Варшава, 21 февраля 1915 г.

Дорогой Барон!

Десять дней тому назад я попрощалась с Вами с таким чувством, что ситуация стала опять серьезной…

…Знаете ли Вы, что мне было очень грустно после Вашего отъезда, очень много вещей, о которых хотела бы сказать Вам и спросить у Вас во время нашей последней встречи вместо того, чтобы отпустить так холодно и так банально на эту ужасную войну.

Я действительно очень стесняюсь Вас, и хотите ли знать почему?

Потому, что Вы производите на меня впечатление человека, носящего броню и не желающего раскрывать ничего из своего внутреннего и живого, – даже очень доброжелательному взору.

Было бы так хорошо познакомиться немного лучше перед тем, как жизнь разлучит нас после того, как на мгновение сблизила.

Но Ваша строгая мужская линия пугает мою женскую натуру. И все же мы оба жалуемся на известную ПРЯМУЮ ЛИНИЮ!

Сердитесь Вы или улыбаетесь, дорогой Барон, по поводу того, что я сейчас Вам сказала с присущей мне прямотой, которая делает меня безоружной?

Я продолжаю переписку, но умоляю Вас:

а) Не чувствовать себя обязанным отвечать на четные номера моей корреспонденции, кроме исключительных случаев.

б) Писать очень коротко. Вы никогда не должны писать мне более одного листка, даже если мое письмо состоит из 10. Если бы Вы писали мне пространные письма, то я сказала бы себе, может быть… что Вы любезный мужчина, но если Вы напишете мне несколько слов, продиктованных ежедневными событиями или очередными трудностями, то я почувствую, что Вы – друг, что гораздо лучше. Вы командуете мужчинами, но должны уметь слушаться Женщину!

А теперь, чтобы закончить и развлечь Вас, я позволю себе повторить злое и не особенно приличное словечко, которое было сказано о Евгении П., о которой Вы меня спрашивали. Француз, который не очарован ею и встретивший ее в Париже, пишет одной своей приятельнице: «Только что приехала и жалуется на нанесенные ей в Германии оскорбления».

Я не права, что это повторяю, но Вас это насмешит.

М. Л.[156]