Прошу Вас передать мой привет Вашему супругу. Скажите, что я восхищен его героизмом, верностью и любовью к отчизне. Желаю всего доброго Варшаве и надеюсь, что она не будет разорена, когда Вы ее вновь увидите. Лично я надеюсь, что мебельный склад «Сирена», которому я доверил мои китайские и тибетские антики, не пострадал.
Воспользуюсь сейчас отъездом Полковника Юзефовича в Петербург. Если Вы захотите использовать ту же возможность, нужно будет отослать Ваше письмо по прилагаемому адресу. Еще раз – все мои наилучшие пожелания, дорогая Княгиня. Не знаю номера дома, но посыльный легко его найдет. Полковник Ю. пробудет там 3 дня[163].
Г. Маннергейм – М. Любомирской17 октября 1915 г.
Дорогая Княгиня!
Я отправил Вам вчера письмо, столь же унылое и скучное, сколь длинное. Не следовало бы никогда давать волю сиюминутным чувствам, но они порой бывают сильнее нас. Попытайтесь отнестись с пониманием к моему письму длиною в 6 страниц, если я говорил там о чем-либо, что Вам не по душе. Единственное достоинство моего письма – искренность.
Это послание скоро отправится с почтой. Если оно дойдет – увидите, что занимает мои мысли. Если не дойдет – Вы ничего не потеряете, или почти ничего.
Мой шурин Спарре – художник, веселый и энергичный человек. Поскольку он прожил многие годы в Стокгольме, он может наверняка быть вам полезен. Постарайтесь ознакомиться с историческими памятниками, но также и со всем ультрасовременным, что, по-видимому, должно заинтересовать Вас в Скандинавии. Попросите Спарре показать Вам, как в Швеции занимаются спортом, причем прежде всего интересен зимний спорт, разъяснить Вам работу женских организаций и показать Вам какую-нибудь народную школу. Если начнутся холода, попросите у него меха. Ваш гардероб непременно требует путешествия через Копенгаген. В ожидании известий от супруга Вы с тем же успехом можете быть в Стокгольме или Копенгагене, как и в Лозанне – и тогда сможете избежать минных полей. Мейендорф очень мил, и он будет наверняка счастлив, если сумеет помочь Вам во время Вашего пребывания в Дании.
А теперь я заканчиваю со своей стороны эту переписку. Мне грустно, я в отчаянии. Если Вы поселитесь за границей, я вновь начну переписываться с Вами, но в Варшаве я боюсь скомпрометировать Вас, даже если письма будут идти через Швецию.
Нам скоро обязательно предстоит марш на Варшаву. Если бы только это началось немедленно!
Еще раз желаю счастливого пути. Храни Вас Бог, дорогая Княгиня, особенно при путешествии через Северное море.
С величайшей преданностью
Г. М.[164].
Чувства Марии Любомирской к барону Маннергейму довольно противоречивы и отнюдь не всегда восторженны. И хотя он подчеркивал, что боится скомпрометировать ее своими письмами, нельзя утверждать, что отношения их были более близкими, чем можно судить по переписке или дневнику Любомирской. Со временем она все реже упоминает имя барона на страницах этого дневника. Через четыре года переписка их возобновляется и продолжается более или менее регулярно до самой смерти княгини в 1934 году.
Из дневника М. Любомирской24 октября 1915 г., воскресенье. Санкт-Петербург. …На днях я получила обаятельное письмо от ген<ерала> Маннергейма, который очень был расстроен моим отъездом. Он сбросил на мгновение доспехи и предстал передо мной человечным и нуждающимся…
30 октября 1915 г., суббота. Стокгольм. …Интересно, что собой представляет этот шведский художник, зять Маннергейма[165], к которому у меня рекомендательное письмо от генерала. Фамилию графа – Спарре – я читаю здесь везде на объявлениях, потому что как раз сейчас выставка его картин…
4 ноября, четверг. Стокгольм. …Сегодня пришла навестить меня графиня Людвикова[166] Спарре, жена художника, которому я отправила вчера письмо по почте. Художник где-то у фьорда пишет портрет красивой женщины и не может оттуда удалиться.
Сестра Маннергейма некрасивая, невзрачная, при первой встрече неинтересная, – но чувствуется, что порядочная. На брата совсем не похожа, только когда улыбается, я нахожу похожим расположение белых зубов. Я всегда люблю исследовать схожие черты.
17 ноября 1915 г., среда. Стокгольм. …Сестра генерала Маннергейма, хотя не очень привлекательна внешне, при более близком знакомстве очень порядочная, простая и с красивым пониманием людей и вещей. Но художник, к сожалению, не вернулся.
Завтра идем к графине Спарре на завтрак…
29 марта 1916 г., среда. Варшава. …Иногда я думаю о генерале, который командует боем, глядя смерти в глаза. Я бы хотела пожать его руку, – а может, он уже не возвращается ко мне в своей памяти?