Если бы это вступление твоей семьи было сделано на одно поколение ранее, ты бы мог требовать своего права быть признанным финляндским бароном со всеми из этого вытекающими последствиями – финляндский паспорт без ограничений и так далее. К сожалению, сейчас это вещь невозможная. Чтобы добиться натурализации, надо жить в стране, я думаю, пять лет, и это еще зависело бы от капризов правящей партии. Я сожалею, что не в состоянии сообщить тебе лучших новостей.

Мой отъезд приближается. 29-го сего месяца я уезжаю в Лондон (Claridge"s hotel) и 11 декабря я отплываю с моими ружьями в Индию, откуда возвращусь не ранее начала апреля.

Судя по письмам Наты, мне кажется, что ее болезнь прогрессирует – к счастью, она сама не отдает себе отчета в этом – скорее, чем я ожидал. Она сейчас находится в Парижской медицинской клинике (доктора де Мартеля), 6 rue Piccini, XVI. Если она угаснет в мое отсутствие, а я боюсь, что это будет именно так, я спрашиваю себя, сможет ли моя бедная дочь организовать все для похорон. Я могу оставить в банке сумму в ее распоряжение, но какую сумму?

Будучи в Индии, я уже не смогу принять новых мер. Следовательно, вопрос в том, чтобы все предвидеть, и я не знаю, к кому обратиться в Париже, чтобы получить точные сведения.

Я надеюсь, что у вас хорошая погода и что кузина хорошо поживает.

С наилучшими и дружескими пожеланиями.

Твой преданный Маннергейм[275].

Но по-настоящему он мог открыться только самым близким людям. И он пишет младшей сестре.

Gouvenment House, Bombay

2 января 1937 г.

Дорогая Ева,

с тяжелой душой обращаюсь к тебе, моя любимая сестра и верный друг. 31 декабря поздно ночью «Mooltan» вошел в гавань Бомбея, и в тот день бедная Ната уснула последним сном. Ее долгие мучения окончились, ее гордое, храброе сердце больше не бьется, и после многих жизненных битв ее сильная душа погрузилась в великий покой. Софи сообщила мне сегодня телеграммой о кончине Наты, и в это же время я получил письмо, которое Ната сама диктовала 17.XII. В нем она жалуется на онемение ног и отсутствие аппетита, из-за чего д<окто>р Мартель пока не хочет оперировать голень. Она говорит о намерении писать тебе, чтобы сообщить, что она решила переехать в Англию, повернувшись спиной к алчным французам. Она говорит, что надеется, что ты приедешь к ней в Лондон, и рассказывает, что собирается написать моему адвокату в Хельсинки, что пенсию начиная с 1 апреля (!) нужно будет посылать в Лондон.

Бедная маленькая Ната – глубоко трогает, когда она рассказывает, в каком отеле она думает поселиться, сколько стоит номер и т. д. Она говорит, что рада тому, что мы опять стали друзьями, и благодарит за материальную и моральную поддержку, которую я дал ей. Можешь поверить, как я сам рад тому, что мы после столь долгих лет опять нашли друг друга, поняли один другого и стали настоящими друзьями.

Жизнь удивительна, и мы часто затрудняем ее и для себя, и для других. Как много произносится напрасных слов, и каким трудным – пожалуй, невозможным – становится понимание друг друга и оценка даже добрых намерений.

Не могу выразить, как я рад тому, что решил поехать в Париж для встречи с Натой и эти годы мог помогать ей и позаботиться о том, чтобы было сделано все возможное для диагностирования и лечения болезни. У меня есть основания верить, что она скончалась, не подозревая о своем уходе, и не могу достаточно выразить признательность д<окто>ру Мартелю за то, что он сдержал обещание, то есть дал Нате жить, отмучиться и уйти, не подозревая, что конец так близок. Я несказанно благодарен провидению за то, что многие горькие моменты и воспоминания смогли изгладиться в нашей душе.

Здесь я проверял и дополнял снаряжение до сего дня, а завтра продолжу путь, чтобы успеть к 7.I. в английский охотничий лагерь близ юго-западной границы Непала. Путешествие было отдыхом, и воздух здесь не такой удушающий, как 9 лет назад. Надеюсь, что твое выздоровление продвигается, дорогая Ева, и что по возвращении домой встречу тебя окрепшей и колени твои будут в лучшем состоянии, чем во время нашей последней встречи. Многочисленные приветы вам всем.

Твой преданный брат Густав[276].

Government House, Madras

21 января 1937 г.

Дорогая Ева,