Августовский блок был беспринципной теоретической амальгамой, поскольку он объединил разные течения, не имеющие между собой ничего общего, кроме враждебного отношения к Ленину. Ни о каком «единстве» здесь не могло быть и речи. После того как конференцию досрочно покинул представитель группы «Вперёд», Троцкий остался с ликвидаторами, с которыми у него не было совершенно ничего общего. Августовский блок, как позже честно признавался Троцкий, стал противоестественным блоком. Лев Давидович, несомненно, ошибался, пытаясь в такое время объединить враждующие фракции и направления. Но то была ошибка истового революционера, искренне, всей душой переживающего за положение рабочего класса и сражающегося за победу социализма. Спустя много лет Троцкий вынес окончательный вердикт по Августовскому блоку и своей роли в нём:
«…Я имею в виду так называемый августовский блок 1912 г. Я принимал активное участие в этом блоке, в известном смысле создавая его. Политически я расходился с меньшевиками по всем основным вопросам. Я расходился также и с ультралевыми большевиками, вперёдовцами. По общему направлению политики я стоял несравненно ближе к большевикам. Но я был против ленинского “режима”, ибо не научился ещё понимать, что для осуществления революционной цели необходима тесно спаянная, централизованная партия. Так я пришёл к эпизодическому блоку, который состоял из разношёрстных элементов и оказался направлен против пролетарского крыла партии.
В августовском блоке ликвидаторы имели фракцию. Вперёдовцы также имели нечто вроде фракции. Я стоял изолированно, имея единомышленников, но не фракцию. Большинство документов было написано мною, и они имели своей целью, обходя принципиальные разногласия, создать подобие единомыслия в конкретных политических вопросах. Ни слова о прошлом! Ленин подверг августовский блок беспощадной критике, и особенно жестокие удары выпали на мою долю. Ленин доказывал, что, так как я политически не схожусь ни с меньшевиками, ни с вперёдовцами, то моя политика есть авантюризм. Это было сурово, но в этом была правда.
В качестве “смягчающих обстоятельств” укажу на то, что моей задачей было не поддержать правую и ультралевую фракции против большевиков, а объединить партию в целом. На августовскую конференцию были приглашены также и большевики. Но так как Ленин наотрез отказался объединяться с меньшевиками (в чём он был совершенно прав), то я оказался в противоестественном блоке с меньшевиками и вперёдовцами. Второе смягчающее обстоятельство состоит в том, что самый феномен большевизма, как подлинно революционной партии, развивался тогда впервые: в практике Второго интернационала прецедентов не было. Но я этим вовсе не хочу снять вину с себя. Несмотря на концепцию перманентной революции, которая открывала несомненно правильную перспективу, я не освободился в тот период, особенно в организационной области, от черт мелкобуржуазного революционера, болел болезнью примиренчества по отношению к меньшевикам и недоверчивого отношения к ленинскому централизму. Сейчас же после августовской конференции блок стал распадаться на составные части. Через несколько месяцев я стоял уже не только принципиально, но и организационно вне блока»[629].
Эпизод с так называемым Августовским блоком позднее фактически замалчивался фальсификаторами истории большевизма сталинской эпохи. Бесстыдно говорили только о «блоке Троцкого с ликвидаторами». Августовский блок, вне всяких сомнений, закончился крахом надежд на примирение, убедительно показав невозможность единства большевиков с меньшевиками. Троцкий сильно переживал этот момент: шаг к расколу разрушил все его планы. Лев Давидович бранился в адрес Ленина, тот отвечал ему той же монетой. Обе стороны обменялись резкими фразами и словами, которые годы спустя, найденные в пыльных архивах и вырванные из контекста, будут использоваться сталинистами в ходе кампании по дискредитации Троцкого. Это будет уже после смерти Ленина. Хотя сам Владимир Ильич в своём «завещании» отмечал, что небольшевистское прошлое Троцкого не следует ставить ему в вину[630].
1912 год начался относительно спокойно. Фабричная инспекция зафиксировала 21 стачку в январе и столько же в феврале. Затем – совершенно неожиданно – произошло событие, которое произвело эффект разорвавшейся бомбы. Ленские золотые прииски в Сибири были одними из крупнейших в мире золоторудными месторождениями. Среди акционеров приисков была императрица Мария Фёдоровна – мать Николая II, граф С. Ю. Витте и правительственные министры. В конце февраля в Ленском округе началась стихийная забастовка, вызванная невыносимыми условиями труда и низкой заработной платой. Примечательно, что председателем местного стачечного комитета был большевик П. Н. Баташев. Правительство направило на прииски войска, которые 4 апреля открыли огонь по шествию из трёх тысяч рабочих. Во время этих трагических событий было убито 270 и ранено 250 человек. Это было второе Кровавое воскресенье. Выстрелы, прокатившиеся гулким эхом по заснеженным просторам тундры, наконец сломали лёд пятилетней реакции.
Новости о расстреле шахтёров всколыхнули общественность. 7 и 8 апреля на заводах и фабриках Санкт-Петербурга прошли массовые митинги протеста. Несколько дней спустя министр внутренних дел страны А. А. Макаров, выступая в Государственной думе, проявил удивительное недомыслие, обронив: «Так было, и так будет впредь!»[631] Возмущению масс не было предела. В период с 12 по 22 апреля в столице бастовали 140 тысяч человек, а в Москве с 12 по 30 апреля – 70 тысяч человек. Митинги протеста перекинулись на Украину, Прибалтику, Среднее Поволжье, Белоруссию, Польшу, а также Северный и Центральный промышленные районы. 1 мая началась новая стачечная волна: на митинги вышли 400 тысяч рабочих. Эти забастовки всё более носили политический характер. В апреле было зафиксировано 700 политических стачек. А уже 1 мая в Санкт-Петербурге и его окрестностях состоялось около 1.000 стачек – больше, чем в 1905 году. Снова завязался узел истории: рабочие продолжили с того места, где они остановились в 1907 году, но на более высоком уровне. Пролетариат учился на своём опыте. Если в январе 1905 года они начали с обращений к попу, то теперь они сразу бросили лозунг «Долой царское правительство!».
Ленские события изменили всё буквально за несколько дней. Начальник Петербургского охранного отделения М. Ф. фон Коттен писал в департамент полиции, что ленские события укрепили положение местных революционных групп и фабрично-заводских рабочих[632]. Большевики получили счастливый билет. Если в 1905 году социал-демократы почти не имели авторитета среди рабочего класса и были слабо в нём представлены, то теперь настали иные времена. Большевики быстро стали решающей силой в социал-демократии, а социал-демократия, в свою очередь, стала решающей политической силой в пролетарской среде. Стремительно реагируя на события, большевики призвали рабочих к действиям революционного характера. Используя газету «Звезда» как легальную платформу, они взяли массовое движение под свой контроль, снабжая его боевыми лозунгами и директивами. Быстрая реакция большевиков и их воинственный настрой способствовали тому, что численность ленинцев и влияние, которое они оказывали на рабочих, неукоснительно росли. Раскол был полностью оправдан; по существу, он произошёл в очень подходящее время. Оставаться в такой момент с запутавшимися меньшевиками было смерти подобно. Это полностью парализовало бы революционное движение.
1 мая рабочие подняли транспаранты с лозунгами большевиков «Да здравствует демократическая республика!» и «Да здравствует социализм!». В революционном движении участвовали не только рабочие. События на Лене вызвали брожение в университетах, вдохнув вторую жизнь в студенческое движение. В результате появились новые возможности для распространения революционных идей. Но для завоевания полного доверия масс большевикам требовалось ещё проделать огромную работу. В частности, пробуждение демократических стремлений и несомненное присутствие на массовых митингах конституционных иллюзий дало сигнал к действиям буржуазных либералов, которые оказались в «оппозиции». Среди них было немало общественных деятелей, которые могли бы выступать от имени «народа» с демагогическими речами, к примеру, о «демократии». Поэтому главной мишенью Ленина стали именно буржуазные либералы.
Ленин, оживлённый и воодушевлённый изменением настроения в стране, которого он так долго ждал, немедленно пробуждает и подталкивает своих товарищей к активным действиям. Во второй половине июня он и Крупская перебрались из Парижа в Краков, в австрийскую часть Польши, чтобы быть ближе к революции. Крупская называет этот период жизни «полуэмиграцией», когда у них установились более тесные связи с Россией. Из Кракова Ленин забрасывал партию письмами с призывами к действиям, выражением недовольства и словами поддержки. Новая обстановка, в которой не было интриг, козней и сплетен – неизменных спутников эмигрантской жизни в Париже, отчасти успокоила нервы Владимира Ильича.
«Вы спрашиваете, – писал он летом Горькому, – зачем я в Австрии. ЦК поставил здесь бюро (
В течение всего года революционное движение было на подъёме. Мятежное настроение передалось от рабочих к войскам. Балтийский флот потрясли восстания, где матросы, главным образом пролетарского происхождения, действовали под влиянием рабочих соседнего Санкт-Петербурга. Начались аресты: 500 балтийских матросов отдали под трибунал. 26 октября в знак протеста против репрессий по отношению к матросам петербургские большевики объявили забастовку. Акции протеста прошли в Москве, Риге, Ревеле, Николаеве, Нижнем Новгороде, Бердянске и других центрах активности рабочего класса, как будто предвосхищая единство рабочих, матросов и солдат в 1917 году.
После долгих лет застоя в партии начался быстрый рост. К началу 1913 году большевики имели в Москве 22 рабочих ячейки. Новый подъём укрепил моральный дух рабочих. Освободившись от сдерживающего и подрывающего рост влияния ликвидаторов, избавившись от бесконечных внутренних конфликтов, большевики смелыми шагами двинулись вперёд, неся в руках собственное знамя. Что касается меньшевиков, то они в этот раз упустили свою возможность. Быстро меняющиеся условия ставили ребром вопрос о быстром преобразовании методов работы партии и срочном укреплении аппарата. У буржуазных либералов были средства для издания «популярных» журналов, таких как «Современник», которые из-за отсутствия альтернатив жадно читались рабочими. Борьба с буржуазным влиянием на массы требовала создания ежедневной большевистской газеты. Газета «Звезда» читалась главным образом рабочими-активистами, но в новых, изменившихся условиях этого было уже недостаточно. На Пражской конференции было решено сделать Центральным органом партии «Рабочую газету». Весной 1912 года начались приготовления к созданию совершенно новой газеты. Для этого была сформирована команда, состоящая из Н. Н. Батурина, М. С. Ольминского, Н. Г. Полетаева, а также членов ЦК Орджоникидзе и Сталина.
Ликвидаторы тоже обсуждали создание новой газеты и искали средства, но безуспешно. К концу марта в Санкт-Петербурге «Звезду» поддерживали 108 рабочих групп, в то время как меньшевиков – только 7. В апреле, после ленских событий, за большевиков было уже 227 групп, а за меньшевиков – 8. К концу апреля большевики собрали достаточно денег для издания новой газеты, которую они назвали «Правдой». Использование названия, совпадающего с названием газеты Троцкого, в значительной степени испортило отношения между большевиками и Львом Давидовичем. Последний даже написал Ленину гневное письмо, которое не предназначалось для публикации, но впоследствии было бесстыдно использовано сталинистами для очернения имени Троцкого.
Новая «Правда» мгновенно стала успешной. Первый номер газеты вышел тиражом 60 тысяч экземпляров. Это было бесценное оружие в условиях растущей стачечной волны. В каждом номере были письма рабочих-корреспондентов, которые освещали каждый аспект жизни рабочего класса. В первый год работы газеты было получено более 5 тысяч писем от рабочих. На страницах газеты появились постоянные рубрики, посвящённые стачкам в Санкт-Петербурге и других областях. Важно понимать, что «Правда» была не просто газетой. Это был подлинный организатор. На её страницах была не только обширная информация о рабочем движении, но также ценные практические указания и лозунги. Были здесь и письма о быте и условиях труда рабочих, написанные самими рабочими. Это была не просто «газета для рабочих», а настоящая рабочая газета, которую сами рабочие с полным правом могли считать своей, близкой, родной. К тому же «Правда» не ограничивалась описанием того, что есть. Она печатала теорию для повышения сознательности читателей, для приведения их сознания к тому уровню, который соответствовал бы уровню решения задач, поставленных самой историей. В «Правде» регулярно печатались статьи Ленина, в которых он давал необходимые теоретические обобщения и объяснения, а также полемизировал с представителями других политических течений, прежде всего разоблачал ликвидаторов.
Ленин уделял особое внимание «Правде» и написал для неё огромное количество статей: так, из 75 номеров, вышедших в период с марта по май 1913 года, 41 номер содержит хотя бы одну ленинскую статью. Ленин пытался привлечь в «Правду» Плеханова, Горького и других представителей интеллигенции, не обращая внимания на то, что Плеханов, к примеру, уже отошёл от той точки зрения, которую представляла эта газета. Участие Ленина в жизни «Правды» не ограничивалось написанием статей. Он активно занимался вычиткой и редактированием статей, изучал отчёты и переписку, чтобы получить более точное представление о том, что происходит на фабриках и заводах, контролировал тираж и анализировал результаты финансовых кампаний. Такое пристальное внимание к газете было вовсе не случайным. Ленин хорошо понимал, какую важную роль играет организаторская функция газеты. Серьёзная организация, которая способна внедрить своих представителей на все фабрики и заводы, создать сеть рабочих корреспондентов, собирать деньги с рабочих, отправлять регулярные отчёты и выполнять множество других ответственных дел, создаёт себе прочную платформу для решения более крупных задач.
Новая газета не избежала повышенного внимания властей. «Правде» пришлось бороться с цензурой, штрафами и полицейскими рейдами. В 1912 году было конфисковано около 17 процентов всех номеров газеты, в мае-июне 1913 года – 40 процентов, а июле-сентябре того же года – уже невероятные 80 процентов! Стремясь обмануть власти, создатели газеты неоднократно меняли её название: «Рабочая правда», «Правда труда», «Северная правда» и т. д. Как только власти закрывали газету, она тут же выходила под другим заголовком. Это была игра в кошки-мышки. Кроме проблем с законом, редколлегия постоянно решала финансовый вопрос. Использовалась каждая возможность для привлечения в газету денежных средств. В отличие от меньшевиков, которые получали большую часть денег от состоятельных сочувствующих, большевики гордились тем, что те небольшие суммы, которые попадали в редакцию, поступали от самих рабочих. В конечном счёте рабочая среда – самое прочное основание для финансирования революционной партии. В 1912 году деньги поступали от 620 рабочих коллективов, а в 1913 году таких рабочих групп было уже 2181. «Правда» держалась на плаву в основном благодаря трудовой копейке.
Ни гонения, ни отсутствие денежных средств не могли остановить ежедневную поступь рабочего движения. Влияние «Правды» росло не по дням, а по часам. Десятки тысяч рабочих читали газету, часто в группах, коллективах, передавая её копии из одного цеха в другой. «Правда» оживила, возбудила и сплотила вокруг партии широкий круг непартийных рабочих, значительно расширив своё влияние на периферию. Местным партийным организациям выделялись суммы специально для поддержки «Правды». Таким образом, газета стала занимать центральное место в партийном здании, став коллективным организатором. К началу 1913 года «Правда» увеличила не только охват читателей, значительно вырос и её тираж. В начале года выпускалось 23 тысячи номеров в день, а в середине марта – уже 30–32 тысячи (40–42 тысячи – по воскресеньям). Летом число индивидуальных и коллективных подписчиков достигло впечатляющей цифры – 5501. Всё это автоматически привело к росту членства в партии. Так, в сентябре 1913 года в ней состояло уже 30–50 тысяч человек. По всей стране были созданы группы поддержки «Правды», даже в Центральной Азии – в далёком Ташкенте. «Правда» начала активно проникать и в деревни.