— Не бросай меня, — часто шептал я ей, когда черты её лица истончались, таяли, когда я вдруг не мог вспомнить и описать её голос или походку и пугался.
— Не бросай меня, — шептал я в спину Ярослава, когда он убегал на репетиции или тренировки, всё чаще и чаще.
Не бросай, а то случится что-нибудь дурное.
В ноябре контрамарки на премьеру получил весь наш класс. Девчонки пришли с цветами, и я едко шутил по этому поводу. Вообще был какой-то заведённый.
— Завидуешь? — спросила меня одна и отвернулась.
— Глупости, — ответил я.
Но они только пренебрежительно качали головами.
Накануне вечером я пожелал Ярославу удачи, он, с незнакомым мне суеверным запалом, одёрнул: «Никогда нельзя желать удачи перед спектаклем!» Ну не идиотизм ли? Меня будто выпихнули с порога, как незваного чужака.
Я вжался в кресло и вдруг изо всей мочи, до головокружения пожелал, чтобы спектакль провалился. Чтобы это оказалась невообразимая чушь. Такая, чтобы девчонки прятали потом глаза. Чтобы «Летающих» вынули из репертуара, как больной зуб. Тогда Ярослав понял бы всё и вернулся ко мне.
Прозвенел третий звонок, даже головки цветов перестали качаться. В полутьме проступила засыпанная опилками арена. В Магдебурге, в старой цирковой династии родился талантливый мальчик Карл…
Постановка была экспериментальной, и режиссёр не рискнул затягивать её. Спектакль делился антрактом, но и в перерыве, когда вокруг захлопали сиденья, зашуршали женские платья, я продолжал сидеть, вцепившись в подлокотники. Девчонки сунули мне цветы: «Ты не уходишь? Подержи…»
Как-то — мне было лет восемь — мы летели на самолёте. При взлёте я почти потерял сознание, словно раздвоился: провалился и одновременно парил в воздухе. Самолёт рассыпа́лся вокруг меня на фрагменты: далёкие силуэты родителей, дорожка, на которой только что стояла красивая стюардесса, спинки сидений впереди, вытянутое окошко иллюминатора, белое крыло в нём. Это были уже не цельные объекты, а кусочки мозаики, и я не мог собрать их воедино. «Голова кругом от этих самолётов», — недовольно сказал кто-то вдалеке. Возможно, мать. И вдруг смертельный испуг сменился восторгом. Это было страшное, будоражащее, но тем не менее невыносимо прекрасное ощущение — одинокий полёт в неизвестность.
Полузабытый восторг, единожды испытанный в зыбкой пограничной полосе, вернулся ко мне в театре. Ногти побелели — так крепко я вцепился в подлокотники.
Он вжился в этого Карла, и кривлянья не было и йоты, честное слово. Ярослав — нет, это был не Ярослав, а бесстрашный юный акробат Карл — взлетал и падал, любил и сомневался. И я верил ему. Я кричал: «Ты безумец! Кому нужно твоё геройство?» — но верил. Я продолжал с ним спорить. А он доказывал мне: «Видишь, я принимаю вызов смело, с открытым сердцем. Только так чувствуешь себя живым».
Когда он воспарил над сценой и в абсолютной, дрожащей тишине встал на проволоку, я замер вместе со всем залом. В приглушённом свете боковых софитов мерцали тенёта страховки, однако страх скрутил мне живот, мгновенно пересохло во рту. Я смотрел в бледное, прекрасное, недостижимое лицо Ярослава — своего единственного друга.
«Завидуешь», — так сказала мне девчонка.
Я любил его, восхищался и — завидовал. Больше всего на свете мне — мне! — хотелось идти по тонкой проволоке над сценой. Идти по нервам затихшей в темноте толпы, над ней, вне её. Скользить над своими страхами.
«Я бы хотел стать тобой, Ярослав. Как ты стал Карлом Валлендой», — подумал я вдруг.
Конечно, он не упал. Отец Ярослава подхватил эту фантастическую историю бесстрашных безумцев. Девчонки плакали, когда срывались в пустоту родные и близкие Карла, но сам он шёл вперед. Упорно шагал над бездной по натянутой проволоке, легендарный человек, над ущельями, над городами. Только так он чувствовал себя живым.
Летающий акробат сорвался с высоты во время очередного представления. Ему было уже за семьдесят. Полностью потушили свет, когда Карл упал. Сердце сжалось тоской. А потом наверху, над нами, показался тоненький луч — словно натянутая проволока, и мы смотрели на неё снизу вверх. Проволока ещё дрожала энергией только что сорвавшегося с неё человека. Дрожащий мост.