Маннергейм приложил немало усилий к осуществлению совместных с русскими белыми планов. Десять лет спустя эстонский журналист Эдвин Лааман подробно изложил ход событий: «…Генерал Юденич прибыл в Хельсинки в начале января 1919 года. 21.01.1919 он телеграфировал Колчаку в Омск, рекомендуя организовать базу в Финляндии, откуда легко поддерживать связь с Москвой и Петербургом. У Юденича было 3000 человек, офицеры из Финляндии и других скандинавских стран. Из Германии надеялись получить 30 000 военнопленных. Юденич объявил, что финские промышленники обещали финансовую помощь.

В середине февраля посол России в Лондоне Набоков телеграфировал в Омск, советуя признать независимость Финляндии для успеха предприятия. Набоков подчеркивал, что независимость Финляндии – свершившийся факт и что страны-союзники ее признают в любом случае. Но этот совет Набокова остался «гласом вопиющего в пустыне». Сазонов, министр иностранных дел правительства Колчака, телеграфировал в Омск: „…никто не может осмелиться признать независимость Финляндии, это право принадлежит единственно русской Думе“. 7 марта правительство Колчака было полностью единодушно с Сазоновым. Юденич полгода оставался в Финляндии.

23 июня Колчак телеграфировал Маннергейму, прося принять участие в общем деле и начать активные действия, но одновременно телеграфировал Юденичу, что в ответ на помощь нельзя обещать финнам никаких политических выгод.

Однако Маннергейм ответил, что он финн, и только интересы Финляндии определяют его действия, и если к нему обратятся, то взамен помощи он потребует каких-то территориальных результатов.

14 июля Маннергейм отправил Колчаку телеграмму: „…Народу и правительству Финляндии отнюдь не чужда мысль, что финские регулярные войска примут участие в освобождении Петербурга. Но не буду скрывать от Вас, Господин Адмирал, что, по мнению моего правительства, парламент не одобрит попытки, которая, хотя бы и принесла нам пользу, но потребовала бы больших жертв, если мы не получим гарантии того, что новая Россия, на благо которой мы действовали бы, согласится на известные условия, выполнение которых мы считаем не просто непременным условием нашего участия, но отчасти и гарантией нашего существования как национального государства“.

Единственные русские, поддерживавшие Маннергейма, были Набоков и генерал Миллер в Архангельске.

Колчак приказал не соглашаться ни на какие условия Финляндии. 20 августа пришла телеграмма от Деникина, где он писал, что русский народ не может допустить вмешательства Финляндии во внутренние дела России и что освобождение России должно свершиться собственными силами русских.

На этом, собственно, закончились переговоры об участии Финляндии в захвате Петербурга, и Юденич уехал в Эстонию.

Поздней осенью 1919 года Юденич еще раз попытался из Царского Села просить помощи у Финляндии, одновременно убеждая Сазонова не препятствовать договору с Финляндией. Но Сазонов не ответил, и Юденича разбили»[242].

Лозанна, 20 июля 1919 г.

Дорогой Барон!

Ваше апрельское письмо нашло меня здесь в июне в знакомом Вам пейзаже, который остался нетронутым событиями. Не сумею выразить, дорогой Барон, того удовольствия, которое я испытала, вновь увидав Ваш почерк после ряда долгих месяцев, тяжелыми кольцами опоясавших более четырех лет. Если я не ответила сразу же, так это потому, что я безуспешно искала верный канал – а также из-за всех вещей, которые произошли и которые вызывают необходимость быть слишком многословной.

Война окончилась, но как сер и угрожающ горизонт! Кажется, что Недовольство со злым лицом проходит по миру, посещая и победителей, и побежденных. А Блистательная Победа, оплаченная потоками крови и слез, – с ней странным образом дурно обошлись и морально преуменьшили. Государственные деятели принесли мне глубокое разочарование!

Но Вы, дорогой Барон, Вы не доставляете мне никакого разочарования и мое доверие к Вам давнее! Оно радостно возникло под звуки вальса на балу – в те времена, которых больше нет… Сейчас я нахожу Вас по Вашему письму таким, каким знавала раньше, но взращенным событиями; вера, энергия и отвага не изменились – укротитель препятствий, господин и спаситель Вашей Родины. Я имела счастье услышать звон Вашего Победного часа среди вселенского грохота, в котором рушатся миры; я читаю Ваше имя в газете с большим интересом и молю Бога, чтобы он помог Вам и хранил, как и раньше. Увы, я не сумела последовать вашему примеру относительно стремительности энергии. Война меня научила большему, чем я желала знать. Она зажгла в моем сердце огромную Надежду и принудила меня к очень тяжелым обязанностям. Усилия и надежда совместно поглотили меня. Отдыхая здесь очень лениво у голубого озера, я задаю себе вопрос, будет ли мне дано возвратить силы и здоровье и стать опять самой собой?

Прежде всего, я прихожу в ужас от политики, и большевистское нашествие – настоящий кошмар для меня! Представьте себе, что даже здесь, в Швейцарии, мы соприкасаемся с опасностью.

Я стараюсь понять, как возможно, что наша старая цивилизация оказалась очень поверхностным слоем. Четыре года войны – и тормоз ломается, человек снова становится чудовищем. Я прихожу к заключению, в согласии с моим дорогим поэтом-индусом, что моральное совершенствование личности, а не сила является настоящей целью человечества. Между тем правительства восстановили принцип Силы как национальный идеал. Это не удовлетворяет человеческую душу – это повернуло прогресс и принесло крушение. Скажите мне, болтаю я или права хоть немножко?

После трех месяцев пребывания в Лозанне мы думаем о возвращении в Польшу, но отнюдь не легко выполнить этот с виду простой проект. Невозможно найти места в каком-либо скором или прямом поезде. В прелестном саду отеля «Савой» опадают лепестки роз, дикий виноград багровеет на солнце. Это меня очень удивляет! Действительно, пора уезжать, так как я превышаю свой отпуск.