Вот такие эти обрывочки из довольно долгого выступления. Что могу прокомментировать? Например, о Германе Гвенцадзе – был послом в Ирландии, открыто поддержал ГКЧП, был уволен указом Президента Горбачева, но с формулировкой «в связи с переходом на другую работу». В целом, если мне не изменяет память, лишились своих постов шесть человек, об одном из которых, моем приятеле Саше Барышеве, я уже упоминал. Но зато одним из тех (немногих), кто публично выступил против ГКПЧ, был посол в Чехословакии Борис Панкин. В «награду» за это и был назначен новым мининдел. Проработал он на этом посту не слишком долго и в ноябре этого же года убыл послом в Великобританию. К чему и мы, несколько человек, приложили руку, но об этом чуть позже. А сейчас чуть-чуть про работу в этот смутный период.

Каждый день с девяти утра до восемнадцати ходил на службу. Занимались обычной текучкой. Знакомился с послами стран, курировавшихся управлением. Кстати, забыл, кажется, упомянуть, что под новую должность, еще будучи в Коломбо, я получил ранг Чрезвычайного и Полномочного Посла, «перепрыгнув» в него из Посланника 2-го класса и пропустив оный «первого сорта». Это было сделано для того, чтобы с иностранными коллегами общаться на равных: Ваше превосходительство… Должность такого права не давала, а вот ранг – да.

И вот в ноябре наступило-таки довольно важное событие – визит в Москву министра иностранных дел Индии Мадхвасинха Соланки. Дело привычное – подготовили к нему все необходимые материалы. Но была и особенность – в Дели понимали, что в реальности у нас уже царило двоевластие: с одной стороны президент Горбачев, МИД СССР, а с другой – Ельцин и руководящие структуры РСФСР. Поэтому Соланки запросился на встречи с и.о. Председателя российского правительства Егором Гайдаром и мининделом Андреем Козыревым. Это пожелание было принято и включено в программу пребывания. Ну, а мне поступило указание – направить дубликаты подготовленных материалов в МИД РСФСР и поприсутствовать на переговорах. Приказано – сделано. Козырев провел встречу с индийским министром дипломатично, внутриполитических тем не касался, а изложил соображения о наших двусторонних отношениях, изредка поглядывая в лежавшие перед ним документы – наши. А после встречи у меня с ним состоялась следующая беседа. Не помню, с чего она началась, но в ходе ее мне был задан вопрос: «У вас сколько человек в Управлении работает?» – «Включая техсостав, где-то шестьдесят пять сотрудников», – ответил я. «А у меня во всем министерстве тридцать пять, – раздраженно сказал Козырев, – вот и делайте выводы!» Я не знал, что на это возразить, сказал что-то вроде того: ну и договаривайтесь с Панкиным, как это исправить. Козырев только махнул рукой.

На следующее утро Соланки принимал Гайдар. Меня он тогда просто восхитил (может быть, следовало бы подобрать другой глагол, попроще, но обойдемся и этим). Был он явно с большого бодуна – и внешне, и с соответствующим выхлопом перегара. Чувствовалось, что спал он максимум три-четыре часа. Несмотря на это, не заглядывая в наши бумажки, обойдясь без переводчика, на прекрасном английском изложил свои взгляды на экономические проблемы, в том числе применительно к Индии. Одним словом – супер! Хотя позднее, да и сейчас, я к его реформам относился весьма отрицательно. Но тогда – это выглядело красиво. О следующей встрече с Гайдаром будет рассказано в «югославской» главе.

Вернемся, как обещал, к теме ухода с поста министра Панкина. Никаким авторитетом он ни в верхах, ни в самом вверенном ему министерстве не обладал. Чувствовалось по всему, что нашей родной организации грозит полный «швах». Что-то надо было пытаться сделать, чтобы этого избежать. Собралась небольшая инициативная группа, среди членов которой был Сергей Лавров (на тот период начальник Управления международных организаций), Леша Федотов (замначальника общего секретариата), Саша Авдеев (первый замначальника 1-го Европейского Управления) и еще несколько вроде бы достойных людей, если к ним можно отнести и вашего покорного слугу (всего одиннадцать человек). Пообсуждали, пообсуждали сложившуюся ситуацию и нашли, как нам представлялось, возможный выход – вернуть на прежний пост Э.А. Шеварднадзе. Вступили с ним в контакт (непосредственно эта задача была возложена на Авдеева), и он сказал, что согласится, если будет обращение к нему от коллектива всего министерства. За несколько часов провели собрания в большинстве управлений и отделов и собрали более тысячи подписей в поддержку этой инициативы. В итоге этой кампании в ноябре выходит указ о преобразовании МИД СССР в Министерство внешних отношений и передаче ему функций Министерства Внешнеэкономических связей – во главе с Шеварднадзе. В новом министерстве Саша Авдеев получил пост заместителя министра, но за короткий срок существования этого «гибрида» даже не успел переехать в свой начальственный кабинет. Первым замминистра, ответственным за внешнеэкономические связи, стал Александр Владиславлев.

Этого – тоже Сашу, я знал еще с отроческих лет – жили в одном и том же дачном поселке. Женат он был на Карине Лисициан – дочери народного артиста СССР, ведущего солиста Большого театра Павла Лисициана. Правда, позднее он с ней развелся, женился на молодой девушке, которая родила ему сына. Но и с ней развелся и снова «переженился» на Карине, с коей жил счастливо до своей кончины, случившейся два года тому назад. Карина со своей младшей сестрой Рузанной создали дуэт «Мадригал». Включили в свой репертуар и несколько старинных французских песен, после чего обратились за содействием ко мне – править их произношение. Пришлось дать несколько уроков. Ну это я так, опять же «музыка навеяла».

С Владиславлевым мне, как понятно, особо долго проработать не довелось. Хотя за первые короткие сроки он мне с энтузиазмом говорил: Юра, у тебя же Индия – это один из наших важнейших внешнеэкономических партнеров, так что придется много трудиться вместе. Но было уже поздно – поезд ушел. Вскоре состоялась встреча в Беловежской Пуще и исчезновение могучей державы – Советского Союза. О большой политике я здесь не буду – это ведь автобиографические воспоминания, а посему о своей судьбинушке. Продолжал, как и большинство коллег, каждое утро ездить в высотку на Смоленской. Делать ничего не делали, правда, и зарплату нам за это не платили. Так прошло где-то более месяца. А затем к нам (или теперь к себе?) перебрался Андрей Козырев со своей командой.

Из достоверных источников получил сообщение, что меня вроде бы намереваются отправить послом в Пакистан. Ехать туда по ряду причин не слишком хотелось. Но, как сказал жене: хорошо хоть не выгоняют из системы, так что придется собираться. А в самом министерстве тем временем начались кадровые пертурбации и организационные реформы – на базе объединения управлений и отделов было решено создавать департаменты. В частности, мое Управление Южной Азии сливалось с Управлением стран Среднего Востока (Турция, Иран, Афганистан), плюс к нему придавалось и несколько азиатских государств СНГ (Узбекистан, Таджикистан, Туркменистан).

Куратор в новом МИД"е сразу двух направлений – азиатского и кадрового – Георгий Кунадзе сообщил об этом моему начальнику и другу Игорю Рогачеву при первой личной встрече. Он также поинтересовался его мнением, кого бы тот рекомендовал на этот пост. Рогачев ответил – решать вам, но на вашем месте я бы назначил Котова. На следующий день в моем кабинете раздался долго не звучавший ранее звонок «вертушки»: «Юрий Михайлович, это Кунадзе. У меня к вам серьезный разговор. Не скрою, мы предполагали предложить вам пост российского посла в Пакистане. Но сейчас обстоятельства изменились. Создается Департамент Западной и Южной Азии. Как бы вы отнеслись к тому, чтобы возглавить его и войти в этом качестве в состав первой коллегии МИД России?» Не скрою, я был слегка ошарашен, но смог только сказать: спасибо за доверие, готов служить России. Заканчиваю двумя записями из трудовой книжки. Первая от 26 февраля 1992 года: «Освобожден от занимаемой должности в связи с переводом на работу в МИД России». Вторая от 27 февраля 1992 года: «Назначен Директором Департамента». Остается один вопрос: а где же я все-таки работал в течение двух месяцев? В очередной раз – порутчиком Киже?

Ну, и в заключение еще немного об Игоре Алексеевиче Рогачеве. Дав свои рекомендации относительно моего назначения, сам он уехал послом в Китай. Начинал он там свою службу переводчиком, был и советником, а на посту главы дипмиссии задержался около тринадцати лет. Вернувшись в Москву в 2005 году, стал сенатором – членом Совета Федерации от Амурской области (рядом – Китай). Все эти годы, когда возникала возможность, мы периодически встречались. И вот наступил 2012 год. В марте Игорю должно было исполниться восемьдесят лет. И он, по старой памяти, обратился ко мне: ты не мог бы принять участие в подготовке праздничных мероприятий? А подобный опыт у меня был – его пятидесятилетием я занимался вплотную, сам юбиляр только список гостей дал, а все остальное было за мной. «Да о чем речь? – ответил я. – Чем смогу быть полезным, на то и рассчитывай».

Но за пару недель до предполагаемого события позвонила Диля – его третья жена, и сказала, что празднование переносится на более поздний срок, так как Игорь заболел. Коли упомянул о супружеской жизни Рогачева, то отмечу, что знал и предыдущих двух его супруг. Первая – Наташа, тоже китаистка – была в стиле нынешних гламурных дам. Вторая – Лена, его молодая секретарша – была славная приятная женщина, но с некоторыми недостатками, о которых я не буду распространяться. В общем, в итоге Игорь с ней разошелся и женился в третий раз.

Как подлинный джентльмен, свои квартиры Игорь оставлял бывшим женам. На момент женитьбы на Диле (ее полное имя что-то вроде Дюльбэр) он был почти «бомж», а та проживала в комнате в коммунальной квартире. Мы с друзьями – Толей Дрюковым, Рашидом Хамидулиным, Юрой Мякотных – подсмеивались: что, Рыжий (кличка Рогачева для друзей), свадьбу-то зажать собираешься? Тот оправдывался: так мне негде – не в ресторане же собираться.

Последовало мое предложение: так давай у нас – человек десять поместится. Так все и произошло – Рогачевы притащили с собой какие-то продукты, которые мы с Дилей в «две руки» на кухоньке быстро приготовили. Вечер прошел прекрасно – почти абсолютный трезвенник Рогачев осилил бутылочку белого сухого вина и был, как и все остальные, в веселейшем настроении. Ну а празднование восьмидесятилетия моего учителя и друга не сложилось – с последними прощальными словами пришлось выступить на его поминках.