С уважением
Это отпечатанный текст, а на нем от руки Авдеевым написано: «Доложить немедленно!» Сделать это было весьма затруднительно, так как я в момент его получения был не в посольстве, а в резиденции Милошевича, куда уже прибыл и Черномырдин. Но мой помощник по безопасности – весьма энергичный пробивной работник, смог прорваться через все посты охраны и доставить мне это послание. Я в свою очередь вручил его Виктору Степановичу. Никакой видимой реакции от спецпредставителя не последовало, взглянул на переданный ему текст и небрежно засунул его в папочку.
На этом с войной заканчиваю, как и закончилась она сама 10 июня после принятия соответствующей резолюции Совбеза ООН. А уже на следующий день произошло еще одно неординарное событие. Белград уже несколько дней не бомбили, и вечером я спокойно покинул посольство, чтобы отправиться в резиденцию. На выходе встречаю двух генерал-лейтенантов – нашего военного атташе Евгения Николаевича Бармянцева и прибывшего из Москвы в командировку Виктора Михайловича Заварзина. Они что-то оживленно обсуждают.
«О чем дискутируете, товарищи?» – спрашиваю их. «Да вот о предстоящей переброске нашего десантного батальона из Углевика в Приштину, командовать которым поручено Виктору Михайловичу», – отвечает военный атташе. «Какая переброска?» – недоумеваю я. «А вы разве по своей линии соответствующую информацию не получали?» Вынужден был признать, что не получал. Осталось только пожелать успехов Заварзину в выполнении возложенной на него миссии и отправиться домой.
Рассказал жене о неожиданной новости, с обидой (или досадой) сказав: «Ну надо же, такое важное мероприятие, а известить о нем посла не удосужились». Но оказалось, что в неведении был не только я. Посреди ночи звонит мне министр и возмущенно спрашивает, что тут у вас творится. «Не понимаю, Игорь Сергеевич, ты это о чем?» В ответ Иванов бросил трубку. Как выяснилось на следующий день, когда просочились первые известия о движении нашей колонны к Приштине, Иванов позвонил своему коллеге министру обороны Сергееву. Тот якобы сказал ему, что это, как сейчас принято называть, «фейк» (или деза по-старому). После чего Игорь Сергеевич так и заявил журналистам на краткой пресс-конференции. Недавно – к двадцатилетию марш-броска – прошла и специальная телепередача, и появилась масса других публикаций и комментариев на эту тему. Зачастую они весьма противоречивы, и разобраться, где правда, а где вымысел, не так уж и просто. Да я этого делать и не собираюсь, ведь описываю только то, чему сам был свидетелем.
В Приштину мне затем приходилось ездить пару раз с обязательным посещением базы наших десантников. Принимали меня там весьма радушно, а когда возникала нужда куда-то проехать, выделяли пару-тройку бронемашин для охраны. Ситуация в крае еще долгое время сохранялась весьма опасная. Албанские боевики не прекращали свои вылазки, от которых гибли мирные сербские жители. В один из заездов я посетил офис администрации ООН в Косово. На состоявшейся встрече его глава Бернар Кушнер (впоследствии министр иностранных дел Франции) с гордостью доложил мне, что с каждым днем количество убитых сербов уменьшается, тогда-то их было столько-то, а сейчас столько. «Да, – согласился я с ним, – думаю, скоро их совсем не будет». – «Вы так полагаете?» – удовлетворенно спросил собеседник. «Да почти уверен, – разочаровал я его, – если дела так пойдут и дальше, в крае больше ни одного живого серба не останется». Кушнер сразу и не нашелся, чем ответить на мой черный юмор.
Война-то закончилась, а вот о том, что я до ее начала прошел все формальные процедуры для назначения послом в Королевство Марокко, как-то не вспоминали. Оставалась нерешенной лишь последняя проблемка – подпись президента Ельцина под соответствующим указом. Как рассказывали мне ребята из секретариата министра, его подготовленный текст всегда лежал наготове в папке у Игоря Сергеевича и тот только ждал благоприятного момента, чтобы представить его на подписание. А такой момент все не наступал и не наступал. Таким образом, еще полгода я продолжал свою трудовую деятельность в Югославии. Вновь пришлось заниматься привычными вопросами восстановления двустороннего сотрудничества в различных областях. А в середине ноября мне даже предоставили отпуск с разрешением провести его в Москве. Чем мы с удовольствием и воспользовались.
Поехали, в частности, на пару недель в наш любимый санаторий «Барвиха». Нас там навестили два друга – оба заместители министра: Григорий Карасин и Алексей Федотов. И где-то перед самым отъездом Леша с явной неохотой сообщил, что вчера президент наконец-то подписал указ о награждении ряда наших мидовцев «за личный вклад в политическое урегулирование ситуации вокруг Косова». Правда, добавил он, для этого пришлось под давлением изъять из него Юрину кандидатуру. Карасин был возмущен, а я лишь рукой махнул: да обойдусь без наград, лишь бы вопрос с переводом в Марокко решился.
Через некоторое время перед заседанием коллегии МИД"а министр вручал ордена награжденным: Александру Авдееву, Борису Майорскому, Александру Толкачу и Алексею Мешкову (последний тогда был директором департамента внешнеполитического планирования, и какое имел отношение к югославскому кризису – мне не известно). Ну а мне Иванов торжественно вручил почетную грамоту МИД РФ со следующим текстом: «За безукоризненное выполнение служебного долга посла России в экстремальных условиях агрессии НАТО против СРЮ».
В декабре вернулись в Белград. В тесном, дружном коллективе встретили юбилейный 2000-й год. А в первых числах января я получил короткую телеграмму: «Указом президента вы назначены послом РФ в Королевстве Марокко. Проводите положенные прощальные мероприятия и возвращайтесь в Москву». Чуть позднее я узнал, как все это свершилось. Утром 31 декабря Ельцин по очереди пригласил нескольких наиболее важных членов правительства и ознакомил их с текстом указа «Об исполнении полномочий Президента РФ», в соответствии с которым он оставлял свою должность. Среди приглашенных был и Игорь Иванов. Он вроде бы поохал: да как же так, да как же мы без вас, Борис Николаевич? А затем сказал: «Ну, может быть, подпишете напоследок некоторые указы?» И подсунул ему оный о моем новом назначении. Вот его исходящие данные: Москва, Кремль. 31 декабря 1999 года. № 1783. И подпись: Президент Российской Федерации Б. Ельцин.
За отпущенный в таких случаях месячный срок я нанес прощальные визиты членам югославского руководства, включая президента Милошевича, который пожелал мне успехов в предстоящей работе. Провели два приема: один официальный в посольстве (на нем были и все наши дипломаты), а другой для техсостава в резиденции (принял и сам участие в готовке блюд). И после четырех лет пребывания в Югославии в феврале возвратились в Москву.
В королевстве, где все тихо и складно…
К счастью, применительно к Королевству Марокко, куда мы прибыли в марте 2000 года, можно отнести лишь первые слова из популярной песни Высоцкого. Никакие «дикие вепри» там не появлялись, а правил им молодой и красивый (тогда ему было тридцать шесть лет) король Мухаммед VI, не страдавший «ни желудком, ни астмой» в отличие от песенного.
Ну а теперь после этого шутливого вступления коротенько о первых впечатлениях от нашего пребывания в этом монархическом государстве. Из Москвы в Касабланку – экономический центр страны с одним из крупнейших в Африке международным аэропортом – тогда летал прямой рейс «Аэрофлота», перелет занимал всего около пяти часов. Позднее его отменили, и приходилось летать уже с пересадкой в Париже. Но зато из маленького, уютного аэропорта в столице – Рабате, в котором ежедневно были только два рейса: в Париж и обратно. Встречали нас генеральный консул РФ в Касабланке Александр Каспаров и советник (на вакантной должности советника-посланника, на которую он с моей подачи был вскоре назначен) Михаил Яковлев с женами, мой помощник Дима Клименко (я знал его еще подростком, когда его отец работал в одно время со мной в Сенегале) и представители марокканского протокола.
Состоялась непродолжительная официальная церемония, на которой я общался с марокканцами на французском языке. Он в Марокко имел самое широкое хождение, а арабский требовался лишь для торговли на рынке да, наверное, в глухих деревнях, где мне побывать не пришлось. После чего загрузились в машину (без российского флажка) и отправились по прекрасной, недавно построенной скоростной автотрассе в Рабат. Вся поездка (около ста километров) заняла немногим более часа. Прибыли в резиденцию, где нас ожидали молодая супружеская пара, проживавшая там вместе с послом, и овчарка Лиза. О последней чуть поподробнее.
Служебную собаку – «охранника» Лизу (находившуюся на довольствии посольства) – приобрел еще щенком мой предшественник и однокашник по институту Василий Колотуша. Перед моим отбытием в Марокко его больше всего интересовал вопрос: как я отношусь к собакам? Не буду ли я обижать Лизу? Несмотря на все мои заверения, что собак я уважаю и люблю (собственной у меня никогда не было, хотя с детства и до нынешних пор я бы хотел ее иметь), Василий Иванович оставался в тревоге. Когда я приехал в Москву в отпуск и встретил Васю в МИД"е, то прежде всего он спросил меня: а как там поживает Лиза? А мы с Лизой жили очень дружно. Не хотелось бы хвастаться, но жена настаивает, чтобы я об этом упомянул. Вскоре после нашего приезда Лиза поняла, кто хозяин в доме, и всячески это понимание демонстрировала. С нетерпением ожидала моего возвращения с работы и радостно бросалась, можно сказать, мне «на шею». Про нашу дружбу с Лизой можно было бы припомнить немало забавных историй, но, пожалуй, хватит. Расставались мы с ней, когда пришло время окончательного отъезда, почти со слезами на глазах.
На следующее утро после приезда я отправился в посольство знакомиться с коллективом, а также со всем посольским хозяйством. А оно оказалось весьма внушительным. На трех гектарах были расположены служебное здание (его авторов, в отличие от белградской стекляшки, даже представляли на госпремию по архитектуре), три жилых дома с оборудованными квартирами. Имелись отдельные строения школы, клуба, консульского отдела со своим служебным входом. Была своя спортплощадка для игры в волейбол или теннис и даже большущий фонтан в скверике. Надо признать, что его из экономии мы включали лишь 12 июня, когда проводился госприем. В клубе находился маленький кооперативный магазин, а при нем небольшое кафе, где детям подавалось мороженое, а сотрудникам разливное пиво из бочонка.
По изначальному проекту в служебном здании была встроена и большущая двухуровневая квартира для главы дипмиссии. Однако мои предшественники использовать ее отказывались, мотивируя это тем, что в Рабате такое не принято. Все послы проживали в резиденциях, а посольские помещения назывались
На поиски новой резиденции у меня ушел чуть ли не год. Но в итоге удалось найти за тысячу восемьсот баксов полностью устраивавший меня вариант. На первом этаже – достойные представительские салоны (один из них даже с камином, что в условиях холодной зимы в Рабате было нелишним) и большая столовая. Две гостевые квартирки, плюс еще одна с отдельным входом для проживающих с нами четой Кузьминых (Ольга – повар, а Николай – завхоз) – они работали с нами еще в Шри-Ланке. Одно крыло здания было двухэтажным, на втором этаже располагалась собственная квартира посла: спальня, небольшая гостиная, две
После описания бытовых условий пребывания-проживания возвращаюсь в посольство на первую встречу с коллективом. Оперативно-дипломатический состав в Марокко был малочисленней, чем в Шри-Ланке, не говоря уже о Югославии. Но все же сотрудников с диппаспортами (все они числились в сборнике, издаваемом местным МИД"ом) было где-то человек тридцать. В их число входили торгпред с заместителем, военный атташе, представитель Росзарубеж-центра, работники референтуры (они по паспортам числились атташе), а также шесть дипломатов из генконсульства в Касабланке.