Так меня цитируют в этой газетке. Хотя сильно сомневаюсь в точности подробного изложения. Сказать именно так я не мог, хотя ситуация-то в стране была действительно весьма сложная – и на момент нашего приезда, и еще многие последующие годы. Не буду вдаваться в долгие перипетии вооруженного противостояния между радикальной (или террористической?) организацией «Тигры освобождения Тамил-Илама» и правительственными войсками. Суть его в том, что тамилы из южного индийского штата Тамилнаду были массово завезены на Цейлон, в основном чтобы трудиться на чайных плантациях, хотя и из них вышло немало знатных представителей ланкийской интеллигенции. Но тамильские радикалы боролись за независимость с оружием в руках, а также используя хорошо ныне известные индивидуальные теракты, в том числе с участием смертников. Под контролем «тигров» находились северные провинции острова и большая часть восточных. А в Коломбо регулярно гремели взрывы, вводился комендантский час.
Вернусь к своим многочисленным газетным вырезкам. Вот фото с подписью: «Юрий Михайлович Котов, посол СССР, приветствует следующего после Хамида министра иностранных дел Ранджана Виджератне» (в Википедии его сейчас обозначают как Уиджиратне, но для меня доктор Ватсон всегда останется Ватсоном, а не Уатсоном, как и мой добрый приятель ланкийский министр). Какое-то время спустя он сменил портфель министра иностранных дел на другой – министра обороны. И вот наступает день Советской армии и Военно-морского флота 23 февраля 1991 года. Совместно с военным атташе организуем прием по этому поводу в резиденции. Естественно, направляется приглашение и министру обороны. А за несколько дней до этой даты у меня где-то была короткая встреча с ним, и он обещал, что обязательно будет, хотя и отправляется в какую-то поездку по провинциям. В назначенное время: от 18:00 до 20:00 начинается и заканчивается прием. Расходятся последние гости, а Виджиратне так и нет. Ну, что поделаешь, подумал я, он ведь предупреждал, что будет в отъезде. А спустя десять-пятнадцать минут – оживление в нашем проулочке: машины сопровождения и сам министр. Радостно его встречаю. В холодильнике оставались «стратегические» резервы закусок, ну и соответствующие напитки к ним. Сели на диванчике и подняли тост за советскую армию. Цветная фотография, уже из моего личного альбома, хранится у меня до сих пор. Ну а самому министру я ее передать не смог. Через пару дней его взорвали тамильские «тигры». На похоронах, где я был, его останки лежали в закрытом гробу, собрать их не удалось.
Очередные фотографии с двумя видными ланкийскими деятелями (оба позднее претендовали на пост президента страны). Возьму по одной с каждым (а так их довольно много). Вот министр безопасности, торговли и судоходства Лалит Атулатмудали «оживленно беседует с новым советским послом Ю.М. Котовым на церемонии вручения призов Национальной стрелковой ассоциации (я там был среди почетных гостей. –
Лалит Атулатмудали был одним из образованнейших деятелей страны. Окончил Оксфордский, а затем Гарвардский университеты по специальности юриспруденция. Жена его Сримани в молодые годы завоевала титул «Мисс Шри-Ланки», а после выхода замуж занималась общественной деятельностью. При этом оказалось, что она была еще и почти профессиональным фотографом. Мы это знаем не понаслышке – на центральном месте в мебельной стенке в нашей гостиной и сейчас стоит в красивой рамке наш с женой фотопортрет (другой такой же мы подарили теще). Сделала его Сримани, когда мы вместе проводили уик-энд в загородном отеле «Косгода» на берегу океана, принадлежавшем нашим общим друзьям Ивонне и Арджуне Дайясам.
Лалита «тамильские тигры» убили несколько лет спустя, почти одновременно с Гамини Диссанаяне, который наговорил мне кучу комплиментов во время нашей прощальной беседы перед отъездом на родину. Чуть позднее от рук тамильских террористов пал и сам президент Ранасингхе Премадаса. А Сримани после гибели мужа сама стала министром. Ну и, наконец, чтобы закончить с этой печальной тематикой, упомяну лишь, что и сам я лишь чудом не оказался в эпицентре мощного взрыва в Коломбо, организованного «тиграми». Спасла моя скрупулезная точность и желание докурить перед посадкой в машину начатую сигарету. Тронулся бы я на тридцать секунд раньше – не писал бы сейчас эти строки. Вот такие были условия нашего пребывания в этой стране. А в остальном, как поется в популярной песне: всё хорошо, прекрасная маркиза, всё хорошо.
На этом веселеньком мотивчике возвращаюсь к своей трудовой деятельности. Чтобы излишне не напрягать и так уж достаточно утомленную память, снова решил обратиться к фотографиям из своего досье. Они дают, на мой взгляд, хоть и отрывочные, но по крайней мере точные документальные сведения о некоторых аспектах повседневной работы посла. Хотя, признаюсь честно, самому мне они изрядно поднадоели. А поэтому постараюсь быть кратким.
Вот о достаточно крупном событии в развитии советско-ланкийских отношений, над организацией которого мне пришлось немало поработать. Речь идет о приезде в Шри-Ланку весьма представительной делегации Верховного Совета СССР. Такого не было уже более пятнадцати лет, со времен Соломона Бандаранаике, поэтому и ланкийское руководство, и местные СМИ уделили ему повышенное внимание. Освещалось все – от момента приезда депутатов в отель, где на каждого был повешен огромный цветочный венок, до встречи с президентом Премадасой. Состав группы соответствовал перестроечным временам – во главе ее находился член президиума Верховного Совета коммунист Г.Н. Киселев, а самым активным членом был представитель так называемой региональной группы Г.И. Фильшин. Он, кстати, был единственным, кто согласился поехать со мной на встречу с экипажем зашедшего в порт Коломбо крупного советского сухогруза. Мир тесен, но с ними обоими нам довелось позднее встретиться на родине.
Помимо встреч с официальными деятелями, я налаживал контакты и с представителями общественности. Начал с руководства компартии Шри-Ланки – она тогда уже потеряла какой-либо вес в политической жизни страны, но что поделаешь – старые верные друзья, никуда не деться. Много внимания уделял поддержанию тесных связей с руководством общества ланкийско-советской дружбы. Довелось вручить одноименный орден Дружбы ее генеральному секретарю Т.Б. Субасинхе (извиняюсь, что и не вспомнил бы об этом, но обнаружил соответствующие сведения в своем досье).
Ну и самое интересное. Отправился знакомиться с нашей соседкой, которая жила на той же улице, что и мы. Речь идет о Сиривамо Бандаранаике. Она на тот период была как бы вне политики – ей было юридически запрещено участвовать в ней. Но, разумеется, все равно внимательно следила за всем, что происходило в стране, и имела собственное суждение о внутриполитической раскладке сил. На первый визит к ней захватил с собой парочку фотографий, сделанных во время ее поездки в СССР. А на них она была изображена вместе с сопровождавшей ее зампредсовмина РСФСР Лидией Павловной Лыковой – по совместительству моей уважаемой и любимой тещей. Это как-то сразу помогло наладить дружескую беседу, в заключение которой она передала моей жене черенки собственноручно выращиваемых роз. У Соломона и Сиривамо Бандаранаике было трое детей: две дочери (одна из них в историю страны не вошла) и сын. С последним – Анурой, я тоже вскоре познакомился, но отношения с ним как-то не сложились. На мой взгляд, он производил впечатление самодовольного сноба, да к тому же не слишком доброжелательно настроенного к Советскому Союзу. Но вот об одной из дочерей – Чандрике, можно и поподробнее.
Окончила она Парижский университет по специальности политология. Вышла замуж за популярного ланкийского певца и киноактера Виджая Кумаратунга. А затем они вместе ударились в политику, основали собственную партию. Но совместная их жизнь продолжалась не так уж и долго – в 1988 году Виджай был убит все теми же «тиграми» (вы не устали от списка их жертв?). Испуганная Чандрика вместе с детьми отправилась в Великобританию, где подвизалась в каком-то общественном фонде. И вот в начале 1991 года ко мне на срочную встречу запросился мой добрый друг Невиль Канакардтне. Он к тому времени завершил свою деятельность посла Шри-Ланки в СССР и вернулся на родину. Ушел в отставку, но продолжал активно участвовать в разного рода мероприятиях, проводимых посольством. Невиль сообщил мне, что в Коломбо в ближайшие дни вернется Чандрика Кумара-тунга. «Я ее знаю лично, – сказал он, – у нее есть хорошие перспективы на успешную политическую деятельность. Прошу тебя: первое – встретиться и поближе познакомиться с ней, а второе – поприглашай ее на проводимые тобой протокольные мероприятия с участием иностранных послов».
Выполнить просьбу друга – дело обязательное, да и самому было интересно посмотреть на потенциальную фаворитку внутриполитических пертурбаций в Шри-Ланке. Встретились мы с Чандрикой несколько раз. Мне, в частности, было приятно, что общались с ней на хорошо нам обоим знакомом французском языке. Побывала она у нас и на нескольких обедах и ужинах, где познакомилась с моими коллегами по дипкорпусу. Ну а потом мы вернулись в Москву, а Чандрика в 1994 году стала Президентом Шри-Ланки (маму назначила премьер-министром, брат Анура был избран Председателем парламента). Вывод: где-то и мы внесли свой маленький, пусть и незначительный, вклад в развитие внутриполитической ситуации полюбившейся нам страны.
К контактам с представителями ланкийской общественности я с большим сомнением и возможной натяжкой отношу свои встречи с религиозными деятелями. Преобладающей религией в Шри-Ланке является буддизм. Не знаю, как сейчас, но в описываемые времена основные мусульманские и католические праздники, так же как и буддийские, официально были выходными днями для всего населения. Больше всего мне, разумеется, приходилось общаться с буддистами. Правда, в своем досье опять откопал фото, на котором изображена церемония передачи в дар ланкийскому исламскому центру (его возглавлял спикер парламента Эль-Хадж Мохамед) подборку наших книг.
Главным центром буддизма Шри-Ланки является город Канди, в котором расположен Храм Зуба Будды. Сама святыня надежно спрятана от посторонних глаз в семи драгоценных ларцах. В храм пускают посетителей, но взглянуть на эту условную «матрешку» они могут лишь с расстояния в несколько метров. Для отдельных гостей бывают и исключения – можно подойти вплотную к самой реликвии. Мы относились к числу этих привилегированных, поскольку установили дружеские отношения с главным хранителем Храма Неранжаном Виджератне и его женой. Сам он был назначен на этот пост по «двойной линии» – предложен правительством, которому он подчинялся, но с одобрения буддийских священников. Почти в каждый наш заезд в Канди мы заглядывали к ним в гости. Повидаться и с радушными хозяевами, и с их забавным домашним любимцем. Это был маленький, полгода от роду, слоненок, весь еще покрытый колючим пушком в несколько сантиметров. Жил он во дворе, но когда мы садились перекусить, без разрешения вторгался в дом в расчете чем-нибудь поживиться. Неранжан вынужден был руками и ногами выталкивать его из столовой, а это было весьма непросто – «малыш» и тогда, наверное, весил двести-триста килограммов.
Канди расположен на высоте пятисот метров над уровнем моря, а даже эта небольшая дистанция делала климат в нем получше, чем в Коломбо, – суше и прохладнее. Но так бывало не всегда. Однажды президент Премадаса надумал отметить там национальный день. Был приглашен и весь дипкорпус. Церемония была намечена на одиннадцать часов утра, и к тому времени мы все расположились на скамеечках под открытым небом. Проходит час, два, а президента все нет, а солнышко палит во всю силу. Сначала послы сняли галстуки, потом их жены начали небольшой стриптиз, стягивая с себя все, что позволяло приличие. У кого-то оказалась с собой газета, и он щедро поделился ею с соседями – понаделали бумажные колпаки. К тому времени, когда Премадаса появился, дипкорпус уже был «поджаренным» – так мы потом долго называли эту церемонию. Да, надо упомянуть, что многочисленные буддийские ламы, присутствовавшие на ней, сидели в своих оранжевых одеяниях в тенечке под навесом.
Не буду долго описывать этот симпатичный городок Канди, упомяну только о его знаменитом ботаническом саде, одном из известнейших в Азии. Помимо всяческих экзотических растений, огромной галереи с сотнями сортов орхидей, в нем растут и обычные деревья, но посаженные не рядовыми людьми. Есть деревце, посаженное Юрием Гагариным, а есть одно, столетнее, на корневище которого я присел сфотографироваться с навестившей нас сестрой. Вернувшись в Коломбо, с огорчением показал жене (она с нами не ездила) черное жирное пятно (смола) на любимых светлых брюках. На ее вопрос, где меня угораздило так вляпаться, я ответил: «Да все он виноват, царь-батюшка Николай Второй. – А затем пояснил: – Это самое дерево посадил тогда еще цесаревич Николай во время морского путешествия с посещением острова Цейлон. А тут советский посол появился – так ему и надо».
Иногда Канди был у нас всего лишь местом короткой передышки при поездках в мой самый любимый на Шри-Ланке городок Нувара-Элию. Нравился мне он, прежде всего, своим климатом, благо расположен был на высоте почти две тысячи метров над уровнем моря. Соответственно вечера и ночи были весьма прохладными (однажды, как нам рассказали, был даже мороз – аж целых минус 0,5 градуса), да и днем в тенечке тоже не слишком припекало. После постоянной жаркой и влажной погоды в Коломбо для меня это была желанная отдушина. Сам по себе городок был чистеньким, с садами и аллеями, где было приятно прогуляться. Сохранились в нем со времен английского владычества комфортабельные отели, в одном из которых размещалась резиденция генерал-губернатора Цейлона. Да и до наших пор некоторые порядки, заведенные колонизаторами, сохранились. Как-то в один из первых заездов решили мы с женой поужинать в одном из соседних ресторанов. Приходим в него, а нам говорят: извините, но к нам вход без галстука (а на мне такового не было) не разрешается. Вот так-так! Выход, правда, был найден моментально – за небольшую сумму можно было взять этот аксессуар напрокат в гардеробе. Что и пришлось сделать. Сам ужин проходил в весьма интимной романтической обстановке – при свечах. В общем, мы остались довольны.
Но все же главное, чем известен этот городок, – это то, что он является чайной столицей Шри-Ланки. На расположенных вокруг него плантациях выращивают лучшие сорта элитного высокогорного чая. Сам я, увы, никогда особенным поклонником этого напитка не был – предпочитаю кофе. Но вот, например, мой коллега и приятель Эдуард Шевченко им являлся. В момент моего назначения в Шри-Ланку сам он был советником-посланником нашего посольства в Дели (в дальнейшем – послом в Бангладеш и в Пакистане). Он меня крайне удивил, когда попросил при оказии прислать ему чайку. Я ушам своим не поверил: «Чай в Индию? Да это все равно, что самовар в Тулу! У вас же свой «Дарджилинг» и прочие известные сорта имеются». Но Эдик был непреклонен: индийские – индийскими, а цейлонский для настоящего знатока лучше.
Советский Союз являлся одним из крупнейших импортеров цейлонского чая. По количеству, но не по качеству – закупали мы самые дешевые сорта, хотя и они у нас пользовались большим спросом. Как-то условились мы с местными фабрикантами попробовать основать у нас совместное производство чая в пакетиках (тогда в СССР его и в помине не было) на базе нашей грузинской продукции. Выехала делегация их специалистов в Грузию, а вернулись они крайне обескураженными: использовать те веники, которые у вас комбайном режут для пакетированного чая, невозможно. Ну да, у них-то тамильские девушки ручками срывали верхние пять листочков, а в отдельных случаях и три. Видимо, разница действительно была.
Напоследок расскажу «чайную» байку. Перед окончательным отъездом из Коломбо наносил я прощальные визиты ланкийским партнерам. Был среди них и один из главных поставщиков чая в нашу страну Фернандо. Мы с ним были в приятельских отношениях, и он меня спросил, что бы я хотел получить в подарок, покидая их страну. «Не обижайся, дорогой друг, – сказал я ему, – но никаких подарков я не принимаю, не положено это у нас». – «Ну хоть чаю-то можно?» – не унимался тот. На это я согласился – возьму немножко. «Тонны хватит?» – сразу последовал вопрос. Я даже опешил, а потом огорошил и его: ну, три-пять килограммов возьму, но не больше. После жаркой дискуссии о том, что он считал бы это оскорблением для себя, и долгих уговоров я согласился на сто килограммов чая в металлических коробочках, которые были мне доставлены в десяти картонных коробках. Две-три коробки я подарил техсоставу посольства, две отдал в представительство «Аэрофлота», одну из которых попросил передать экипажу самолета, который должен был увезти нас на родину. Ну а остальные пришлось взять в Москву, где они довольно быстро разошлись на подарки.
Ланкийцы с большим сочувствием отнеслись к трагедии в армянском Спитаке, пострадавшем от сильнейшего землетрясения в конце 1988 года. Помимо официально выраженных соболезнований, последовали и практические знаки внимания. Вот фотографии церемоний: на одной из них министр иностранных дел Хамид передает мне символический пакет чая из партии в пять тысяч килограмм, подаренных для пострадавших жителей Спивака. На другой уже его супруга вручает моей жене образцы цейлонских специй и кофе, также переданных в дар. Были и другие пожертвования от местных бизнесменов и общественных организаций, в частности, довольно большая партия производимой в Шри-Ланке одежды, о которой речь еще пойдет немного подробней. Сотрудники посольства и других советских учреждений тоже скинулись – на собранные средства отправили свои гостинцы в Спитак.