оказавшись в квартире, я решил — забуду пока о мемуарах, сегодня займусь «Навуходоносором». Свой собственный, выстраданный, а не заказной текст прочистит мне мозги, поможет успокоиться, я выплесну в него свои эмоции, расскажу о чем мне хочется, а не о том, чего ждут другие!

Я написал предложение… стер…

Составил два, пятнадцать минут пялился на них, и удалил…

Озлился на себя, шандарахнул кофе и сочинил целых два абзаца, но тут же понял, что они не просто плохи, они чудовищны! Немедленно уничтожить, пока это убожество не увидел еще кто-нибудь, кроме меня!

Надежда русской литературы, молодая звезда отечественной словесности… бездарь!

И будут они бродить по земле, жестоко угнетенные и душою голодные, и от жажды будут они злиться, хуля себя, царя своего и Бога своего. И взглянут они вверх, и посмотрят на землю, но нигде не найдут утешения, ибо везде горе и мрак, густая тьма, и будут они повержены во тьму!

Недосып тут был ни при чем, случалось в жизни так, что я дремал часа два, а потом целый день лупил по клавиатуре, как оглашенный, и текст получался такой, что и править не надо, а в другой раз дрых как слон, поднимался к полудню бодрым, в прекрасном настроении… и до ночи страдал, будучи не в силах написать хотя бы пару тысяч знаков. Роман просто не шел, буксовал, несмотря на все усилия, мешала некая ошибка в замысле, в структуре, и не осознав ее, не устранив, я не мог двинуться с места.

Я промучился часа три, и сдался.

Сохранил новую версию файла на флешку и понял, что голоден и кроме чая с печенюшками от Алевтины Семеновны у меня сегодня во рту ничего не было.

Что ест одинокий мужчина, когда нет у него душевных сил на серьезную готовку? Верно, пельменями он утоляет голод свой, пельменями, непонятно из чего сделанными, с толстым тестом и обилием сои в том, что фаршем назовет только человек неразумный, читать на упаковке не умеющий.

В этот раз я решил выпендриться и взял самые дорогие, на которые раньше смотрел только для того, чтобы осознать собственную нищету. Пополнил запасы кофе, а затем неожиданно цапнул с полки две бутылки коньяка… Надо же выпить сто грамм после всех душевных потрясений, а остальное про запас, на будущее, или вдруг гости придут.

Пельменная жижа вскипела в кастрюле, по кухне поплыл запах настоящего мяса, и я махнул первую стопку — безо всякой закуски, бормоча мысленно проклятия Маше, Вике и всему их женскому племени, мерзкому и ненадежному. Пойти что ли в гомосексуалисты? Стану сразу модным писателем, ЛГБТ вознесет меня на знамена, иностранцы наконец заметят, переведут, издадут большими тиражами и назовут «лидером свободной мысли в России», а то и экранизируют в Голливуде.

Все бы хорошо, но при этом еще с мужиками трахаться надо, а меня тошнило от одной мысли.