«Партия – 150.000 в 1907 году (сосчитано и проверено на Лондонском съезде). Теперь – неизвестно сколько. Наверное, много меньше, но 30 или 50 тысяч, определить нельзя. <…> Партия – сознательный, передовой слой класса, его авангард. Сила этого авангарда раз в 10, в 100 раз и более велика, чем его численность. Возможно ли это? Может ли сила сотни превышать силу тысячи? Может и превышает,
Требовалось как можно скорее решить все спорные вопросы. Новое партийное совещание было решено собрать в местечке Поронине, недалеко от Кракова, где в летние месяцы жил Ленин вместе с некоторыми другими работниками Центрального комитета. Чтобы сбить с толку полицию, это совещание назвали Августовским, хотя в действительности оно проходило в конце сентября 1913 года. На совещании присутствовали 25–30 членов от крупнейших партийных организаций. Кроме Ленина, Зиновьева и Крупской, живших постоянно в Галиции, в совещании приняли участие Л. Б. Каменев, А. В. Шотман, И. Ф. Арманд, А. А. Трояновский, Е. Ф. Розмирович, Я. Ганецкий и другие партийные работники, а также все большевики-депутаты Государственной думы, кроме захворавшего Самойлова. Совещание приняло резолюцию о партийной печати, что стало новым поворотным моментом в работе партии:
«1. Совещание констатирует громадное значение легальной прессы для дела с.-д. агитации и организации и поэтому призывает партийные учреждения и всех сознательных рабочих к усиленной поддержке легальной печати при помощи самого широкого её распространения, организации массовых коллективных подписок и постоянных сборов.
2. Особенно усиленное внимание должно быть обращено на укрепление легального рабочего органа в Москве и на возможно близкое создание рабочей газеты на юге.
3. Совещание высказывает пожелание о возможно более тесном сближении существующих рабочих легальных органов при помощи взаимного осведомления, устройства совещаний и т. п.
4. Признавая важность и необходимость существования теоретического органа марксизма, совещание выражает пожелание, чтобы все органы партийной и профессиональной печати знакомили рабочих с журналом “Просвещение” и призывали их к постоянной подписке на журнал и систематической его поддержке.
5. Совещание обращает внимание партийных издательств на крайнюю необходимость широкого издания популярных брошюр по вопросам с.-д. агитации и пропаганды.
6. Ввиду обострения революционной борьбы масс за последнее время и необходимости её полного и всестороннего освещения, недоступного легальной печати, совещание обращает особое внимание на необходимость усиленного развития нелегального партийного издательства, причём, кроме нелегальных листков, брошюр и т. д., крайне необходим более частый и регулярный выход нелегального органа партии (ЦО)»[674].
Рост влияния большевиков опережал действительное положение дел с партийным членством.
«Доклады с мест на совещании были очень интересны, – пишет Крупская. – Все говорили, что масса теперь подросла… Во время выборов выяснилось, что повсюду имеются самочинные рабочие организации… В большинстве случаев они не связаны с партией, но по духу своему партийны»[675].
В новых условиях, когда в партию активно вливалась свежая кровь, требовалось кардинально пересмотреть порядок вербовки в партию и открыть двери для рабочих. Здесь мы снова видим, насколько гибким был Ленин в решении организационных вопросов. В конце концов партия – это живой организм, который перестраивается и приспосабливается к меняющимся условиям. Таким образом, тот самый Ленин, который в 1903 году выступил против предложения Мартова открыть партию для всех и требовал отличать члена партии от простого сочувствующего ей, теперь стоял на совершенно иной точке зрения. Отныне, согласно Ленину, любой рядовой читатель «Правды» должен рассматриваться как член партии (деньги, уплаченные за подписку на «Правду», предлагалось приравнять к членским партийным взносам). Два этих положения, в сущности, не исключают друг друга. Они просто отражают объективный процесс превращения небольшой, незрелой партии, которая в начале своего пути вынуждена быть кадровой партией, в массовую партию рабочего движения.
Вся эта ситуация создавала явное противоречие с положением в думской социал-демократической фракции, где меньшевики, используя своё формальное преимущество в один голос, доминировали и подавляли инициативы депутатов-большевиков. Последние терпели это только во имя единства. Ленин критиковал большевиков в Думе за то, что они тянут резину в решении вопроса о полном разрыве с семёркой меньшевиков. «Кампания против семёрки начата превосходно, – писал он, – но ведётся теперь недостаточно решительно»[676]. Поскольку на Краковском совещании не пришли к окончательному решению этого вопроса, о необходимости разделения думской фракции теперь говорилось открытым текстом. На совещании членов ЦК, состоявшемся в июле, шестёрку большевиков фактически подвергли словесному выговору, хотя из её членов на заседании присутствовал только Малиновский. Никакие оправдания уже не принимались. Очень важна сама постановка этого вопроса. Было крайне необходимо донести до рабочих причины раскола и возложить полную ответственность за него на меньшевиков. Бадаев пытается представить поведение депутатов-большевиков в лучшем свете, но очевидно, что они приняли решение порвать с меньшевиками весьма неохотно, просто не выдержав давления.
«Конечно, – комментирует Бадаев, – уже в это время всем нам было ясно, что наступает время, когда мы должны окончательно порвать с меньшевистской семёркой.
Большевики организовали кампанию по сбору подписей среди рабочих в поддержку своих депутатов в Государственной думе. Результат этих действий превзошёл все ожидания.
К 1 ноября, за две недели, в поддержку думской шестёрки «Правдой» и фракцией большевиков было получено свыше 80 резолюций, под которыми было больше 5.000 подписей рабочих. В то же время меньшевики смогли собрать не более чем 3.500 подписей. Такое соотношение количества подписей, однако, сохранялось недолго. В первые недели меньшевики исчерпали все свои возможности. С каждым следующим днём приток меньшевистских резолюций неуклонно уменьшался, а число резолюций за шестёрку стабильно продолжал расти. В течение следующего месяца превосходство большевиков стало ещё более выраженным, в то время как приток резолюций у меньшевиков почти совсем прекратился. К 1 декабря 1913 года стало ясно, что число сторонников большевистской партии среди рабочих России в два с половиной раза больше, чем сторонников меньшевистского крыла. Ещё более показательными были суммы денежных сборов, поступавших в обе фракции от рабочих. На каждую тысячу рублей, собранных большевиками, меньшевики могли собрать примерно рублей полтораста.
Несмотря на то что к этому моменту большевики повели за собой крупнейшие силы рабочего класса, кое-где по-прежнему сохранялись примиренческие настроения.
«Недостаточно ясно, – пишет Бадаев, – представляли себе сущность и смысл раскола фракции и некоторые эмигрантские социал-демократические кружки, занимавшие промежуточное место и колебавшиеся из стороны в сторону между большевиками и меньшевиками. Одна из этих групп, сравнительно самая большая, группа “Вперёд”, видела причину раскола якобы в отсутствии “единого руководящего партийного центра, пользующегося доверием большинства партийных элементов” (резолюция парижского кружка “Вперёд” от 12 ноября 1913 г.). Признавая требования шестёрки правильными, вперёдовцы считали, что вопрос сводится лишь к организационным трениям внутри фракции, которые следует во что бы то ни стало преодолеть. Таким образом, они проглядели самое главное и самое основное, что неизбежно должно было привести нашу фракцию к расколу»[678].
Меньшевики, разумеется, воспользовались расколом в думской фракции и подняли за границей шум. Они использовали в своих интересах тот факт, что зарубежные социал-демократы не слишком хорошо представляли ситуацию в России и потому всегда выступали против такого рода расколов. В этом им помогло то, что именно их человек представлял РСДРП в Международном социалистическом бюро Второго интернационала. Меньшевики решили поднять вопрос о расколе фракции на следующем заседании Бюро, которое должно было состояться 1 декабря 1913 года. С этой целью в Лондон отправились депутаты Чхеидзе и Скобелев. Кроме того, меньшевики сильно рассчитывали на поддержку авторитетного Плеханова. Чхеидзе телеграфировал ему из Италии, приглашая его принять участие в лондонском заседании Бюро и изложить там свою точку зрения на раскол.
Плеханов, однако, не только отказался ехать в Лондон, но и отправил в Международное бюро письмо, в котором поддержал шестёрку большевиков и заявил, что виновниками раскола являются именно меньшевики. Считая, что раскол фракции окончательно завершает раскол социал-демократической партии, Плеханов счёл необходимым выйти из Международного социалистического бюро, куда он входил как представитель всей, ранее объединённой партии. Бадаев в своей книге приводит отрывок из этого письма.
«Разногласия, от которых за последние годы страдала Российская социал-демократическая рабочая партия, – писал Плеханов в “Пролетарской правде” от 8 декабря 1913 г., – привели к разделению нашей думской фракции на две соперничающие группы. Это разделение нашей думской фракции произошло вследствие некоторых достойных сожаления решений, принятых нашими товарищами ликвидаторами, которые оказались в большинстве (семь против шести). Во всяком случае, это наносит решительный удар нашему единству, и мне, представлявшему среди вас всю партию, не остаётся ничего более, как подать в отставку. Настоящим письмом я это и делаю»[679].