— Меня зовут Надежда, — сказала медленно, глядя в глаза. — Надежда с планеты Земля. Ты… отравил меня мартини и похитил. Пять лет назад. Узнал?

В глазах умирающего пирата что-то дрогнуло. «Вспомнил!» — поняла женщина и выстрелила второй раз. В сердце.

Это был их лес. Старый знакомый, если можно так сказать. Сколько лет они бродили здесь, ездили в поселок от делянок, ближних и дальних, возя заготовленную кору беломров, сколько бродили пешком в поисках зарослей лопатника или лиссарина. Сколько выкорчевали кустов змей-корня, сколько полян перерыли, отыскивая месторождения хлоп-гриба. А ловушки на местную живность? А сбор семян, которые так ценились в форте, поскольку за каждое новое семечко живущие там ученые платили отдельно? А охота на вертячек и потом кропотливая работа по вскрытию их желудков? Поселок стоял тут больше десяти лет, окрестности были исхожены, пусть не вдоль и поперек, но кое-какие приметные места попадались. Например, вон тот сухой беломр, одиночка, почему-то выросший среди низкорослых эвкалистных деревьев. Или круглая поляна, которая в самой середине еще хранила след небольшого лесного озера — прозрачно-темный глаз водоема среди мха. Глубина этого «колодца» никем не была исследована. Приметными были и последнее в округе едун-дерево, и родник, между собой называемый Каменным, и овраг, на дне которого валялось несколько скелетов местных динозавров, и довольно пологий, но заметный спуск к еще одному озеру… Во мху проделали следы гусеницы грузовых платформ, и, хотя природа торопилась залечить эти раны, все-таки некоторые из них еще можно было заметить — мха тут было значительно меньше, да и цветом он был светлее остального.

Поэтому поисковая группа, растянувшись цепочкой, продвигалась вперед довольно уверенно. Вырвавшийся вперед Итакке внезапно оказался лидером — оказалось, он тоже неплохо умел читать следы. Конечно, не так, как Шоррен, который был словно создан для жизни в лесу, но, по крайней мере, именно он время от времени указывал на следы, оставленные мальчиком, еще не умевшим красться в чаще так, чтобы его никто не замечал. И именно он внезапно вскрикнул, метнувшись в сторону, и поднял из кустов папоротника детский вещмешок.

Находка взволновала всех. Мужчины обступили Итакке, рассматривая рюкзачок так внимательно, словно именно его и искали и хотели лишь убедиться, что он им не мерещится.

— Значит, Крус здесь проходил, — констатировал Рой. — А потом?

— Тут кругом ягоды с кустов объедены, — сказал Итакке. — Поэтому вряд ли он далеко отсюда ушел. Но ищите осторожно! Не затопчите следы!

Легко сказать! Невнимательностью тут никто не страдал — те, кто не мог или не хотел обращать внимания на разные мелочи вроде примятой травы, обломанных веточек или странных ямок в земле, недолго жили на Гудзоне. Однако, одно дело — обратить внимание на то, что куст явно кем-то потрепан, и совсем другое — определить, что ягоды с него объел именно маленький мальчик, а не какое-нибудь местное животное. Да и читать следы в мягком мху не так удобно, как на песчаной почве. Ясно же, что тут кто-то прошел, но в какую сторону и кто конкретно — сказать трудно.

— Крус! — не сдержавшись, позвал Рой. — Крус, ты где? Отзовись!

Его возглас подхватили со всех сторон. Сейчас люди отошли довольно далеко от поселка, чтобы их крики могли быть услышаны Надеждой, но был шанс, что мальчик находится где-то рядом и может откликнуться.

— Крус?

Во мху и на лишайниках оставались следы. Судя по форме, их мог оставить и ребенок, и некрупное животное. Кроме кусов, гадежей, зубоклювов, в лесах водились небольшие ящерки, ходившие на задних ногах, совсем как динозавры Старой Земли. Итакке даже пробовал давать им названия. Но дальше гудозавров и гудзонавров его фантазия не простиралась. Небольшого роста, чуть выше колена взрослого мужчины, они жили небольшими стайками по десять-пятнадцать животных, как правило, родители и подросшие детеныши. Питались всем подряд и для взрослых людей практически не представляли опасности, разбегаясь от выстрелов. Но что относительно безопасно для вооруженного мужчины, то смертельно опасно для мальчика неполных пяти лет. А что, если это отпечатки лап гудозавра-разведчика? И что, если останки ребенка уже доедают его сородичи?

— Крус! Крус, ко мне!

— Крус, где ты?

— Крус, вылезай и иди к дяде Сандору! Тебя не накажут!

Да уж. Рой испытывал странное чувство — одновременно хотелось как следует отшлепать мелкого бродяжку и прижать его к груди и больше никогда не отпускать. Если бы Натеша принадлежала ему одному, Крус был бы его сыном. То есть, Рой был в этом абсолютно уверен. И то странное двусмысленное положение его матери не отменяло того факта, что малыш был дорог всем в равной мере.

— Крус!

Выкрикнув имя мальчика во всю силу легких, Рой замер, прислушиваясь, и в какой-то миг ему показалось… да-да, ему показалось, что он услышал ответ.

— Крус? Крус, малыш!

Рой сорвался с места, понесся на звук, ведомый скорее отчаянием, чем надеждой.