В общем списке заказанных Куре изданий – в отличие от списка его «бестселлеров» – значатся три работы по масонству, которые, скорее всего, указывают на личные интересы заказчика. Есть в этом общем списке и немного Вольтера, один радикальный трактат, «Система природы» д’ Ольбаша и два политических пасквиля на Людовика XV и его министров. Но все эти запрещенные книги выглядят исключением из правила: Куре продавал литературу, которая в книжной торговле циркулировала свободно и повсеместно. Просвещению на полках его магазина тоже было отведено свое место, но место незначительное. Сам он придерживался кое-каких радикальных убеждений, но они никак или почти никак не влияли на тот ассортимент, который он предлагал покупателям.

Само предприятие Куре отнюдь не выглядит чем-то примечательным с точки зрения торговых операций. Установив контакты с STN, он попытался обеспечить себе устойчивые поставки товара – и добиться со стороны издательства «доверия» к себе как к клиенту, размещая один за другим небольшие заказы и вовремя внося оплату. Ему пришлось преодолевать сложности, с которыми сталкивался любой провинциальный книготорговец, готовый заказывать книги в Швейцарии: расходы на доставку, задержки, препятствие в виде палат синдиков в таких пунктах досмотра, как Лион, а также то, что он определил как «бдительную готовность парижских книготорговцев воспрепятствовать продаже и распространению пиратских изданий». Куре настолько тесно был связан с торговлей пиратскими книгами, что, когда он узнал о намерении правительства реорганизовать управление книжной торговлей, он начал опасаться самого худшего. Книжный импорт не подлежал особому досмотру в Орлеане, но в соответствии с эдиктами 1777 года здесь создали новую палату синдиков, чья основная задача заключалась в искоренении книжного пиратства. Куре поставил STN в известность о том, что не хочет рисковать и скорее готов прекратить закупаться книгами за рубежом. В январе 1778‐го он убедился, что новая палата синдиков действует сурово, как он и предполагал, поскольку находится под строгим контролем со стороны правительства. Впрочем, пять лет спустя он уже числился там заместителем синдика и скоро должен был дослужиться до синдика, то есть до поста, который позволит «Обществу», как он сам об этом написал, рассчитывать на особое отношение к своим грузам.

Главное препятствие в отношениях между Куре и STN было не политического, а экономического характера. Еще в январе 1775 года он прислал первую серию писем с жалобами на трудные времена в книжной торговле и отказался платить по векселю, выписанному на его имя. Вместо этого он прислал новый вексель с более поздней датой погашения – и очередной заказ на книги. Векселя и заказы продолжили чередоваться на протяжении трех следующих лет и были обильно приправлены опротестованными платежами, прениями по датам погашения и разногласиями относительно суммы накапливавшегося на счете Куре долга. В конце концов переписка превратилась в поток взаимных обвинений, и в письме от 25 июля 1779 года Куре заявил, что намерен закрыть счет и прекратить покупать книги у «Общества»: «Недостаток доверия, который я встречаю с вашей стороны, и полное отсутствие гибкости в вашем поведении применительно к сфере настолько тонкой, как наша, вынуждает меня прекратить эту переписку, оказавшуюся для меня бесплодной».

На самом деле переписка продолжалась с перерывами до июня 1787 года, причем последнее письмо от STN показывает, что они все еще пытались выжать из Куре 233 ливра, которые он оставался им должен. Его письма за этот период не сохранились, но из ответов «Общества» становится ясно, что он пытался оспорить эту цифру. Возможно, он в чем-то был прав, возмущаясь слишком жесткой позицией STN. Но у издательства не возникало подобного недопонимания с клиентами действительно солидными, из тех, что дорожили своей репутацией или, по их собственному выражению, честью своей подписи и потому всегда платили по векселям в должный срок. Проведя осмотр магазина Куре в 1778 году, Фаварже неодобрительно заключает: «Хотя Куре де Вильнёв и кажется чем-то выдающимся, следует понизить его до категории посредственных». Куре умудрился продержаться на плаву до 1789 года, но когда в Орлеан пришла революция, все кончилось. Он уехал в Париж и нашел себе работу в революционном комитете, ответственном за надзор за печатными мастерскими. Тем временем братья Летурми устояли на ногах и стали торговать популярными гравюрами, призывающими к борьбе за дело третьего сословия. В той общей борьбе за выживание, что велась в 1780‐е годы, книготорговец-литератор вынужден был уступить поле профессиональной деятельности разносчикам, пробившимся в книготорговцы.

Фаварже покинул Орлеан 10 ноября и прибыл в Дижон поздним вечером 15-го. Около двухсот миль за пять дней, скорость немалая, учитывая, что по дороге он задержался, чтобы осмотреть книжные магазины Осера. Лошадь хорошо держалась, хотя кое-что из упряжи явно поистерлось. Фаварже пришлось купить новый недоуздок и попросить заново набить седло, пока лошадь стояла на перековке. В Осере было всего два книготорговца, из которых, судя по отзывам, «гроша не вытянешь». И тем не менее один из них, Пьер Боннар, к немалому удивлению Фаварже, оказался порядочным человеком (honnête homme) с хорошо укомплектованным магазином и даже оформил заказ на большое количество книг с широким разбросом по ассортименту.

Дижон, офорт из «Nouveau voyage pittoresque de la France». Париж. Остервальд, 1817 (BiCJ)

В Дижон Фаварже въехал через одни из четырех великолепных ворот в массивной, овальной по контуру городской стене. Широкие улицы, обсаженные липами и вязами, вели к центру, где были расположены книжные магазины. Самые великолепные здания, крытые полихромной черепицей, остались в наследство от тех прекрасных времен, когда – в XV веке – Бургундский двор переживал свой расцвет; но было еще и множество особняков в более позднем, неоклассическом стиле. С точки зрения профессионального издателя Дижон казался местом с идеально сбалансированным торговым сальдо: бочки с вином на вывоз, тюки с книгами на ввоз. Подобный взгляд, конечно, не отвечал реальной, куда более сложной структуре местной экономики, где важную роль занимали пшеница, текстиль, железо и зеркала. Роль Дижона как провинциальной столицы автоматически превращала его в центр книжной торговли, поскольку здесь функционировал целый ряд институций, способных обеспечивать покупателями книжные магазины: парламент, налоговый суд (Cour des aides), счетная палата (Chambre des comptes), интендантство, университет с большим факультетом права и академия. Количество книжных магазинов постепенно росло: с семи в 1764 году до десяти в 1777‐м и до двенадцати в 1781‐м. Они продали необычайно большое количество подписок на «Энциклопедию» (152, почти вдвое больше, чем было продано в Гренобле, численность населения в котором была примерно такой же, порядка 20 000 человек). Провинция в целом могла похвастаться достаточно высоким уровнем грамотности – 54 процента взрослого мужского населения. Читатели подписывались на местные affiches (листки с объявлениями) и становились членами коммерческой библиотеки. Все внешние признаки указывали на то, что Дижон обладает большим рыночным потенциалом для STN.

Но Фаварже не стал тратить много времени на дижонские книжные магазины. «Общество» приказало избегать любых задержек в пути, поскольку ему следовало добраться до юрских перевалов прежде, чем ляжет снег, который сделает горные дороги труднопроходимыми для лошадей. Из всех городских книготорговцев он в качестве потенциальных клиентов для STN выбрал только двоих: Жана-Батиста Капеля и Луи-Николя Франтена. Он оставил каталог Франтену, но высказал сомнения в том, что из этого выйдет что-нибудь путное, и угадал: писем от Франтена в Нёвшателе так и не дождались. Написали в «Общество» трое других местных книготорговцев, Франсуа Девант, Антуан Бенуа и Жан-Батист Мэйи, но клиентами в конечном счете не сделались и они. Так что Капель, у которого помимо книжного магазина на площади Сен-Жан, то есть в самом центре города, была еще и собственная типография, оставался для STN единственной возможностью получить доступ к местному рынку, который, на первый взгляд, мог поглотить огромное количество книг.

С Капелем Фаварже был уже знаком, поскольку заезжал к нему во время аналогичной деловой поездки два года тому назад. В прошлый раз он отрапортовал начальству, что Капель, несмотря на занимаемый им пост главы местной палаты синдиков – или, скорее, именно в силу своего положения, – выразил готовность покупать запрещенные книги и желание помогать STN распространять их: «Дижон… Месье Капель – из хороших. По крайней мере, ассортимент в магазине дельный. Активно торгует философской литературой… Он инспектор по книжной торговле. Все тюки, которые мы слали через Жунь [городок на дороге, ведущей через Юрские горы], прошли через его руки. Сам он лишен на сей счет каких бы то ни было предрассудков, но предупредил, что нам следует помнить об осторожности, как только его срок в должности инспектора подойдет к концу. Его может сменить кто похуже».

Несмотря на многообещающее начало, за истекшие два года особо тесных коммерческих связей наработать не удалось. У «Общества» по-прежнему были трудности с маршрутами поставок, как на франко-швейцарской границе, так и в самом Дижоне, где им требовался надежный агент для сопровождения грузов. Как уже было сказано во второй главе, Капель отказался выступать в качестве агента, хотя сотрудничать время от времени был вполне готов. Самый значительный в городе агент по доставке, фирма «Вдова Рамо и сын», выказала заинтересованность в том, чтобы сопровождать тюки, пришедшие от STN, – но только до тех пор, пока не узнала, что в этих тюках. Отправленное 18 марта 1777 года возмущенное письмо гласило: «Зачем в таком случае вы присылаете в наше королевство запрещенные здесь книги? …Мы больше не желаем получать ничего подобного; и если кто-нибудь пришлет нам такое, мы первые будем настаивать на конфискации товара… поскольку не желаем, чтобы нас вовлекали в деятельность, направленную против распоряжений государя… Просто удивительно, что вы, нарушая законы нашей страны, пытаетесь вменить нам ответственность за любые связанные с этим неприятности».

В STN редко получали письма с настолько решительными уверениями в преданности режиму, если не принимать в расчет показные письма, которые писались специально для того, чтобы на почте их перехватила полиция. Складывается ощущение, что вдова Рамо написала все это искренне, что опровергает представление о том, что у иностранных издателей никогда не возникало трудностей с поиском сообщников среди профессионалов, оказывавших транспортные услуги.

Когда в ноябре 1778 года Фаварже вновь попытался урегулировать в Дижоне проблемы с доставкой, он постарался никак не пересекаться с «Вдовой Рамо и сыном» и вместо этого отправился в «Жак Нюбла и сын», к агенту, который параллельно держал маленький свечной заводик. Нюбла согласился принимать поставки от STN и взять на себя деликатную задачу по учету таможенной квитанции, хотя местная палата синдиков не была уполномочена заниматься этим, поскольку Дижон не числился официальным городом прибытия. Здешняя палата синдиков была жалким заведением. Составлявшие палату ответственные лица встречались в дешевой комнате на четвертом этаже, и у них не было денег даже на то, чтобы снять складское помещение, пригодное для досмотра грузов. Поэтому по прибытии тюков с книгами в Дижон местные таможенные чиновники должны были снимать с них печати, а затем отправлять в крытый рынок (halles) вместе со всеми прочими товарами. Согласно договоренности, достигнутой с Фаварже, Нюбла должен был забирать их с рынка, перевозить в собственную контору, изымать все запрещенные книги, которые STN надлежало упаковать отдельно в верхней части тюка, а затем пригласить Капеля для досмотра. Несмотря на свою должность, Капель с готовностью согласился помогать «Обществу». Не обнаружив ничего запрещенного, он должен будет учесть таможенную квитанцию, чтобы Нюбла мог отправить этот документ обратно, к таможенникам на швейцарской границе. Вес груза всегда указывался в квитанции, но Капель мог проявить некоторую невнимательность, после чего след вынутых из тюка книг окончательно терялся. Если груз предназначался ему, он просто забирал его к себе в магазин. Если нет, Нюбла передавал книги другому клиенту STN, и отныне от досмотров тюк был свободен, поскольку попадал в разряд товаров, подлежащих перевозке в границах королевства. Эта система, как выяснил Фаварже, вполне устраивала издателей и оптовиков из Женевы и Лозанны. И город он покидал с ощущением, что для налаживания взаимовыгодной торговли между Нёвшателем и Дижоном сделал все от него зависящее.

Однако вышло иначе. В декабре 1778 года, через месяц после визита Фаварже, Нюбла подтвердил, что готов выполнять взятые на себя обязательства, но счел необходимым предупредить «Общество», что никакой ответственности за возможные накладки принимать на себя не станет – и что риск стал теперь куда серьезнее, поскольку Капеля заменили новые синдики, которые тут же объявили, что будут строго проводить досмотр. Полтора года спустя Нюбла оставил профессию агента по доставкам, полностью переключившись на свечное дело. И его уход оставил STN без того, кто способен проводить грузы внутрь грандиозных дижонских стен.

Тем временем сошла на нет и торговля между «Обществом» и Капелем. В феврале 1777‐го перспективы казались радужными. Остервальд зашел к Капелю, проезжая через Дижон по пути в Париж: дилижанс, на который он сел в Безансоне, делал здесь длительную остановку. Судя по тому, что через несколько дней Капель отправил заказ, основываясь на оставленном Остервальдом каталоге, последнему удалось убедить его в преимуществах STN как постоянного поставщика. В заказе было тридцать шесть наименований из самых разных жанров: путевая проза, история, книги для детей, романы и классики XVII века (Мольер и Лафонтен). Еще он заказал «Мемуары аббата Террэ», политический пасквиль, которого не было в каталоге: судя по всему, он полагал, что «Общество» сможет для него эту книжку достать. Это всего лишь пробный заказ, пояснил Капель, необходимый для того, чтобы он смог оценить качество бумаги и печати в тех книгах, что хранятся на складах STN. Он надеялся, что это приведет к взаимовыгодным отношениям.

В июне он, как коллега по типографскому ремеслу, написал, что нанял нескольких печатников, которые выразили желание поработать в Нёвшателе. В сентябре прислал еще один заказ, хотя первый груз не пришел вовремя в связи с трудностями, возникшими при пересечении границы. В ответ «Общество» проверило его на готовность к более плотному сотрудничеству и попросило выступить в качестве страховщика, который будет в дальнейшем проводить грузы через подотчетную ему палату синдиков. Он отказался, не из принципа, а из соображений безопасности: правительство только что прислало указания, чтобы палата начала досматривать грузы со всей возможной строгостью, пояснил он. Однако STN продолжило настаивать на своем; на подобного рода просьбы он отвечать перестал, и к концу года в его тоне появилось раздражение. Его письма, по-прежнему вежливые и хорошо написанные (он, видимо, образован был лучше, чем большинство книготорговцев, занимавших маргинальную часть рынка), сделались подчеркнуто сухими. Пока еще ни одна из отправленных «Обществом» книг до него не дошла, пожаловался он 27 ноября 1777 года. Он получал противоречивую информацию от самого STN и от его посредников, и ему надоело попусту тратить деньги на почтовые расходы (в XVIII веке письма отправлялись наложенным платежом): «Возникшие сложности и задержки убили во мне всякую охоту продолжать наши отношения… Когда получаешь несколько писем подряд из Нёвшателя, и часть из них совершенно пустая, а другая расхваливает груз, который где-то застрял, все это похоже на комедию, где я играю персонажа, которого все водят за нос и делают из него дурака».

Бóльшая часть сложностей возникла из‐за полной неопределенности, в которую повергли французскую книжную торговлю эдикты от 30 августа 1777 года. Капель не имел возможности ознакомиться с текстом эдиктов еще три месяца после того, как они были обнародованы, хотя и состоял в должности синдика дижонской гильдии. Возможность просмотреть их текст появилась у него только в декабре, когда приятель одолжил ему собственный экземпляр. Первым делом он предсказал, что парижские книготорговцы, которые уже успели высказаться против некоторых аспектов новых порядков, будут препятствовать исполнению указов. Однако дижонским книготорговцам все равно надлежало отчитаться перед правительством в своих запасах пиратских книг и приступить к их проштамповке до конца года.

Наконец в январе 1778 года Капель получил товар, отправленный STN. Но, вскрыв тюк, он обнаружил, что там нет заказанных им книг. Позже выяснилось, что этот тюк предназначался Шабозу, книготорговцу из Доля, и к нему попал по ошибке. Невзирая на то что эта ошибка показала всю систему доставки «Общества» с еще более неприятной стороны, Капель попросил прислать ему еще полдюжины экземпляров «Исторической похвалы Мишелю Л’Опиталю, канцлеру Франции» и написал, что с готовностью взял бы подписки на «Энциклопедию» в издании in quatro. В феврале основной груз все-таки дошел по назначению. Он сообщил об этом в письме и выразил надежду на то, что сотрудничество продолжится на разумных основаниях.

В июле 1778 года Капель написал, что в Дижоне эдикты до сих пор не вступили в силу. Его вскоре должны были сменить два новых синдика, как было предписано указами, и он не мог ничего с уверенностью сказать о том, какое отношение ожидает грузы, поступившие от STN, в дальнейшем. Он сделает все, что будет в его силах, но должен заранее предупредить: «У меня нет никакого желания себя компрометировать». Так обстояли дела, когда четырьмя месяцами позже в Дижон приехал Фаварже. С Нюбла уже удалось обо всем договориться, и Фаварже надеялся, что теперь торговля с Дижоном пойдет на лад. Получилось совсем иначе. В декабре 1778 года Нюбла сообщил, что вступили в должность два новых синдика и что они намерены конфисковать все незаконные грузы. В этот момент Капель прекратил заказывать книги в Нёвшателе.

Поскольку заказы Капеля никогда не выходили за пределы мелких и средних партий, их статистический анализ может дать разве что самое приблизительное представление о книжной торговле в Дижоне около 1777 года. Капель испытывал нужду в педагогических книгах: он заказал по дюжине экземпляров «Краткого изложения принципов французской грамматики» Пьера Ресто и «Истинных принципов чтения, правописания и произношения для французского языка» (Les Vrais principes de la lecture, de l’ orthographe et de la prononciation française) Николя-Антуана Вьяра, а также полдюжины – книги «Арифметика, или Книга о том, как выучить арифметику самому и без учителя» (L’ Arithmétique, ou le livre facile pour apprendre l’ arithmétique de soi-même et sans maître). Еще он заказывал анонимную антологию «Чтение для детей, или Подборка коротких рассказов, пригодных и для того, чтобы развлечь их, и для того, чтобы научить их любить добродетель» и популярный «Детский калейдоскоп, или Диалоги мудрой гувернантки с учениками об уважении к другим» (Magasin des enfants, ou Dialogues d’ une sage gouvernante avec ses élèves de la première distinction) Жанны-Мари Лепренс де Бомон. Из политической тематики он заказывал радикальный пасквиль «Мемуары аббата Террэ» и теоретический трактат аббата Мабли «О законодательстве, или Принципы законов» (De la législation, ou principes des lois).

Можно себе представить, как дижонские юристы и парламентские чиновники листают книги в магазине Капеля, хотя он ни разу не упомянул ни об одном из своих покупателей. Он заказал весьма неоднозначный памфлет Симона-Николя-Анри Ленге «Письмо г-на Ленге г-ну графу де Вержену»; но после того, как книга не пришла вовремя, пожалел об этом: «Эта вещь теперь вышла из моды, и я бы с готовностью отдал ее меньше чем за десять су». Закупал Капель и другие книги, которые можно отнести к самым разным жанрам – именно то, что, как правило, и заказывали провинциальные книготорговцы. Он не рассчитывал только на STN, поскольку те же самые издания он получал и от других поставщиков, включая некоторые лионские и парижские дома. Его досье лишний раз подтверждает впечатление, сложившееся после знакомства с другими книготорговцами: во французской провинции существовал колоссальный спрос на все возможные литературные виды и жанры, хотя по большей части спрос этот оставался неудовлетворенным. Доставить книги тем, кто потом продавал их широкой публике, было очень непросто. Возможно, издателям и оптовикам из Женевы и Лозанны повезло больше, чем «Обществу», но отношения нёвшательцев с Дижоном трудно назвать иначе, нежели историей упущенных возможностей. Фаварже обзавелся новыми связями и привез с собой несколько крупных заказов, но в целом его путешествие по Центральной Франции было сплошным разочарованием.