Какое значение с практической точки зрения это имело бы для кого-то, если бы истинным было не это понятие, а другое? Если никакой практической разницы не прослеживается, альтернативы означают практически одно и то же и все споры бесполезны. Всякий раз во время серьезного спора мы должны быть в состоянии показать какое-то практическое различие, вытекающее из того, что права либо одна сторона, либо другая[189].
Прагматизм Джеймса «отворачивается от первостепенных вещей, принципов, категорий, предполагаемых потребностей» и обращается к «последним вещам, плодам, последствиям, фактам»[190]. Его заботит только истина, и он использует все имеющиеся методы, чтобы найти ее. Джеймс прибегает к метафоре, сравнивания прагматизм с коридором в отеле[191], в котором множество дверей. За одной религиозный мужчина; за следующей женщина-атеистка; за другими — химик, математик, специалист по этике и т. д. И каждый предлагает возможный способ найти факты, на которые можно положиться. Прагматик в любой момент может открыть любую дверь и использовать то, что найдет за ней, чтобы прийти к истине. Это философский винегрет.
Понятно, о чем речь, верно? Если говорить о случае с почетным гостем благотворительного ужина и его дурных намерениях, то, пройдя по коридору, мы услышим разные крики из-за дверей: метод, который он использовал для сбора денег, не был основан на универсальной максиме! Этот способ не золотая середина щедрости! Это не соответствует идеалам Маймонида! Это неосознанное поведение![192] Мы слушаем все эти протесты, принимаем их, рассматриваем… а затем голос утилитариста: однако… этот небольшой акт самолюбования дал возможность собрать больше денег на благотворительность и не причинил никому ощутимого вреда. И для прагматика этот неоспоримый факт перевесил бы все остальные мнения. Таким образом, хотя сам по себе прагматизм не «утилитаристский», здесь он прибегает к утилитаристскому мышлению, чтобы найти лучший ответ. Равно как он может совпасть с мнением Канта или Аристотеля в чем-то другом.
Но тут кроется ловушка, которую нужно обнаружить и обойти. Помните, раньше я говорил, что готов игнорировать что угодно «в разумных пределах», кроме хорошего результата (что пожертвования были максимальными)? И вот эта фраза, заключенная в кавычки, — «в разумных пределах» — значит очень много. Легко представить ситуацию, когда мотивацию давать деньги на благотворительность нельзя игнорировать, и прагматик пришел бы к выводу, что есть практическая разница между двумя разными видами пожертвований. Скажем, преступник дает деньги на благотворительность, потому что использует фонд для отмывания денег или достижения социального статуса, который скрывает его преступную деятельность. Вспомните секс-преступника, педофила и кошмарного человека Джеффри Эпштейна. Он жертвовал горы денег на десятки целей, чтобы сохранить доступ к влиятельным людям и власти, а также отмыть свою репутацию. Есть «практическая разница» между его пожертвованием и пожертвованием кого-то другого, кто менее ужасен. Но эгоистичный голливудский магнат из предыдущей истории не связан с преступной деятельностью (известной нам) и ничем не навредил другим… никакой реальной практической разницы в том, как деньги попали к нуждающимся. Парень и белка бегали вокруг дерева; кого волнует, как мы это описываем?
Джеймс назвал прагматизм «посредником и примирителем»[193], который — и мне нравится эта фраза — «равнолоялен» к нашим теориям. В прагматизме, по сути, нет предрассудков, препятствующих догм, жестких канонов того, что должно считаться доказательством. Прагматик абсолютно добродушен. Он примет любую гипотезу, рассмотрит всякие доказательства. Но только до тех пор, пока рассуждения привязаны к правильным фактам. В данном случае факт таков: для нуждающихся людей собрали больше денег, чем могли бы, и всё благодаря эгоистичному парню, при этом никто никому не причинил никакого вреда. Да будет так.
Следует отметить, что Тит Нат Хан, скорее всего, не согласился бы здесь с Джеймсом (и со мной), потому что больше думает о человеке, делающем добро, чем о том, что произошло, когда он его сделал. Буддийский взгляд на счастье требует, чтобы это было
Каждый хочет быть счастливым, и в нас есть сила, толкающая нас к тому, что, по нашему мнению, сделает нас счастливыми. Но мы можем и пострадать из-за этого. Нам нужно понять, что положение, месть, богатство, слава или собственность чаще всего становятся препятствиями на пути к счастью[194].
Мы сосредоточились в основном на результатах благотворительных пожертвований (или чаевых) и пришли к прагматичному/утилитаристскому выводу: если добро преумножилось, мотивация донора вторична. Но, как и Кант, Хан хочет, чтобы мы подумали о самом акте пожертвования. Если мы отдаем деньги на благотворительность ради
Возможно, прагматику было бы более-менее все равно, похлопаем ли мы себя по плечу, сделав доброе дело, или нет, поскольку самовозвеличивание в меньшей степени этическая проблема, чем вопрос хорошего и плохого вкуса. Но Иммануилу Канту не все равно, как и Тит Нат Хану (хотя и по другой причине). Нетрудно представить, что дурная мотивация хорошего поступка в какой-то момент приведет к реальным моральным проблемам: мы начнем стремиться не просто делать добрые дела, а получать «награды» за них, и станем совершать добро только ради того, чтобы получить лайк, чтобы нашу страницу добавили в избранное, просмотрели или просто лестно о нас отозвались. Вот что мучит героиню Тахани Аль-Джамил в сериале «В лучшем месте»: ее желание славы и внимания берет верх, в результате она попадает в темное место (она так завидовала более знаменитой и успешной сестре Камиле, что умерла, уронив на себя статую Камилы, которая раздавила ее). Я здесь выступаю за прагматизм, но мы же не хотим слишком далеко отойти от идеи жить осознанно, с добрыми и чистыми намерениями. На дальнем конце спектра, далеко за пределами пункта «пожертвовать деньги, чтобы хвастануть в соцсетях», есть и действительно неприятные поступки, проявления фальшивого альтруизма с дурными намерениями: богачи жертвуют деньги университету, чтобы купить место для не очень умного ребенка, или семья Саклер, пожертвовавшая большую сумму музею, стремясь обелить свою позорную историю, которая связана с торговлей рецептурными препаратами, вызывающими привыкание. Любой скажет, что это неэтичные поступки.
Прагматизм предполагает, чтобы мы стали моральными судьями, наблюдающими за развитием событий и определяющими, есть ли разница между двумя результатами, а также можно ли считать спор праздным или значимым. Конечно, если мы играем в спортивного судью, возникает новый вопрос: когда мы свистнем в свисток? Если кто-то делает что-то плохое, что, по нашему мнению, оказывает ощутимое негативное влияние на мир, должны ли мы об этом сказать? Когда мы должны (если должны) не просто определить, что кто-то ведет себя безнравственно, но и уличить человека в этом?
Расскажу случай, когда моя жена попала в небольшую аварию на скорости 1,6 км/ч и вся наша жизнь перевернулась с ног на голову.
Глава 7. Да, я врезалась в машину. А вы слышали про ураган «Катрина»?!
В 2005 г. Джей-Джей (тогда моя невеста) врезалась в машину на очень низкой скорости. Полицейский, который оказался рядом, осмотрел машину и сказал, что не видит повреждений. Джей-Джей и водитель второй машины обменялись телефонами и адресами и разъехались восвояси. Но через несколько дней мы получили штраф в размере 836 долларов. По словам парня, ему нужно было полностью заменить бампер.
Отмечу: все это происходило во время урагана «Катрина». Новый Орлеан оказался под водой. Я, как и все остальные в Америке, с ужасом наблюдал, как рушатся жизни тысяч людей, а великий город почти стерт с лица земли. Мой друг, с которым мы вместе там росли, только что потерял отца. Вскоре после похорон, которые было нелегко организовать, у них сильно пострадал дом[195]. Ужасно, и со всех сторон. В разгар этого безумия я осмотрел машину пострадавшего, и даже если бы я очень сильно напрягся, то с трудом различил бы линию длиной 15 см вдоль заднего бампера, как будто нарисованную карандашом. В приступе ярости я сказал ему, что, хотя мы не оспариваем происшествие, которое привело к таким кошмарным повреждениям заднего бампера его седана Saab, я считаю абсурдным платить за это 836 долларов. Я сказал ему, что именно из-за таких случаев страхование автомобилей в Лос-Анджелесе стоит так дорого. А потом сделал ему предложение: я пожертвую 836 долларов от его имени в Красный Крест для оказания помощи пострадавшим из-за урагана, а он будет спокойно жить дальше с этой мелкой царапиной на заднем бампере — чтобы ее разглядеть, нужен мощный микроскоп. Он сказал, что подумает.
Убежденный, что я обладаю высокими моральными качествами, я в сердцах поделился этой историей с друзьями и коллегами, и дальше события понеслись, как снежный ком. Многие присоединялись ко мне: решали жертвовать всё больше денег Красному Кресту, если тот парень согласится не чинить свой бампер. (Сам парень не знал о происходящем.) Вскоре мне были обещаны 2000 долларов, потом 5000 долларов. Менее чем за двое суток в самом начале эпохи вирусного интернета сотни людей пообещали мне в общей сложности более 20 000 долларов, если ничего не подозревающий водитель Saab согласится не брать с меня денег за свою машину. Я завел блог, чтобы отслеживать процесс, и регулярно публиковал обновления. Ко мне поступали вопросы от СМИ из нескольких крупных новостных агентств. Я мечтал спасти Новый Орлеан один, вооруженный лишь клавиатурой и блестящим ходом этических мыслей.
А затем меня от всего этого начало тошнить.
И Джей-Джей тоже, в тот же момент. Мы с волнением обсуждали последние события, обещания и запросы СМИ — и вдруг посмотрели друг на друга и мгновенно прочли на лицах друг друга одно и то же тошнотворное чувство: в том, что мы делали, есть что-то очень
Не придумав ничего лучшего, я начал читать статьи и разделы книг по этике. Я звонил наобум всем профессорам философии, и многие любезно обсуждали со мной эту тему (философы, оказывается, и
Такие разговоры привели меня к довольно противоречивым выводам, а еще показали, что есть реальное философское объяснение того, почему мы с Джей-Джей ощутили приступ тошноты: я
Так что в конце концов я стиснул зубы и позвонил парню. Я рассказал ему обо всем, что произошло, признал свои ошибки и извинился. Кроме того, я поведал ему, что уже выписал и отправил ему чек на указанную сумму. Он вел себя любезно и общался со мной снисходительно, сказав, что может отдать часть денег Красному Кресту. Затем я написал всем, кто обещал пожертвовать деньги, попросив их выполнить обещания независимо ни от чего, потому что помогать жертвам урагана — доброе дело. Люди в целом (хотя и не единодушно) сочли это счастливым исходом, и в конце истории пострадавшим от урагана «Катрина» отправилось более 27 000 долларов.