Итак, нужно ли нам возвращать тележку ко входу супермаркета? Нет, наверное, не нужно.

Но стоит ли это делать? Да, думаю, стоит. Если у нас есть такая возможность, нужно выйти за рамки «минимальных требований» контрактуализма и выполнить небольшой объем дополнительных работ[139] (и я говорю это как человек, который часто этого не делает. Потому что это бесит). От нас требуется немного усилий и внимания, при этом есть возможность порадовать немало людей, сделать их жизнь удобнее, уменьшить стресс в их жизни. Мы можем помочь другим. Именно это следует считать нашей общей целью.

«Помогать другим» — широкая, расплывчатая идея, но без нее не существует этики как таковой. Так что лучше понять, что именно мы имеем в виду, когда выходим за рамки минимума контрактуализма и заявляем во всеуслышание, что теперь наша цель — помогать другим. Можно легко представить себе буквальные способы помочь другим: занести коробки на верхний этаж во время переезда друзей или пожертвовать 50 долларов на столовую для бездомных. Но как насчет эфемерных идей, как то: «хорошо относиться к другим», «быть внимательным» или «поступать бескорыстно»? Их трудно определить, по крайней мере практическим способом, который поможет нам понять, что мы должны делать, когда скитаемся по земле и сталкиваемся с людьми. Но эти трудности не означают, что нужно перестать пытаться это описать. По сути, одно из лучших объяснений того, почему «другие» важны для нас, — на самом деле вовсе не «объяснение». Это, скорее, мировоззрение: южноафриканская концепция убунту.

Объяснить, что такое убунту, можно за секунду, потому что на самом деле (насколько я понял) нет идеальной формулировки. Поскольку я не говорю ни на зулу, ни на коса, ни на другом африканском языке, у меня есть только расплывчатые переводы. Часто концепцию убунту объясняют с помощью афоризмов, анекдотов и пословиц, при этом южноафриканский политический философ Иоганн Брудрик определяет ее так:

Брудрик предвосхищает наш следующий вопрос: «Можно спросить, уникально ли это понятие, — пишет он, — поскольку во всех культурах эти ценности считаются положительными»[141]. Безусловно, он прав: если мы скажем, что убунту — «взаимосвязанность людей», то найдем параллели в буддизме или в индуистской концепции дхармы. Разница, по его словам, в том, что в Африке «эти ценности воспринимают гораздо глубже. Речь о настоящей преданности жизни ради человечества, как будто оно и есть главная причина жизни, превыше других забот»[142]. Другой писатель, Млулеки Мняка, пошел дальше и интерпретировал понятие убунту как реальную этическую систему, играющую «определяющую роль в… формировании представлений… африканского общества о том, какое поведение хорошее, а какое плохое». Хорошо, мы можем считать, что это основа африканской философии, мировоззрение, связанное с тем, как люди взаимодействуют друг с другом, гуманистический этос, который описывает ценности и хорошее поведение… но что тогда означает слово «убунту»?

Ответ выглядит как отговорка: оно может означать многое, но ни одно понятие нельзя просто перевести или объяснить при переводе. На самом деле, поскольку оно содержит набор этических принципов, специфичных для сообщества, оно даже может иметь разные значения в зависимости от того, кто вы и на каком африканском языке говорите. Брудрик отмечает, что само слово меняется: на зулу это убунту, на суахили — уту, на языке шона — унху и т. д.[143] Но центральная идея прежняя: она всегда связана с человечностью, или «идеалом бытия человеком». Впервые я услышал об этом понятии в совсем не академическом контексте, после того как Boston Celtics (моя любимая баскетбольная команда) выиграла чемпионат НБА в 2008 г., их тренер Док Риверс сказал, что он использовал убунту, чтобы несколько звездных игроков сосредоточились на коллективной цели (ведь это командный чемпионат), а не на личной славе[144]. Вместо того чтобы зацикливаться на том, что на самом деле «означает» это слово, сосредоточимся на сути концепции. Вот пословица, которая, как мне кажется, близка к воплощению идеи:

Концепция убунту — это контрактуализм Скэнлона, но более ярко выраженный. Дело не только в том, что мы чем-то обязаны другим, говорит нам убунту, но мы существуем через других. Их здоровье — это наше здоровье, их счастье — наше счастье, их интересы — наши интересы; когда им больно или плохо[146], нам тоже тяжко. Добродетели, которые политолог Майкл Эзе называет характерными для убунту, очень напоминают аристотелевские: «великодушие, щедрость, доброта»[147]. Однако теперь акцент делается на общинном, а не на индивидуальном. В 2006 г. Нельсона Манделу попросили объяснить, что такое убунту, и он сказал следующее:

Так почему же мы должны возвращать тележку ко входу в супермаркет? Потому что так мы помогаем людям и мы становимся людьми только через других. Мы живем в этом мире день за днем, занятые своими делами, проблемами и неприятностями. Легко (и очень заманчиво) сидеть в своем мирке, делать только то, что улучшает нашу жизнь или облегчает боль. Но… да, это неприятно. Здесь, на этой Земле, мы не одни. Каждый — крошечная часть гораздо большего целого, как писал кенийский философ и теолог Джон Мбити:

Мы не просто чем-то обязаны людям, мы обязаны им всем своим существованием. И когда мы думаем о «других» в таком ключе — мы не будем мелочиться и вернем тележку ко входу, если нам кажется, что так мы облегчим бремя тех, кто нас окружает. И в первую очередь нам надо проследить, чтобы в списке, который мы составляем каждый раз, принимая решения, «здоровье и счастье общества» оставались главной задачей, а не просто приятным потенциальным побочным продуктом.

Этот принцип был основным в философии Южной Африки веками, но в западной философии идея контрактуалистов о том, что наша нравственная жизнь зависит от взаимоотношений с другими, распространена меньше. Мы не будем подробно разбирать философию Рене Декарта, но на минуту задумаемся о его знаменитой формулировке эпохи Просвещения: сogito, ergo sum («Я мыслю, следовательно, я существую»), которая, опять же, считается одной из основных в западной мысли. Когда мы рассматриваем обе идеи рядом, эту и убунту, «Я есть, потому что мы есть», мы видим большую разницу. Декарт говорил о собственном исключительном сознании как доказательстве существования человека. Адепты убунту считают, что их существование обусловлено существованием других. Кто-то мог бы написать очень интересную книгу о типах цивилизаций, законах и гражданах, родившихся из этих двух теорий. Только не я, мне такая задачка не под силу. Но кто-то мог бы.

Дело в том, что я описывал теорию контрактуализма довольно сухим, интеллектуальным языком, как на рабочем совещании, где мы трезво излагаем правила, а потом голосуем за них. Но Иероними обратила мое внимание на то, что есть более неоднозначный способ рассмотреть проблему[151]. Скэнлон заставляет нас взглянуть на тех, с кем мы делим эту землю, и во всеуслышание заявить: «Я знаю, что вы относитесь ко мне как к человеку, который важен для всех, у которого есть право вето в нашей системе, и вы знаете, что я отношусь к вам так же, и каждый из нас знает, что все это знают». Он хочет, чтобы мы создали систему этических правил, где «взаимное уважение признано взаимно». Этой идеи морали далеко до убунту, но она позволяет нам контролировать врожденный эгоизм, а также определяет наши отношения с окружающими, причем как с теми, кого мы знаем, так и с незнакомцами. И эти люди становятся центром нашего личного благополучия. Как только мы занимаем эту позицию, становится действительно трудно быть придурком (назовем это так за неимением лучшего слова).

В первый год вспышки COVID-19 возникла неприятная проблема: никто не хотел носить маски. Точнее, даже не так: никто не хотел, а миллионы и не носили. Скэнлон опубликовал свою книгу в 1998 г., но если бы он писал ее сейчас, то держу пари, ему было бы что сказать об этих, гм, господах. Маска на лице точно так же раздражает, как и необходимость возвращать тележку в супермаркете ко входу после того, как мы загрузили продукты в машину: это требует каких-то усилий, но на самом деле небольших, и когда мы разбираемся в плюсах и минусах ношения маски, становится смешно, почему люди этого не делают. Нас попросили сделать так: купить маску и надевать ее, когда мы выходим из дома. Кому это пойдет на пользу? Всем, черт возьми, всем и каждому. Почему это хорошо? Общество гораздо быстрее вернется к привычной жизни, никто не будет болеть и умирать. Пандемия, как ни странно, стала идеальной иллюстрацией контрактуализма: то, чем мы обязаны друг другу, сделать легко и просто, а польза огромна. Я уже говорил, что контрактуализм быстро и четко выявляет неразумные или эгоистичные поступки. Да, каждый раз, когда я вижу видео, в котором герой возмущается, что нас угнетают, заставляя носить маски в общепите, моя первая мысль: «Ты ведешь себя неразумно, я не хочу принимать твои правила». (Адепты убунту, конечно, сочли бы нелепым предполагать, что нам всем не нужно носить маску; основная функция масок не в том, чтобы обезопасить себя, а в том, чтобы обезопасить других, если мы подхватили вирус. Маска — физическое воплощение убунту.)

Возможно, книгу Скэнлона можно назвать сложной, но его теорию — нет. Она красива и проста. Более того, она настолько проста, что, как сказал мне Скэнлон при встрече[152], его наставник Дерек Парфит даже не счел ее убедительной. Именно Парфит, по праву считающийся самым важным философом за последние 50 лет, уговаривал Скэнлона написать книгу. И когда Скэнлон наконец показал ему свои первые работы по контрактуализму, Парфит ответил: «Тим, это не теория морали. Это описание твоей личности»[153] (философы иногда ведут себя как придурки)[154]. Но я не согласен: я считаю контрактуализм надежным этическим руководством, когда взвешиваю решения и оцениваю свои реакции на решения других. Однако не забывайте, что он дает нам минимальную основу пригодного для жизни общества. Как только мы определим базовый уровень, нам придется приложить больше усилий, если мы на самом деле хотим, чтобы мы и мир вокруг нас стали лучше.

Теперь у нас полный комплект: этика добродетели, деонтология, утилитаризм, контрактуализм, убунту… наш мешок забит под завязку! Однако до сих пор мы задавали простые вопросы: можно ли быть жестоким без причины? Можно ли лгать? Нужно ли возвращать вещи на свои места? Следующие вопросы будут сложнее и более детализированными. Нам понадобятся все теоретические данные, которые мы уже изучили, и куча новых идей, которые мы схватим по пути, и все равно нам будет все труднее находить ответы.

Но я к тому, что мы должны попытаться, правда?