«Неужели Сто пятая похорошела?» — думал я и разглядывал её исподтишка. Что-то в ней изменилось. Вроде бы, прежними остались худые руки и ноги, большой рот, даже волосы до сих пор пахли жжёной соломой. Тем не менее теперь я считал её самой красивой девчонкой из всех, с кем когда-либо водил знакомство.

Она тоже была диковинным семечком, занесённым в наш город издалека, как и Ярослав. До пятнадцати лет не знала матери, жила с отцом и мачехой в Душанбе. Однажды мать появилась на пороге, как землетрясение, и заявила, что смысл жизни её потерян. Когда Сто пятая всё это рассказывала, я вспоминал печальную сказку про двух девочек, одинаково любящих апельсины, что придумала и поведала мне артистка на задымлённом лестничном пролёте. В этой сказке, как я и предполагал, заключалась её история.

Сто пятой стало жаль незнакомую мать, и она переехала за тысячи километров в новый город, в новую жизнь.

— Навсегда, — говорила она, выщипывая мех из куртки и отправляя в полёт невесомые пушинки.

Я ждал, когда Ярослав наконец заявит, что ему надоел этот слепленный родителями союз. Вокруг него так и крутились самые красивые девчонки, звали в кино, писали записки.

— Конечно! — ответил бы я. — Она тебе не пара. Давно хотел сказать, дружище. — Я бы хлопнул его по плечу. А сам бы тихо радовался в глубине души.

Зимой Ярослав уехал на гастроли вместе с театром и «Летающими». Прощаясь на долгие недели, он разжал кулак. В ладони лежала металлическая рыбка.

— Возьму с собой, поймаю удачу, — улыбнулся он, и у меня в груди что-то дрогнуло.

Я скучал по нему, по единственному другу. Но и радовался. Конечно, радовался. Мы гуляли со Сто пятой вдвоём, и я замирал, если мех её куртки случайно касался моей щеки. Над нами вихрился снег, для нас беззвучно крутились пластинки. Мы медленно сближались на ослепительно белой сцене — издалека, кругами, точными и плавными шагами вальса. Иногда я оглядывался, видел цепочку наших следов рядом и улыбался. Мне было хорошо.

— А ты замечала, что стоит лишь подумать о жёлтых кошках, как начинаешь видеть жёлтых кошек всюду? — говорил я. — Давай проверим. Что ты хочешь увидеть? Только на самом деле удивительное.

— М-м… цветы?

— Ерунда! Цветы можно в любом окне увидеть. Нужно что-то редкое.

— Ну-у-у, жёлтых кошек.

— Нет, придумай своё.

Она задумчиво тёрла нос, оглядывала чёрно-белые зимние гравюры.

— Хорошо. Бабочек.

— Бабочек? Тогда поехали!

— Куда ещё?

— Увидишь!

Моего энтузиазма хватило на двоих. Я взял её за руку, мы прыгнули в автобус. Минут через двадцать оказались на заметённой снегом Концевой.