Маннергейм – человек склада рационального и умеет соизмерять свои прожекты с реальностью. С горечью осознав, что вооруженная борьба с большевиками проиграна, он начинает приспосабливаться к мирной жизни частного, гражданского человека, что не так просто в его ситуации.

Были и приятные моменты: на следующий день после проигранных им президентских выборов в газетах появилось обращение.

Заслуги регента, генерала Маннергейма, незабываемы в истории Финляндии, народная признательность ему неугасима. И хотя его огромный труд освобождения Финляндии уже является достаточным памятником его имени, мы все же считаем важным, чтобы эта признательность была выражена и увековечена. Для этого мы предлагаем народу Финляндии высказать ему свою благодарность в адресе и, чтобы сохранить его имя в памяти будущих поколений, основать национальный фонд, который народ вручит ему вместе с адресом как почетный дар. Мы призываем всех граждан Финляндии, как старых, так и молодых, присоединиться к сбору средств для данного фонда большей или меньшей суммой (минимально в размере 1 марки), а также поставить свое имя в адресе, который будет вручен Маннергейму вместе с почетным даром.

Под обращением стояло 24 подписи – известнейших в стране деятелей культуры и искусства, политиков, финансистов. Сотни тысяч сограждан откликнулись на призыв и внесли свою лепту: список дарителей занимает двенадцать толстых томов, хранящихся ныне в доме-музее Маннергейма. Вскоре после возвращения из заграничной поездки в феврале 1920 года генерал получил этот почетный дар – 7 600 000 марок (в нынешнем исчислении – примерно 2,5 миллиона евро). В благодарственном адресе оговаривалось, что он может использовать на личные нужды только проценты с капитала, а сам капитал фонда остается неприкосновенным, но Маннергейм имеет право помещать его по своему усмотрению. Это доказательство признательности народа, а вернее, той его части, что была на стороне белых, хотя и не могло излечить его от горечи поражения на президентских выборах, но избавило отныне от материальных забот. Теперь генерал Маннергейм мог жить на широкую ногу и путешествовать. Многих это не на шутку раздражало, причем не только «левых». Еще и в 1990-е годы из уст старых, ныне покойных русских эмигрантов можно было услышать в адрес Маннергейма следующее: «Где же его принципы, когда он стал не таксистом в Париже, как большинство русских офицеров, а маршалом в Финляндии!» Но это уже почти анекдот.

25 декабря 1920 г.

Дорогая Княгиня!

Я уже вечность, как не имею новостей. Несколько раз я намеревался Вам написать, чтобы спросить, где Вы и что с Вами стало среди больших событий, центром которых была ваша страна. Я хотел осенью выразить Вам мою радость и восхищение, которое заставило мое сердце биться от гордости за вас в труднейший момент, когда вашей армии сверхчеловеческим усилием удалось обратить поражение в победу и разгромить банды убийц и разбойников из Москвы.

Вы, наверное, почувствовали и без моего письма мое негодование по поводу того, что партии моей страны, стоявшие у власти, выбрали именно эту жизненно опасную ситуацию, в которой вы находились, чтобы начать переговоры о мире с Москвой. Если я этого не сделал, то это потому, что стал малообщительным среди волнений, в которых мы живем, и разочарований, испытываемых из-за пораженческой политики тех, которые не заботятся о чести страны и лишь мечтают любой ценой купить мир.

Мне понадобилось дождаться одиночества и покоя праздничных дней, чтобы решиться прервать такое долгое молчание. Я бы хотел знать, что Вы хорошо поживаете и справились с чувствами, вызванными всеми этими событиями, и я бы хотел быть уверенным, что Вы проводите зиму где-нибудь на солнце, окруженная цветами и в более спокойной обстановке. В надежде на удачу посылаю это письмо на Фраскати, говоря себе, что оно найдет дорогу, по которой Вы направились, если Вас там уже нет. Я узнал, что князь Любомирский сражался в армии и завидовал ему, что он мог это делать. Мне говорят, что мадемуазель ваша Дочь вышла замуж. Надеюсь, что вы этим довольны и прошу принять мои поздравления.

Я провел лето на море, где мне нанес однодневный визит Ястржемский. Начиная с октября – в Гельсингфорсе, и устраиваюсь. Я только что создал большое общество защиты детей моей страны в возрасте от 0 до 18 лет, которые в этом нуждаются. Мы тысячами принимаем новых членов. Организация будет держать меня здесь еще некоторое время, но к концу января я, надеюсь, смогу уехать – еще не знаю, куда направить свою ладью.

Если Вы где-нибудь за границей, у меня, быть может, будет возможность найти Вас.

Моя сестра передала мне журнал, врученный Вами, я возьму его с собой, надеясь найти возможность отдать его Вам.

Я боюсь этого мира с Москвой, который вместо того, чтобы дать гарантии, лишь открывает двери большевистским агентам. Я боюсь его и из-за Вас. Кажется, будто существует сила, которая охраняет этих монстров и делает слепыми всех нас, подверженных той же опасности. Вместо того чтобы объединиться и совместно бороться с ними, мы боремся поодиночке, подвергаясь большому риску.

Позвольте мне в завершение этого послания пожелать Вам хорошего года, защищенного от опасностей, огорчений и волнений. Примите, дорогая княгиня, выражение моей почтительной привязанности и преданности.

Г. Маннергейм[260].