— А ты всё ещё боишься мостов?

Тогда они разлеплялись, Ярослав удивлялся:

— Ты мостов боишься?

И я был доволен, что знаю о ней чуть больше.

Честное слово, я сдерживался изо всех сил, чтобы не язвить, не поддевать Ярослава, но это всё само вырывалось. Как только на горизонте появлялась Сто пятая, мои шутки становились острее. Пока они ворковали, я придумывал каверзные вопросы, чтобы поставить его в неловкое положение. Однажды он сказал:

— Ты сам не свой последнее время.

Смотрел он с такой искренней тревогой, что мне стало стыдно.

— Разве что-то не так? — промямлил я.

— Ты как будто злишься на меня; я хочу понять, чем тебя обидел, — честно ответил он.

Ярослав всё делал прямо, будто шагал по натянутой над пустотой проволоке. А я юлил, как крот в земляном туннеле. Самому от себя тошно было, правда.

— Может, дело в ней? — прозорливо спрашивал он. — Извини, мне казалось, вы друг другу нравитесь.

— Да ты что! Мне с вами хорошо, — опять мямлил я.

— Можешь посмеяться, но я скажу один раз и больше не буду, — он смотрел на меня без улыбки. — Мне до чёртиков важно верить в человека. Плевать, что о нём могут говорить, даже если он будет совершать какие-то глупости. Это всё ерунда. Главное, чтобы он был в самом важном неизменный, цельный, что ли. Вот мы сейчас стоим, смотрим друг на друга, и всегда, всегда, каких бы мы дурацких дел ни натворили, как бы ни ссорились, мы всё равно останемся друг для друга такими, какие есть. Мне это важно знать, понимаешь? — От его слов у меня холод по спине пробежал, он глядел на меня вопросительно. — Наверное, дружба — это самое серьёзное обещание?

— Вы мои друзья, — отвечал я.

И в доказательство продолжал таскаться с ними, как пятое колесо в кибитке, где разгорается чужая первая любовь.

Они должны были разбежаться давным-давно. Ни к чему хорошему такие знакомства не приводят. Когда седеющему отцу говорят:

— Ах, а у меня ведь дочка того же возраста, что и ваш сын. Давайте их познакомим!

Ах, ах! Конечно! И какой-то театральный пикник, со стихами и подковырками, где море народу и два смущённых подростка.

— Смотрите, они ведь друг друга отражают, — удивлялась артистка, сорокалетняя Офелия.

Было у них в театре такое понятие. Отец Ярослава хорошо объяснил: есть артисты сами по себе хорошие, а на сцене — не срабатываются, борются, «кто кого пересобачит», и спектакль весь — без жизни. А бывает, что два человека «отражаются» — так чувствуют друг друга, так реагируют, будто прожили вместе много лет. Как будто один продолжает другого. Вот это и увидела артистка в Ярославе и Сто пятой. Что они подходят друг другу.