И вот наступил вечер, забыть который и сейчас, более двадцати лет спустя, невозможно. Внезапно раздался душераздирающий вой сирен воздушной тревоги. В каких-то фильмах о войне мне доводилось слышать подобный. Но это было в кино, а в действительности оказалось по-настоящему ужасающим. А спустя два-три часа раздался глухой рокот летящих на большой высоте бомбардировщиков, оглушающая канонада югославских средств ПВО, а затем и гром от разрывающихся бомб и ракет «томагавк», оставляющих за собой яркий трассирующий след. Так начались натовские бомбардировки Югославии, продолжавшиеся семьдесят восемь суток.
Об одном моменте, касающемся меня лично. Через пару дней после их начала в Госдуме выступал министр иностранных дел Игорь Иванов. По завершении своего доклада он заметил, что ему поступило много письменных вопросов, однако он полагает, что практически уже ответил на них. Поэтому, добавил он, ограничусь лишь тем, который задал Владимир Вольфович Жириновский: Югославию бомбят, а МИД собирается там менять посла, как такое можно понять? Отвечаю кратко: действительно стоял вопрос о плановой ротации посла Котова в другую страну. Но это было в других условиях. Разумеется, сейчас об этом речи быть не может, и посол остается на своем посту.
Белград ежесуточно бомбили дважды: где-то в районе от одиннадцати вечера до полуночи и второй раз – около двух-трех часов ночи. Я посольство покидал после первого налета и на несколько часов уезжал в резиденцию, где мы с женой (она уезжать в Москву отказалась категорически) переживали вторую волну. К пяти утра мне надо было возвращаться на службу, где к этому времени меня ждали проекты шифр-телеграмм с описанием того, что где бомбили и разбомбили. Фронтовые сводки, одним словом. В целом ракетно-бомбовые удары наносились по заранее выбранным объектам и, надо признать, в большинстве случаев были точные. Но случались и промахи. Наш элитный поселок в Дебинье в избранные цели, видимо, не входил. Но однажды ночью, когда мы собирались с женой подремать два-три часика, недалеко от нас раздался сильный взрыв. Через минуту другой – еще ближе. От третьего затряслись стены резиденции. Ну всё, мелькнула мысль, еще один – и нам каюк. Но его не последовало – пронесло, значит.
Больше о бомбежках не буду, упомяну лишь о применении дважды в начале и середине мая так называемых графитных бомб. Они предназначены для того, чтобы вызывать короткое замыкание линий электропередач. Это также случилось глубокой ночью. Внезапно в резиденции отключилось электричество, затем, правда, автоматически начал работать имевшийся у нас дизель-генератор. Вышли на балкон, с которого открывалась панорама на город. Зрелище было впечатляющим – мертвый черный город. Вот они, современные условия жизни – нет электричества, и ничего, никакая техника нигде не работает. Признаюсь, довольно жутко было. Югославы молодцы, неимоверными усилиями, но в обоих случаях за несколько часов электроснабжение восстанавливали.
Несмотря на военные действия, Белград продолжали посещать многие высокопоставленные российские делегации. Натовцы в дневное время давали добро на перелет туда спец-бортов. Так, уже 30 марта состоялся краткий визит Председателя правительства РФ Евгения Примакова в сопровождении ряда министров. В начале апреля прилетал глава Госдумы Геннадий Селезнев, а чуть позднее Патриарх Алексий II. Помимо встречи с Милошевичем, он провел богослужение в еще не до конца достроенном тогда соборе Святого Саввы, на которое собралось около ста тысяч верующих.
Несколько суток провел в Югославии в начале мая министр МЧС Сергей Шойгу. Он лично встречал конвой из трех десятков КАМАЗ"ов с гуманитарной помощью, которая была направлена югославам, а также участвовал в передаче в дар полевого госпиталя в городе Прокупье. За время его пребывания Белград подвергся одной из самых мощных бомбардировок. Много повидавший всего в жизни Сергей Кожугетович признался мне, что такую ночь он запомнит надолго. Перед отлетом прямо в аэропорту он вручил мне ведомственную медаль «Участнику международных гуманитарных операций».
А теперь настало время рассказать о приезде еще одной делегации и сделать это более подробно. Телеграмма о ее предстоящем прибытии (дело невиданное!) была подписана лично министром. Обычно в таких случаях хватало подписи директора департамента и только иногда – заместителя министра. Содержание ее было весьма кратким: «В Югославию через Будапешт прибудет делегация в составе: Е.Т. Гайдар, Б.Е. Немцов, Б.С. Федоров. Совместно с посольством в Венгрии организуйте ее доставку наземным транспортом в Белград». А затем следовала обычная в таких случаях фраза: «Окажите ей необходимое содействие в работе».
О самом факте предстоящего визита нам уже было известно из средств массовой информации. В них довольно подробно сообщалось, что лидеры коалиции «Правое дело», во главе которой стоял Анатолий Чубайс, получили благословение на свою миссию от самого президента Ельцина. Упоминалось и о том, что они встречались перед отъездом с Игорем Ивановым. Было отмечено, что в Будапеште их ожидает встреча со специально прибывшем туда в этих целях спецпредставителем США Ричардом Холбруком. Ну а вскоре мне позвонил Гайдар. «Я знаю, – сказал он, – что вы должны были получить телеграмму о нашем приезде от министра. У меня к вам будет следующая просьба: организовать наши встречи с Милошевичем, а также с президентом Сербии Милутиновичем и министром иностранных дел Йовановичем». – «Попробую», – без особого энтузиазма ответил я.
Скажу откровенно: делать это мне шибко не хотелось. Да и особой уверенности, что удастся решить поставленную задачу, тоже не было. Но что поделаешь? Пришлось набирать прямой номер мобильного телефона помощника Милошевича по международным делам – моего доброго приятеля Горана Милиновича. Общались мы с ним, кстати, на французском языке, которым он свободно владел. Изложил ему пожелание предстоящих визитеров. Он, как и я, отнесся к нему весьма скептически, но пообещал доложить руководству. Где-то через полчаса Горан перезвонил и, к моему вящему удивлению, сообщил: «Шеф, конечно, «поматюкался», но в итоге согласился принять их. Так что давай, как положено, направляй в МИД соответствующую ноту». Не успел я отдать распоряжение на сей счет, как вновь раздался телефонный звонок. На этот раз из Москвы – от министра, который перечислил мне срочные для выполнения задачи.
– Хорошо, сейчас незамедлительно этим займусь, – ответил я. – Мне, правда, некстати приходится время терять на срочную организацию визитов Гайдара и прочих Немцовых.
– Каких визитов? – спросил с возмущением Игорь Сергеевич. – Я тебе таких поручений не давал.
– А как же указание: окажите необходимое содействие в работе? – теперь уже недоумевал я.
– Вот и окажи, – последовал приказ, – выдели им автотранспорт, сопровождающих, переводчиков, виски хорошего налей, и ничего больше.
Я вздохнул с облегчением и вновь перезвонил помощнику Милошевича. «Ты знаешь, тут такая штука получается, – сказал я ему. – Я могу ноту в МИД отправить, лишь когда речь идет об официальных делегациях, а эти деятели на сегодняшний день частные лица. Так что, извини, не будет ноты». Собеседник впал в полный ступор: «Но постой, ведь это хоть и формальный, но установленный порядок. Без его соблюдения президент страны иностранных визитеров не принимает». – «Ну что поделаешь, – без особой грусти в голосе заключил я, – значит, не судьба им повидаться с президентом Милошевичем и остальными югославскими руководителями». Тут, похоже, и мой приятель все понял.
Далее события развивались следующим образом. На пути из Будапешта в Белград мне из микроавтобуса, где находилась делегация, позвонил наш дипломат. Он сообщил, что незамедлительно по приезде ее члены хотели бы встретиться со мной. Их будет четыре человека, включая Сергея Грызлова. Лично я его не знал, но наслышан о нем был достаточно. Он несколько лет работал в Югославии корреспондентом АПН. По возвращении некоторое время был председателем Госкомитета по печати и средствам массовой информации, где прославился в основном своей неутолимой борьбой с «красно-коричневыми». После того как из правительства его убрали, перешел на службу в крупную американскую фармакологическую компанию, где стал ее вицепрезидентом по России и Восточной Европе (позднее он «завещал» эту должность своему единомышленнику Андрею Козыреву). Короче, я попросил передать, что жду только трех человек. Ни о каком Грызлове мне не сообщали, и встречаться с ним не намерен. Как мне рассказал наш дипломат, услышав это, «простодушный» Немцов воскликнул: «Как же так, без Грызлова? Он же оплачивает все наши расходы по поездке!»
Встреча с «тройкой» в посольстве была не слишком долгой. В соответствии с указанием министра я выставил бутылку хорошего виски, рассказал собеседникам о текущем моменте. Упомянул в том числе, что из-за постоянных бомбардировок все руководители страны находятся на закрытых командных пунктах и никакой связи с ними нет. Поэтому и договориться о встрече с ними не представляется возможным. На сем и расстались. На следующий день после немногочисленных контактов с представителями «демократической» оппозиции и приема у сербского патриарха Павла (он был связан с тем, что лидеры «Правого дела» предложили провести пасхальное перемирие) делегация в полном составе уехала в Будапешт. По возвращении в Москву они дали большое интервью Алексею Венедиктову на «Эхо Москвы». Его полный текст имеется в Интернете, кто интересуется – может почитать. Я же позволю себе привести лишь короткий отрывок из него со словами Бориса Немцова:
«Нас Холбрук предупредил в Будапеште: «Вы можете ехать куда хотите, мы будем продолжать войну». Тем не менее, когда мы приехали, пришли в посольство, где нас встретил Юрий Михайлович Котов, он сказал: «Что-то такое странное – отбой воздушной тревоги впервые за многие ночи. Может, вам тут на подольше остаться?»
Так что какой-то прок от приезда этой делегации, пусть на одну ночь, все же был. Ну а в целом он обошелся мне весьма дорого. Как стало известно из достоверного источника, о безрезультатных итогах краткого пребывания в Белграде было доложено Анатолию Чубайсу. Тот, в свою очередь, обратился к Татьяне Дьяченко с просьбой рассказать отцу, какой «нехороший», мягко говоря, российский посол в Югославии, явно намеренно «торпедировавший» все усилия «Правого дела» внести свою лепту в решение югославского кризиса. Что и было сделано. Соответствующие последствия этого мне пришлось пережить до дня ухода Ельцина в отставку, о чем будет сказано в заключение этой главы.
Примечательно, что именно 1-го апреля, когда принято не верить всему тому, что услышишь, прогремела небольшая «бомбочка». На этот раз мирная, но вызвавшая широкий международный резонанс. В этот день югославские СМИ сообщили, что Слободан Милошевич встретился в Белграде с Ибрагимом Руговой, и опубликовали соответствующее фото. Ибрагим Ругова – интеллектуал (помимо университета Приштины, окончил Сорбонну), писатель, но главное – Председатель Союза демократических сил Косово. Сторонник максимальной автономии края, вплоть до получения независимости, но достижения этой цели только мирным политическим путем. Я, с согласия Центра, установил с ним ранее рабочие контакты. Общались мы на французском языке, хотя в посольстве был и специалист с албанским (Ругова, разумеется, знал и сербский, но говорить на нем категорически отказывался).
Помимо самого факта встречи с югославским президентом, особое удивление вызвало то, что Ругова якобы призвал к незамедлительному прекращению бомбардировок. Это, мол, не путь к решению проблемы, а жертвами их стали многие мирные люди, в том числе и албанцы. Моментально во всех западных средствах массовой информации появились многочисленные комментарии этого события. Суть их сводилась к тому, что это очередная пропагандистская фальшивка югославских властей. Фотография якобы двухгодичной давности, Ругова такого заявления сделать не мог, да и вообще, по некоторым сведениям, его уже нет в живых.