Примите мои самые благодарные чувства за то, что Вы уже сделали для меня и в надежде на Вашу поддержку.
P. S. Моя ситуация абсолютно невыносима, т. к. из-за роковой потери половины моего пансиона я вся в долгах, согласитесь, Месье, что получение 24 000 фр<анков> вместо 48 000 может быть причиной более чем неприятного дефицита, и только денежная сумма в дополнение моего пансиона может это поправить. Вот уже целый год у моего портного лежат два моих костюма и пальто, которые стоят 2000 франков, а я в это время замерзаю и дрожу от холода, не имея возможности забрать мои вещи, и генерал это отлично знает. Воистину ужасно иметь такое жесткое сердце и так мало сочувствовать боли других – тем более что генерал по сути не жаден и не зол[282].
После смерти Наты Густав Маннергейм продолжал поддерживать отношения с сестрой жены, Соней, и ее мужем, кавалергардом Дмитрием фон Менгденом. Переписка велась в основном по-русски.
С. Менгден – Г. Маннергейму23 апреля 1937 г.
Дорогой Густав!
Очень обрадовалась твоему письму, тем более что, хорошо понимая, насколько твое время дорого, ответа не ждала.
Все, что пишешь про дорогую нашу Нату, глубоко меня трогает и утешает тем, что ты так ценишь гордую и стойкую ее душу.
Собирая все, что относится к твоим походам, и живо ими интересуясь, я очень желала бы прочесть книги ген<ерала> Игнациуса[283], франц<узское> издание, о которых упоминает ген<ерал> Clе́ment-Grandenart в «Action Française».
Обе книги гр<афа> Валь[284] прислала мне сама Ната незадолго до кончины; особенно ими дорожу.
Отметила сражение с форсировкой Днестра и дело с Луцким прорывом[285], где злой рок, вместе с глупостью человеческой, помешали тебе завершить блестяще начатые операции так же, как и помешали освобождению Петрограда.
Все эти книги хочу дать прочесть детям; затем другим, не профанам, конечно, а тем, кто способен оценить твои действия выдающегося полководца и вождя.
Не теряю надежды, что ты сыграешь еще большую роль, в чем – ты знаешь сам.
Обещанный твой приезд – единственная светлая точка на сером нашем горизонте, и мы теперь уже предвкушаем удовольствие видеть тебя здесь.
Митя и я шлем тебе пока самые искренние приветы.
Соня.
P. S. В книге «700 Portraits» edit Flammarion ты назван «вдохновителем движения Лапуа»: досадная ошибка, поправимая, быть может… (Далее текст утерян.)[286]
В следующем письме Сони Менгден опять останавливают внимание строки об отношении Анастасии к младшей дочери, Софи.
С. Менгден – Г. Маннергейму8 октября 1937 г.
Дорогой Густав!
Твое посещение доставило нам огромное удовольствие.