О нашем воздушном транспорте. В соответствии с правительственным решением он был выделен из состава имеющегося в распоряжении МЧС. Это был не первой молодости грузовой Ил-76, точно такой же, как и захваченный талибами в Кандагаре. Условия перелета в нем вряд ли можно было назвать излишне комфортабельными. Сидячие, они же лежачие, места представляли собой узкие металлические скамейки по бортам огромного трюма. Туалетом служило большое цинковое ведро, рядом с которым для гигиенических целей был прикреплен ручной умывальник. Ну, да все это мелочи. Главное – эта махина исправно летала и была в нашем полном распоряжении: летайте, куда хотите.

О команде. В ее переговорную часть входили от МИД"а я и сотрудник департамента – опытный, хотя и довольно молодой афганист Замир Кабулов. С тех пор он уже давно Замир Набиевич – был нашим послом в Кабуле, а последние годы сам возглавляет родной департамент, являясь одновременно спецпредставителем президента РФ по Афганистану. Были среди нас два полковника – от СВР (фамилию его запамятовал, был он афганским ветераном), от ГРУ Л.М. Хохлов (в отставку вышел генерал-лейтенантом, а из Интернета я с прискорбием узнал, что относительно недавно он скончался). Активную роль во всей нашей совместной деятельности играл Тимур Акулов – советник по внешнеполитическим вопросам президента Татарстана Минтимера Шаймиева (в последний период своей жизни, а она тоже оборвалась два года тому назад, был депутатом Госдумы). Остальную, самую многочисленную часть группы представляли сотрудники МЧС: два-три, условно говоря, «администратора-организатора» и технические работники, включая оператора аппарата космической связи.

После довольно долгого перелета (Ил-76 не слишком скоростной самолет) прибыли в аэропорт Шаржи. Там нас встретили с десяток наших дипломатов. Делегация разделилась: большинство ее членов отправилось в близлежащую гостиницу, а несколько человек поехало в посольство, расположенное в Абу-Даби. В отличие от Москвы, кортеж наш был весьма скромным – всего несколько автомашин, в багажнике одной из которых лежал ценный груз. Добрались до посольства благополучно. Познакомились с послом Олегом Михайловичем Дерковским, который прежде всего проводил нас в помещение референтуры. А там возникло неожиданное затруднение – сумка с долларами по размеру не помещалась ни в один из имеющихся сейфов. Пришлось оставить ее просто в шифровальной комнате, куда право доступа из дипсостава имеет только посол. Затем, приняв в его кабинете по рюмочке за «успех нашего безнадежного предприятия», вернулись в Шаржу и присоединились к нашим коллегам в отеле (позже переехали в более приличный в Дубай).

На следующий день состоялась наша первая встреча с афганским посредником, а потом их последовало несколько десятков. В переговорах с ним участвовали только мы с Замиром Кабуловым. Долго и с недоверием притирались друг к другу, но постепенно начали находить общий язык. Речь, понятно, шла о возможном выкупе экипажа и самолета. В этом согласие было достигнуто, оставались лишь «мелочи»: за сколько? И что сначала: «деньги или стулья»? – с подобными трудностями, как помнится, пришлось столкнуться Остапу Бендеру. На каком-то этапе нашей «торговли» поступило предложение – вылететь в Кандагар и там, в помещении аэропорта, встретиться уже непосредственно с представителями талибов. Запросили согласие Центра и, получив его, отправились в логово врага. С собой взяли «альбом» с переведенными фамилиями пропавших моджахедов да решили еще прихватить с собой пачку из ста тысяч долларов. Не в качестве аванса, а так, чтобы при необходимости показать, как говорится, живьем в виде подтверждения серьезности наших намерений. Этот небольшой кирпичик положил в свой кейс Замир.

Сам перелет до Кандагара прошел спокойно, а вот при посадке, не скрою, я изрядно перепугался. Взлетно-посадочная полоса серьезно пострадала за время боевых действий. Когда самолет приземлился и покатил по ней, то задрожал всеми своими металлическими «фибрами». При торможении был включен форсаж моторов (может, я и неправильно выбрал выражение – в технических терминах разбираюсь слабо). Грохот был такой, что в доли секунды подумалось: ну все, сейчас нас разнесет на клочки. Но летчики-асы прекрасно знали свое дело, и через несколько минут мы благополучно остановились.

Встретили нас вооруженные автоматами талибы и провели в здание аэровокзала, где, как ранее было условлено, и должны были состояться переговоры. Однако проходит час-другой, никакие официальные лица так и не появляются. И наконец нам сообщают, что придется отправиться непосредственно в город, где нас будет ожидать встреча с членами Шуры (высший коллективный орган у талибов) во главе с ее лидером Муллой Омаром. Ну и что делать? Посовещались и решили ехать, но не полным составом. Загрузили в открытые военные джипы нашу небольшую группу: Кабулова, не расстававшегося ни на миг со своим кейсом со стотысячной пачкой баксов, Акулова, Хохлова (тоже с кейсом, но о его содержании мы узнали позже) и связиста-радиста с тяжелым рюкзаком на спине, в котором находился телефонный аппарат космической связи. С нами сидели и конвоиры, положившие на колени автоматы Калашникова. Ехали по разбитой – вся в ухабах – дороге. Трясло изрядно, и я побаивался, как бы от резонанса какой-нибудь калаш не пальнул. Но добрались до Кандагара все же без стрельбы.

Разместили нас на довольно сносной вилле из нескольких комнат. А вскоре отвезли на встречу с Шурой. Проходила она в большом зале, где собрались человек сорок. В центре на большом кресле, поджав под себя ноги, сидел одноглазый Мулла Омар. До этого, кстати, не существовало единого мнения: существует он на самом деле или это миф? Предоставили слово мне. Передал талибам привезенный «талмуд» с переведенным списком пропавших моджахедов, выразив сожаление, что, несмотря на все предпринятые усилия, выяснить их судьбу не удалось. А далее перешел к изложению нашей просьбы освободить захваченный экипаж. Упирал на то, что они не знали, какой опасный груз везут, да, конечно, всё равно их вина есть, но просим проявить милосердие к ним самим и их семьям.

Доводы мои были хмуро выслушаны, но ответ на них последовал категорический: они доставляли боеприпасы нашим врагам, чтобы те могли продолжать убивать нас. Никакого снисхождения к ним быть не может, они заслуживают того, чтобы их казнили. Мы и так проявили добрую волю, что незамедлительно не расстреляли их. Ни о каких других уступках речи быть не может. Повторена эта позиция была несколько раз, после чего мы расстались.

Единственное, чего удалось добиться, – это разрешения на личную встречу с членами экипажа. Через пару часов она была организована в месте их заключения. Выглядело оно не так уж и зловеще: помещение со столовой и несколькими спальными комнатами и небольшой дворик для прогулок. Правда, на стенах по всему периметру постоянно дежурили вооруженные охранники. Беседа с летчиками была непростой. Все они, что и понятно, находились в весьма подавленном состоянии. Поначалу один из них заявил: «Мы вообще понятия не имели, что за груз везем». Другой его одернул: «Да брось ты, все мы знали, ну и вляпались по собственной дурости». С нашей стороны было сказано, что на родине о них помнят и предпринимаются все возможные шаги для их освобождения. Подтверждением чего, собственно говоря, и является наш приезд в Кандагар. Заверили их, что эта работа с талибами будет продолжена. О возможности выкупа, естественно, не упоминалось.

По окончании встречи выехали на какое-то плато, где наш связист развернул свое оборудование – по тем временам весьма громоздкое. Отдельно у него была круглая антенна, которую он долго устанавливал в необходимом направлении. Когда оно было найдено, включил свой аппарат и спросил, какой номер «кремлевки» следует запрашивать. Я назвал телефон Альберта Чернышева. И через минуту услышал его громкий голос: «Юра, – с недоумением спросил он, – а ты откуда звонишь?» Я кратко доложил о ситуации, сказав, что подробнее отпишусь из посольства в Эмиратах. Однако добраться до него удалось еще не скоро. Наш афганский посредник сообщил, что придется заночевать в Кандагаре, так как на следующий день будут организованы неформальные контакты с нужным человеком из талибов. А посему мы вернулись на нашу виллу, где нам был подан вполне приличный ужин.

Все было бы ничего, да вот погода подвела. Улетали мы утром из Шаржи, где была жара, днем в Кандагаре тоже была теплая погода (стоял конец сентября), а вот с наступлением вечера резко похолодало. Одеты мы были весьма легко: на мне был летний пиджачок, а остальные коллеги были просто в рубашках. Начали серьезно замерзать – никаких одеял, покрывал на вилле не было. И тут полковник Хохлов наконец-то и открыл свой кейс, а в нем оказалась бутылка виски, увы, всего на пол-литра. Так что на всех хватило только по несколько глотков, но все же чуть-чуть согрелись, хотя и ненадолго. Из-за холода ночью практически не спали. На следующий день повстречались с обещанным талибом – одним из начальников охранной службы. Разговор шел не в открытую, а эзоповским языком, с намеками на вознаграждение в случае освобождения экипажа. Но конкретно ни до чего не договорились, и к вечеру нас отвезли в аэропорт, где нас дождался наш родной Ил-76.

Взлетели и в самолете отогрелись уже по полной – благо и одеяла были, и запасы коньяка имелись внушительные. После всех передряг маханули не по одной рюмочке: и для согреву, и для снятия нервного стресса. Прибыли в Шаржу. Заходим в зал аэропорта, и вдруг – ослепительный свет в глаза, направленная на меня телекамера и журналист с микрофоном. Он говорит: «Это телеканал НТВ, мы знаем, что вы только что вернулись из Кандагара, и просим эксклюзивное интервью». Деваться было некуда. Кое-как встряхнулся, собрался и ответил «по-дипломатически» (то есть, уклончиво) на несколько вопросов. Позднее в Москве спросил у жены: «Ты видела мое интервью по НТВ? Ну и как я выглядел? Заметно было, что небритый, в перемятом пиджаке и изрядно выпимши?» Жена вроде искренне ответила, что все выглядело весьма достойно.

Продолжу коротенько о нашей эпопее. На следующее утро после возвращения из Кандагара отправились с Замиром Кабуловым в посольство. Вернули стотысячную, так и не понадобившуюся упаковку с долларами в черную сумку. Написали подробную депешу в Центр. Мне было предоставлено право (как заместителям министра иностранных дел) подписывать шифртелеграммы лично – без участия посла, хотя после отправки я их обычно ему показывал. Возвратились в наш отель в Дубае, где продолжилась нескончаемая торговля с афганским посредником все по тем же проблемам: сколько дадим, до или после возвращения экипажа и самолета, как конкретно будут передаваться деньги. На этом этапе договориться не удалось. С согласия руководства была взята временная пауза, и мы обычным рейсовым самолетом вернулись в Москву. Ил-76 с МЧСовцами остался в Эмиратах, сумка с долларами в посольстве.

Прошло какое-то время в томительном ожидании, когда же поступит сигнал, что можно будет вернуться в Эмираты. Наконец он поступил, и мы сразу же вылетели. В знакомом отеле в Дубае опять началась все та же бодяга по вышеперечисленным вопросам. Но постепенно дело сдвинулось к конкретным договоренностям. Сначала сошлись в цене – 2,2 миллиона долларов за экипаж и самолет плюс определенная сумма посреднику за его услуги. После очень трудных и затяжных дискуссий удалось добиться и другого: «сначала стулья, а потом деньги». То есть они будут переданы талибам только после того, как мы получим официальное сообщение, что самолет пересек границу и влетел в воздушное пространство Эмиратов. Долго обсуждалась процедура самой передачи денег. Был забронирован соседний с нами номер в гостинице, куда должны были прибыть талибские «инкассаторы».

Все вроде бы уже было на мази, и вдруг снова срыв. К условленной дате талибы прибыть не смогут, и реализация достигнутых договоренностей откладывается на неопределенный срок[7]. Доложили в Центр и получили указание возвращаться в Москву – теперь уже не рейсовым самолетом, а на нашем персональном Ил-76. А сумку с тремя миллионами оставить на хранение в посольстве до лучших времен, если они когда-нибудь наступят.

На этом мое личное участие в кандагарской истории заканчивается. Через месяц с небольшим я отправился к месту нового назначения – в Белград. О дальнейшем развитии событий, в том числе знаменитом «побеге» из Кандагара, о котором не так давно был снят фильм – «боевик-клюква», я узнал уже только из сообщений СМИ. Комментировать массу информации, размещенной в Интернете, я не берусь – слишком много там набралось противоречивых фактов, в том числе о роли в освобождении небезызвестного Виктора Бута.

В заключение могу лишь привести текст приказа министра иностранных дел РФ Е.М. Примакова от 2-го октября 1996 года: «Объявить благодарность за существенный вклад в дело освобождения российских летчиков, удерживавшихся Движением талибов в г. Кандагаре, послу России в СРЮ Ю.М. Котову». Вывесили его на пару дней на доске с объявлениями у лифта в белградском посольстве. А потом сняли. И вспомнил я о нем только сейчас.