Важность обмена как фактора в работе этой издательской системы никогда не была в должной мере оценена историками, за исключением одной национальной традиции: в Германии он до конца XVIII века представлял собой основной способ сбыта книг264. В Швейцарии обмен был мощной движущей силой вплоть до Французской революции и во многом определял отношения швейцарцев с издательскими домами в Лионе, Авиньоне, Ниме, Монпелье, Марселе и некоторых других городах, несмотря на высокие транспортные расценки. Понятно, что швейцарские оптовики часто конкурировали между собой за право на преимущественные поставки тому или иному розничному торговцу. Фаварже приходилось пересекаться с торговыми представителями других издательских домов, которые следовали примерно тем же маршрутом, что и он. В таких городах, как Бурк-ан-Брес, Пуатье и Орлеан, он выяснил, что только один-два книготорговца в каждом из них имеют возможность заказывать книги в достаточном количестве для того, чтобы покрыть расходы на доставку. И тем не менее бóльшая часть провинциальных рынков могла поглотить поставки сразу от нескольких оптовиков, а всеобъемлющий характер меновой экономики способствовал формированию альянсов среди швейцарских издательских домов. Иногда они даже издавали книги вместе, деля между собой расходы и риски. Такие совместные проекты были особенно эффективны при спекуляции пиратскими изданиями, когда ключевым фактором становилась возможность опередить на рынке других пиратов, покуда спрос не иссяк. В разное время STN заключило официальные соглашения о сотрудничестве с Лозаннским и Бернским типографическими обществами, так что в конечном счете все три дома объединили усилия, с тем чтобы заниматься пиратской деятельностью систематически и масштабно265.

Союзы для обмена и пиратских изданий означали, что STN постепенно обзавелось весьма солидным и разнообразным запасом книг, хотя в общей структуре торговли значимость разных изданий варьировалась. Книг собственного производства нёвшательцы продавали больше, чем взятых по обмену. Описывая свое предприятие в деловой переписке, сотрудники STN проводили границу между собственными изданиями (livres de fonds) и общими складскими запасами (livres d’ assortiment) и различали их в бухгалтерской отчетности, где на каждое «свое» издание была заведена отдельная ведомость, в отличие от книг, полученных по обмену, которые проходили по единой ведомости под названием compte d’ échanges (было и другое наименование, compte de changes). Анализируя информацию, полученную из заказов, важно помнить об этих различиях, иначе мы припишем собственным изданиям STN чрезмерную важность266. К середине 1770‐х годов общие книжные запасы STN достигли гигантских размеров, так что статистическая база для обобщающих выводов у нас есть – с учетом сделанных выше оговорок. В 1773 году издательство заявило: «Нет сколько-нибудь значительной книги во всей Франции, которую мы не могли бы вам доставить»267. В каталоге от 1785 года значатся семьсот наименований, а в инвентарной описи за 1787 год их полторы тысячи.

Такая широта ассортимента отчасти была следствием того, каким образом книготорговцы заказывали товар. Конечно, привычки у всех были разные, но детальное изучение деловой корреспонденции STN показывает, что тогдашняя оптовая торговля предполагала два принципиально разных типа заказов: покупатели случайные зачастую действовали наугад, постоянные же покупатели мыслили стратегически. Информацию об имевшемся товаре STN рассылало сотням торговцев по всей Франции – недаром седельные сумки у Фаварже были набиты каталогами и проспектами. Покупатели, которыми двигало внезапно вспыхнувшее любопытство в отношении конкретной книги или желание узнать, какие услуги может предложить новый поставщик, книг заказывали совсем немного и долговременных торговых отношений не выстраивали – и таких было большинство. У них уже были свои постоянные поставщики, которые могли предложить лучшие условия и более быструю доставку или же просто завоевали доверие клиента за долгие годы взаимовыгодного сотрудничества. Со случайными покупателями STN тоже работало, пользуясь любой подвернувшейся возможностью, но параллельно выстраивало собственную сеть постоянных клиентов: как раз они-то и значились в том списке самых важных контактов, что имел при себе Фаварже. Письма, приходившие от них, обнаруживают общую тенденцию: розничные торговцы были весьма осторожны при размещении заказов. Прежде чем приобретать книги у иностранного оптовика, они зачастую брали со своих собственных покупателей деньги авансом и старались ограничить свои торговые операции несколькими уже зарекомендовавшими себя домами, вместо того чтобы за каждой книгой обращаться к ее издателю. Они тянули время, чтобы набрать достаточное количество запросов, которые затем можно было бы соединить в один заказ. И не имели обыкновения пускаться в спекулятивные операции с большими партиями одних и тех же книг, если, конечно, не замечали необычайно высокую волну спроса. Вместо этого они заказывали много разных книг, по несколько экземпляров каждой, а затем присылали следующий заказ – на те, что продолжали пользоваться спросом. Как написала вдова Шарля-Антуана Шарме вскоре после того, как унаследовала его предприятие в Безансоне: «Мой муж придерживался правила: [оформляя заказ,] брать как можно больше наименований, каждого понемногу»268. Возвратов в книжной торговле XVIII века не существовало (в некоторых, достаточно редких случаях вроде ликвидации после банкротства книги могли продаваться за комиссионные, но все это даже близко не напоминает современную практику возвратов). Так что книготорговцы редко заказывали более дюжины экземпляров одной и той же книги (а заказав дюжину, иногда получали тринадцатый экземпляр бесплатно) и набирали как можно больше разных наименований, чтобы в итоге сэкономить на доставке. Из переписки STN с агентами по доставке становится очевидно, что книги перевозились не переплетенными и даже не сшитыми и упаковывались в тюки. Переплетные работы, как правило, заказывали сами покупатели или – хотя и не очень часто – владельцы книжных магазинов. В соответствии с утвержденными государством нормами, возчики не имели права принимать тюки весом менее 50 фунтов, а на крупные партии зачастую делали скидки. Мелкие партии отправлялись посылками (ballots, в отличие от balles): они весили менее 50 фунтов и их приходилось доставлять на дилижансах по гораздо более высокой цене. Разница между повозкой (voiture) и дилижансом (или каретой, carrosse) в книжной торговле была весьма существенной, поскольку собственная цена книги оставалась достаточно невысокой по сравнению с расходами на доставку. К тому же получателю обыкновенно приходилось оплачивать товар наличными, по факту доставки. Письма книготорговцев – особенно словоохотливых южан вроде Мосси из Марселя или Буассерана из Авиньона – производят впечатление нескончаемого плача на одну и ту же тему: стоимость перевозки товара.

Иногда книготорговцы пытались столкнуть поставщиков лбами, чтобы выторговать более выгодные условия поставок, но одновременно с этим они имели обыкновение заводить особо доверительные отношения с кем-нибудь конкретным из оптовиков и издателей, которые могли взамен не так строго следить за сроками платежей, формировать и высылать их заказы прежде всех прочих и делать время от времени скидки. Таким образом, вместо того чтобы распределять заказы между большим количеством поставщиков, они предпочитали сосредоточиться на тех немногих, кому могли доверять. Доверие (confiance) было ключевым понятием в книжной торговле (а может быть, и шире, в раннем капитализме как таковом), отражая общую боязнь мошенничества. Торговые мошенничества непрестанно затевались предпринимателями, которые могли обитать за сотни километров от тех, кто оказывался их жертвой. Некоторые издатели объявляли о том, что они перепечатывают ту или иную книгу, чтобы на самом деле только оценить потенциальный спрос на нее или заодно отпугнуть конкурентов, которые тоже могли бы ее издать. Другие добавляли к старому тексту подложную титульную страницу и продавали книгу за новую. И все они наперегонки старались доставить новые книги своим любимчикам, чтобы те успели воспользоваться первым оживлением читательского спроса, пока владельцы других расположенных в той же местности книжных магазинов свой товар еще не получили.

Впрочем, издатели, они же оптовики, страдали от «обманутого доверия» куда больше и чаще, чем розничные торговцы, особенно в теневых зонах книжного бизнеса. Сделав поначалу все от них зависевшее, чтобы завоевать доверие STN, маргинальные предприниматели вроде Малерба из Лудёна заваливали издательство бесконечной чередой заказов до тех пор, пока их склады не оказывались под завязку набиты нёвшательскими книгами, но всякий раз находили при этом очередную причину, чтобы вовремя не платить по векселям269. С другой стороны, попадались и скрупулезно добропорядочные владельцы магазинов, вроде того же Шарме из Безансона, которые точно так же отправляли заказ за заказом именно в STN, поскольку предпочитали бóльшую часть книг получать от конкретного поставщика, которого знали уже много лет и который уже успел доказать свою надежность и способность гибко реагировать на разного рода неожиданности. В любом случае большое число заказов от одного и того же клиента дает нам возможность составить общее представление о торговом предприятии конкретного книготорговца, регулярно имевшего дело с STN.

Я особо обращаю внимание на это обстоятельство, поскольку оно имеет самое непосредственное отношение к определению тех методов, которыми ведется отбор статистических данных. Можно было проработать весь корпус бухгалтерской отчетности STN (аккуратно сведенный в реестры под названием journaux, brouillards или mains courantes) и зафиксировать продажу каждой книги каждому конкретному покупателю. Подобную стратегию я рассматривал в 1965 году, когда впервые взялся изучать бухгалтерские книги и деловую переписку STN. Очевидная исследовательская перспектива была связана с возможностью отследить распространение французской литературы по всей тогдашней Европе. Однако более близкое знакомство с материалом показало, что результаты оказались бы в конечном счете нерелевантными. Хотя STN состояло в переписке с сотнями книготорговцев, разбросанных от Москвы до Неаполя и от Будапешта до Дублина, большинство корреспондентов можно смело отнести к разряду разовых покупателей. Они присылали несколько заказов, зачастую и вовсе один, «на пробу» (par essai), выражаясь их языком. Заинтересовавшись проспектом или несколькими наименованиями в каталоге «Общества», они совершали пробную покупку, чтобы оценить качество изданий, стоимость транспортировки и то время, за которое книги дойдут к ним из Нёвшателя. Подавляющее большинство этим и ограничивалось, поскольку условия у других поставщиков оказывались более выгодными или потому что оптовик мог доставить груз быстрее. Как правило, выбор делался в пользу издательского дома, расположенного неподалеку или уже успевшего завоевать доверие клиента. Таким образом, STN нередко продавало несколько экземпляров какой-то книги в пределах некой обширной области, а то и целой страны, и те небольшие объемы, которые оно поставляло на местный рынок, не могут служить основанием для того, чтобы оценить распространение конкретного издания или торговое предприятие человека, который эту книгу купил. Нерегулярный, разовый характер продаж не позволяет сводить все эти данные воедино в качестве надежной основы для общих выводов о распространении литературы. К тому же этих данных – к большому сожалению – категорически недостаточно для того, чтобы оценивать общие тенденции на таких крупных рынках, как Испания, Португалия, Дания, Швеция, Англия или Германия.

Взять, к примеру, абсолютный «бестселлер», вольтеровский «Кандид», который несчетное количество раз перепечатывался после первой публикации в 1759 году. Бухгалтерские книги STN позволяют отследить путь каждого экземпляра, проданного издательским домом по всей территории Европы, но статистика эта будет настолько нерепрезентативной, что полученная в итоге карта будет обладать практически нулевой ценностью270. Книжные магазины в Москве и Санкт-Петербурге в общей сложности купили двенадцать экземпляров, тогда как в Испанию, Португалию, Нидерланды, Британию и во все скандинавские страны не было продано ни единого. Следует ли из этого сделать вывод, что в России спрос на «Кандида» был куда значительнее, чем во всех остальных странах, вместе взятых, и что в большей части Западной Европы на протяжении 1769–1789 годов он практически сошел на нет? Конечно же, нет, поскольку во всех этих странах книготорговцы получали товар от других издателей и оптовиков. Габриэль Крамер, женевский издатель Вольтера, вел крупные торговые операции на Иберийском полуострове и, вероятно, продал там множество экземпляров «Кандида», но знать этого наверняка мы не можем, поскольку из всех его бумаг до нас дошел только гроссбух (Grand livre), или общая бухгалтерская книга, в которой перечислены клиенты, но нет детальной информации о книгах, которые те приобрели271. Вольтер, во многом благодаря дружеским связям с Фридрихом II, оказывал огромное влияние на культурную жизнь Берлина; однако STN не продало там ни единого экземпляра «Кандида». К 1769 году на книжном рынке в Берлине, как и во всей остальной Северной Германии, уже доминировал Филипп Эразм Райх, издатель, преобразивший всю немецкую книжную торговлю272, но у Райха не было никаких связей с «Обществом». По большому счету отследить продажи STN в Германии почти невозможно, поскольку большая их часть совершалась на книжных ярмарках в Лейпциге и Франкфурте, откуда книги расходились по совершенно неведомым направлениям273. К тому же STN не продавало на этих ярмарках книги самостоятельно, а пользовалось услугами посредников, базельских (таких, как Иоханн Якоб Флик и К. А. Серини) и бернских (таких, как Бернское типографическое общество и Эммануэль Халлер). Куда бы ни шли потом эти книги, в архивах STN они следов не оставили. Что нашло отражение в книгах, так это активная торговля, по преимуществу меновая, между «Обществом» и другими швейцарскими домами, которые затем продавали книги по собственным коммерческим сетям. Те окончательные пункты назначения, по которым эти книги, составлявшие примерно четверть от общего торгового оборота STN, разошлись, определить не представляется возможным.

Те же проблемы во многом осложняют и исследование продаж STN во Франции, то есть на крупнейшем для этого издательства рынке. Несмотря на все свои попытки открыть северо-западный проход в регионы, близкие к Парижу (о чем подробно шла речь во второй главе), «Общество» никогда так и не сумело по-настоящему пробиться на парижский рынок, где местная книготорговая гильдия, не без помощи полиции, делала все возможное для того, чтобы избавиться от конкуренции со стороны иностранных издателей, чьей специальностью было книжное пиратство. Владельцев провинциальных книжных магазинов привлекали относительно низкие цены, но они зачастую делали только пробный заказ, чтобы оценить качество изданий и эффективность маршрутов доставки, после чего переставали писать. Задержки груза или большого количества поврежденных листов (défets) было достаточно, чтобы отбить у них всякое желание выстраивать сколько-нибудь долговременные отношения. Их имена мелькают в бухгалтерских книгах STN один-два раза, а затем исчезают навсегда. Конечно, STN понемногу выстраивало собственную сеть, но процесс этот не был непрерывным и поступательным, из‐за чего затруднительно было бы сравнивать динамику продаж в одном городе с ходом продаж в другом. Фактически бóльшая часть контактов STN с розничными торговцами не приводила к объемным продажам, на основе которых можно было бы дать хотя бы самую приблизительную оценку коммерческой деятельности как той, так и другой стороны. И только в исключительных случаях, таких, например, как сбыт изданной in quatro «Энциклопедии», на архивы STN действительно можно положиться, чтобы выстроить более или менее достоверную социологическую и географическую картину распространения конкретной книги274. Кроме того, отследить значительную часть продаж STN попросту невозможно, если не принимать во внимание коммерческие связи с посредниками из Женевы, Лозанны, Берна и Базеля. Вывод напрашивается сам собой: любая попытка осуществить статистический анализ, принимая во внимание каждую продажу, зафиксированную в бухгалтерских книгах STN, неизбежно приводит к ошибкам. Подобная попытка уже была предпринята в работе, опубликованной в сети, The French Book Trade in Enlightenment Europe, 1769–1794, и количество допущенных там ошибок говорит само за себя. Там есть несколько небесполезных карт, есть библиографическая информация, но реальная картина распространения книжной продукции отсутствует275.

Вместо того чтобы смешивать в одно все сделки, зафиксированные в архивах STN, я прибег к методу выборки и к сочетанию количественного анализа с качественным. Для того чтобы оценить, в какой степени об особенностях того или иного книготоргового предприятия можно судить по заказам на книги, я принял решение подвергнуть статистической обработке достаточное их число, а кроме того, прочесть письма, вместе с которыми эти заказы пришли в Нёвшатель. Реконструировать контексты конкретных продаж, условия, в которых действовали клиент и поставщик, а также природу взаимодействия между ними двумя можно только посредством тщательного изучения корреспонденции. Как правило, письма книготорговцев отличаются сухим, лапидарным стилем, однако по мере того, как между сторонами складывались доверительные отношения (построенные на confiance), владельцы книжных магазинов зачастую начинали сопровождать свои заказы личными замечаниями и профессиональными наблюдениями, как в случае с Шарме и его вдовой. Поскольку в письмах они не ограничивают себя сугубо деловыми вопросами, их корреспонденция дает нам возможность бросить свежий взгляд на жизнь в провинциальной Франции. Мы застаем книготорговцев на разных стадиях карьеры: они открывают магазины, борются с конкурентами, пытаются выжить в кризисные времена, иногда болеют и умирают. Картину дополняют письма от соседей и других предпринимателей. Письма эти посвящены самым обыденным вещам, но представляют собой весьма увлекательное чтение. На сайт их можно выкладывать сотнями. И если как следует их изучить параллельно со статистическим анализом заказов, то на выходе получаешь едва ли не интимное знание книжной торговли в том виде, в каком она являлась неотъемлемой частью общественной жизни при Старом режиме.

Подобную роскошь нам предлагают далеко не все досье из архива STN. Я выбрал восемнадцать и, с помощью молодых коллег, транскрибировал все хранящиеся в них письма, идентифицировал те книги, которые заказывали книготорговцы, внес в таблицы количество заказанных экземпляров по каждому изданию, а также количество и даты оформления заказов. Будь то мелкая торговля в частном доме, как в случае с Лэром из Блуа, или такая крупная фирма с собственной типографией, как заведение Мосси в марсельском арсенале, у каждого из этих книготорговых предприятий был свой характер; однако все восемнадцать случаев подтверждают общую модель. Они дают достаточно надежную картину спроса на книги в провинциальной Франции, в обширной области, простирающейся от восточных земель, вниз по Долине Роны, через Прованс и Лангедок и на север до западной Луары, вверх по Долине Луары в Бургундию и обратно через Франш-Конте в Нёвшатель. Именно этим путем следовал Фаварже, и данные из его отчетов – как в письмах, так и в журнале – подтверждаются корреспонденцией самих книготорговцев. Таким образом, у нас появляется возможность сопоставить горизонтальный обзор торговли в 1778 году с вертикальной перспективой, основанной на письмах, написанных с 1769 по 1789 год. Я изучил все досье, заведенные в STN на каждого из клиентов во всех частях Франции (и в других европейских странах), но вместо того, чтобы расширить статистическую базу данных за пределы маршрута, пройденного Фаварже, я решил сосредоточиться на тех частях архива, где документальная основа была наиболее прочной.

Сочетание количественного анализа с критическим прочтением писем дает возможность делать обоснованные выводы как о продажах, так и о спросе на книги. Заказы всех восемнадцати книгопродавцев более или менее совпадают со списками тех книг, которые они в действительности получили, хотя время от времени STN оказывалось не в состоянии прислать какие-то конкретные издания, поскольку на складе их просто не было276. Впрочем, в подобных случаях владельцы магазинов могли найти недостающие книги у других швейцарских поставщиков, которые, благодаря частым меновым операциям, выставляли на продажу примерно тот же перечень изданий, что и STN. Следовательно, статистический анализ заказов, сделанных восемнадцатью предпринимателями, можно использовать для оценки того, как книги расходились по стране, как и для того, чтобы понять состав спроса. Сам по себе этот аргумент особых сомнений не вызывает, но можно ли исходя из него делать выводы? Я уже говорил ранее, что прекрасно отдаю себе отчет в недостатках описанной выше стратегии, и поэтому, прежде чем переходить к самим выводам, должен дать ответ на несколько возможных возражений.

Иногда бывает так, что статистическая база данных оставляет желать лучшего в силу своей очевидной недостаточности. Из восемнадцати отобранных для исследования книготорговцев Константен Лэр из Блуа книг заказал меньше всех: в общей сложности всего лишь тридцать четыре наименования. Он был владельцем маленькой частной школы и небольшого виноградника и книги продавал ради дополнительного дохода, но письма показывают, что закупался он практически исключительно у STN. Так что, несмотря на скромный объем заказов, я включил его в выборку для того, чтобы иметь возможность учитывать в исследовании предприятие маргинального торговца, работавшее на уровне капиллярной системы распространения. Такие киты, как Риго в Монпелье или Мосси в Марселе, регулярно посылали в STN тщательно продуманные заказы, но поставки они получали и от других издателей и оптовиков, таких как Лозаннское типографическое общество или Бернское типографическое общество. Для того чтобы составить хотя бы самое общее представление о деловой активности этих швейцарских домов, я изучил их переписку с STN. Некоторые «издательские» досье в архиве «Общества» достигают поистине циклопических размеров277, а непрерывный поток переписки и столь же регулярные отчеты об обменных операциях показывают, что все эти издатели торговали книгами в одних и тех же жанрах, а зачастую даже одними и теми же изданиями. Их каталоги, которые часто прилагались к письмам, также в основном повторяют друг друга. Такие розничные торговцы, как Риго, Год и Мосси, часто заказывали одну и ту же книгу сразу у двоих или троих швейцарских поставщиков, для уверенности в том, что вовремя получат необходимое им количество, и для того, чтобы минимизировать риск конфискации груза.

Архивы STN богаты, но утверждать, что богаты они настолько, что по ним можно делать выводы о деятельности всех швейцарских домов, было бы серьезным преувеличением. Например, в них хранятся всего три письма от Габриэля Крамера, весьма значительного женевского издателя. В отличие от нёвшательцев, он печатал большое количество оригинальных изданий, прежде всего трудов Вольтера. К близким связям с STN он никогда не стремился, поскольку ему претил пиратский характер деятельности этого издательства, в особенности после того, как в Нёвшателе перепечатали его издание вольтеровских «Вопросов к „Энциклопедии“» – у него за спиной и при соучастии самого Вольтера. Точно так же STN, в свою очередь, не слишком активно торговало с Бартельми де Фелисом из близлежащего Ивердона, скорее всего по той причине, что в основе его дела лежало самостоятельное, сильно отредактированное и расширенное издание «Энциклопедии», конкурировавшее с изданием in quatro, осуществленным в Женеве, Нёвшателе и Лионе. Существующая на данный момент исследовательская традиция дает множество ценных сведений, однако этого недостаточно для того, чтобы проводить систематическое сравнение278.

Таким образом, мы имеем право предположить – при всей маловероятности подобного положения вещей, – что предпринимательская деятельность других швейцарских издательств существенно отличалась от той, что представлена в архиве STN, или что швейцарские издательские дома вели себя совершенно иначе, чем, например, их голландские коллеги. Однако, изучив корреспонденцию Пьера Госса – младшего из Гааги, Ж. Л. Бубера из Брюсселя, Клемана Пломтё из Льежа и других издателей, обитавших к северу от Франции, я не нашел никаких принципиальных отличий279. Когда директора «Общества» отправлялись в деловые поездки по Нидерландам, у большинства издателей их ждал довольно холодный прием, поскольку они воспринимались как конкуренты во всеобщей борьбе за возможность продавать одни и те же книги. Само существование пиратской зоны, протянувшейся вдоль границ Франции, означало, что десятки издателей и оптовиков вынуждены будут толкаться локтями за право доступа на одни и те же французские рынки. И поток пиратской продукции, шедший во Францию из Нидерландов через Руан, был, вероятнее всего, почти неотличим от точно такой же реки, что текла из Швейцарии через Лион.

Я вынужден сопроводить это утверждение оговоркой «вероятнее всего», поскольку надежных доказательств у меня нет. Но в качестве аргумента в пользу своей позиции я сошлюсь еще на одну ключевую особенность издательской деятельности раннего Нового времени, которая отличает ее от нынешних издательских практик. Современные бестселлеры выпускаются в свет каким-то одним издательством, которое доводит количество выставленных на продажу экземпляров до очень больших цифр, как правило, за счет допечаток тиража или – несколько реже – за счет продажи прав на издания в бумажной обложке. В XVIII столетии «бестселлеры» печатались разными издателями и множеством маленьких тиражей (обычно порядка тысячи экземпляров) и одновременно поступали на одни и те же рынки. Именно в силу этого обстоятельства в современных библиотеках может храниться целая подборка разных версий одной и той же книги.

Из чего я заключаю, что мой статистический анализ способен показать вполне адекватную картину той торговой деятельности, которую STN вело на территории Франции, пускай он построен лишь на отдельных примерах из числа всех заказов, полученных этим издательским домом. В списках значатся 1145 наименований книг, заказанных восемнадцатью французскими книготорговцами с 1769 по 1789 год. Можно ли использовать эту выборку как показательную для французской книжной торговли в целом – это уже другой вопрос. Оценить общее количество новых книг, выходивших каждый год во Франции, достаточно трудно; но если опираться на записи о запросах на привилегии и устные цензурные разрешения (источники ненадежные, поскольку в них отсутствуют сведения о тиражах и продажах и даже нет информации о том, последовало ли за получением разрешения реальное издание), то общее число книг, вышедших из печати за сорок лет (1750–1789), доходит до 30 000. Ежегодное количество новых изданий, которое после 1767 года представляло собой более или менее постоянную цифру, составляет порядка 750280. Следовательно, те 1145 названий, что значатся в выборке по STN, составляют приблизительно восемь процентов от общего количества новых, официально разрешенных книг, появившихся во Франции за те двадцать лет, когда издательство существовало. Но принципиально разный характер источников: с одной стороны, запросы, присланные книготорговцами, а с другой, запросы от издателей, обратившихся за разрешениями на печать, – превращает любую попытку высчитать сколько-нибудь надежные процентные соотношения и пропорции в совершенно бессмысленное занятие. Опора на подсчеты, сделанные самими профессионалами книжной торговли, когда они занимались своими делами, кажется мне куда более надежной. Принимая решение о том, что следует печатать, а чего печатать не следует, STN исходило из возможностей сбыта на рынке в целом, а книготорговцы, заказывая книги у «Общества», давали понять, какие книги будут, по их мнению, лучше продаваться в конкретном месте. Цифры, стоящие напротив каждого из 1145 наименований в статистических таблицах, неточны и исходно не рассматривались как таковые, но и случайными они тоже не являются. Они отражают суждения экспертов, которые превратили удовлетворение читательского спроса – в том виде, в котором могли его оценить в условиях XVIII века, – в свою профессию.

Статистика показывает спрос на каждое из 1145 изданий и позволяет составить предельно общее представление о предприятии каждого из восемнадцати книготорговцев. Сведя эти данные воедино, можно получить списки «бестселлеров», то есть перечни книг, которые пользовались наибольшим спросом у покупателей в каждом конкретном магазине, а также во всех магазинах вместе взятых. Понятно, что даже современные списки бестселлеров зачастую неточны – из‐за разного рода трудностей в подсчетах и из‐за недостаточно релевантной выборки281, так что требовать точности от списков книг, представленных на рынке двести пятьдесят лет назад, было бы по меньшей мере странно. Я всего лишь хочу сказать, что составленные мной таблицы и списки представляют собой лучший из возможных на данный момент путеводителей по читательским предпочтениям французов в отношении той литературы, что была доступна им в книжных магазинах с 1769 по 1789 год.

Прежде чем предложить читателю обзор этих статистических данных, следует оговорить три дополнительные сложности. Во-первых, на протяжении этих двадцати лет в деятельности STN были периоды подъема и спада, а потому варьируется и объем полученных издательством заказов. До 1771 года наладить сколько-нибудь широкую торговлю во Франции ему не удавалось; а после того как книготорговцы по всей территории королевства все же стали получать грузы, отправленные из Нёвшателя, «Обществу» пришлось приспосабливаться к тем изменчивым мерам, которые в области книжной торговли принимало французское правительство: с пошлинами на изданные за рубежом книги, введенными, пусть и ненадолго, в 1772 году, с антипиратской кампанией, провозглашенной эдиктами от 30 августа 1777 года, и с попыткой взять книжный импорт под полный контроль, в обязательном порядке проводя его через парижскую палату синдиков, как того требовал приказ Вержена Генеральному откупу, отданный 12 июня 1783 года. Переписка STN с контрабандистами – начиная с Гийона в 1772‐м до Револя в 1778‐м и Февра в 1783‐м – свидетельствует о том, что с первыми двумя препонами издательству удалось справиться. Но приказ Вержена окончательно разрушил все налаженные маршруты. Помимо этого в конце 1770‐х годов, если полагаться на оценки наиболее заслуживающих доверия клиентов STN, таких «солидных» предпринимателей, как Год, Риго, Мосси, Бержере и Шарме, наступил общий упадок книжной торговли. Тема банкротства, которая сопутствовала Фаварже в поездке и упорно повторялась от одной истории книготорговца к другой, указывает на то, что ситуация была непростой. К концу 1783 года само издательство оказалось на грани банкротства. Его владельцам удалось в спешном порядке привлечь необходимые денежные средства, после чего STN максимально сократило расходы и сосредоточилось на продаже уже имевшихся складских запасов, вместо того чтобы расширять сбыт за счет новых изданий и сделок по обмену. Так что наиболее релевантная статистика относится к периоду с 1771 по 1784 год. Та, что приходится на последние пять лет существования Старого режима, куда менее надежна.

Во-вторых, если опираться на статистические данные, извлеченные из заказов, полученных STN, то некоторые книги оказываются более значимыми, чем другие. Как уже было сказано, книготорговцы во многом формировали заказы в соответствии с требованиями своих покупателей, одновременно полагаясь на собственное коммерческое чутье касательно того, что и как будет продаваться, – особенно в тех случаях, когда узнавали о новых публикациях из деловой переписки или из объявлений в периодической печати. Но при окончательном оформлении заказа они, как правило, старались выбирать что-то из книг, перечисленных в каталогах STN, которые издательство довольно часто рассылало по всем французским городам, где велась хоть какая-то книжная торговля. Книгу из каталога «Общества» обычно заказывали чаще, чем книги, которые туда не попали, а собственные издания STN в общей структуре спроса перевешивали livres d’ assortiment. Статистический анализ должен принимать такие факторы в расчет, а кроме того, он может столкнуться с трудностями при интерпретации географического распределения заказов. Если книготорговец из Марселя просил прислать ему примерно тот же набор книг, что и книготорговец из Безансона, должно ли это свидетельствовать о том, что при составлении заказов они опирались на одни и те же источники, причем не только на каталоги STN, но и на проспекты и циркулярные письма, которые издательство рассылало почтой, и на объявления в газетах? Или речь следует вести о том, что относительно обеспеченная и хорошо образованная элита, покупавшая книги, выказывала сходные предпочтения в обоих этих городах, если и не по всей Франции? Мне это неизвестно, но меня удивляет отсутствие местной специфики в большинстве заказов – конечно же, с поправкой на особые случаи, такие как высокий спрос на протестантскую литературу в Ниме, на трактаты по медицине в Монпелье и на труды по виноградарству в Бордо. Однако складывается такое впечатление, что в высших слоях общества, вне зависимости от существенных различий в региональных культурах, повсеместно господствовали одни и те же вкусы, особенно в том, что касалось современной литературы.

И наконец, я должен оговорить, что статистика выявляет кое-какие особенности, свойственные именно STN. Невзирая на то что какой-либо специализации на конкретных жанрах издательство не имело, оно активно торговало протестантской литературой и использовало гугенотские социальные связи для того, чтобы продвигать их на французских рынках, особенно в таких городах, как Ним и Ла-Рошель. Католических книг на его складах было немного (хотя в одном случае оно предложило напечатать бревиарий для цистерцианцев в Сито). Так что статистика дает прекрасную картину спроса на религиозные книги среди французских протестантов, но не картину спроса на религиозную литературу в целом. Не занималось STN и некоторыми другими видами печатной продукции, такими как дешевые издания народных песен и сказок, альманахи, разного рода однодневки, профессиональные руководства и учебники по большинству дисциплин. Травелогами и книгами для детей нёвшательцы достаточно активно торговали, хотя и не специализировались на этих жанрах. Относительно значимое место в их продажах занимали строго запрещенные книги: атеистические трактаты, порнографические романы, политические памфлеты. Но и это был не основной товар. В ответ на регулярно поступавшие от книготорговцев запросы, они доставали эти книги за счет обменов с маргинальным издателями вроде Жака-Бенжамена Терона и Габриэля Грассе из Женевы, которые занимались спекулятивными операциями в самом опасном (и, как правило, наиболее прибыльном) секторе книжной торговли. Труды философов-просветителей в STN были не в самом большом почете, несмотря на то что издательство опубликовало такие книги, как «Система природы» д’ Ольбаша и «Вопросы к „Энциклопедии“» Вольтера. Зато нёвшательцы держали широкий ассортимент тривиальной литературы – книг «из середины списка», как назвали бы их сегодня, – и активно вкладывались в издания, которые уже хорошо расходились или обещали, по их мнению, большие продажи.