Книги

Ленин и Троцкий. Путь к власти

22
18
20
22
24
26
28
30

Ошибочная позиция Троцкого по организации была источником его бесконечных споров с Лениным. Рассматриваемый период засвидетельствовал наиболее острые столкновения Ленина с Троцким, в которых Ленин горячо осуждал троцкизм. С другой стороны, ясно, что Ленин связывал термин «троцкизм» именно с точкой зрения Троцкого на организацию (то есть с соглашательством, примиренчеством), а не с его политическими взглядами, очень близкими к большевизму. Более того, резкость полемики между этими двумя людьми имела и другое объяснение, далеко не очевидное для современного читателя. Резкость ленинской фразы в этой полемике диктовалась именно тем, что под видом «троцкизма» он нападал на примиренческие тенденции в руководстве своей фракции. Подлинная история долгое время прозябала под толстым слоем лжи и искажений, нацеленных на оправдание сталинского бюрократизма и очернения имён «старых большевиков», которые боролись против него.

По сути дела, на какое-то время Троцкий оказался на волне успеха. Многие большевистские лидеры соглашались с его мнением по вопросу о единстве, то есть поддерживали самую слабую сторону позиции Троцкого. Так, примиренцами были члены Центрального комитета большевики В. П. Ногин и Н. А. Рожков. Крупская с иронией отмечает, что «Ногин был примиренцем, желавшим объединить всё и вся…»[577] Примиренцами были также Зиновьев и Каменев. Принимая во внимание популярность газеты Троцкого среди рабочих России, некоторые вожди большевиков выступали за использование «Правды» для слияния большевиков и меньшевиков-партийцев. На расширенном заседании редакции «Пролетария» в Париже Каменев и Зиновьев, которые в тот момент находились ближе всего к Ленину, предложили закрыть «Пролетарий» и сделать официальным органом РСДРП газету «Правда». Это предложение поддержали Томский, Рыков и другие. Ленин выступил как против этого, так и против создания популярной большевистской газеты и ежемесячного теоретического журнала. В итоге был достигнут компромисс: «Пролетарий» продолжит выходить, но не чаще одного раза в месяц. Между тем было решено вступить в переговоры с Троцким для превращения венской «Правды» в центральный орган ЦК РСДРП. Этот факт свидетельствует о силе примиренческих тенденций в рядах большевиков, а также красноречиво говорит об отношении большевиков к Троцкому в тот период. Протоколы этого совещания были изданы в 1934 году для того, чтобы дискредитировать Зиновьева и Каменева и облегчить дальнейший суд над ними. Позже эти протоколы были отправлены в архив и почти никогда нигде не упоминались.

Ленин, чувствовавший себя всё более и более одиноким внутри собственной фракции, был вынужден пойти на уступки, чтобы не допустить раскола. Психология большевистских примиренцев определялась их «практической политикой». Эта политика, презирая теорию и принципы, всегда ищет короткие пути, которые в конце концов ведут в обратную сторону. Менталитет обывателя подсказывает ему, что борьба за принципы есть проявление «сектантства». Именно такое обвинение неоднократно выдвигалось Ленину его противниками. Каменев и его товарищи-примиренцы считали себя несравненно мудрее и практичнее Ленина во всём, что касалось поиска решений партийных проблем. В ноябре 1908 года Каменев писал Богданову:

«…В поднявшейся “склоке” я стою и надеюсь удержаться на “средней линии”… мне кажется, что как обязательна была для меня борьба с примиренчеством в 1904 г., настолько же обязательно примиренчество сейчас»[578].

Даже в 1912 году, когда Ленин встал на путь окончательного раскола с оппортунистами, значительная часть руководства наступала на те же грабли.

«Конечно, – пишет Крупская, – в партии не место было тем, кто заранее решал, что не будет подчиняться постановлениям партии. Борьба за партию, однако, у ряда товарищей перерастала в примиренчество, упускавшее из виду цель объединения и соскользавшее на обывательское стремление объединить всех и вся, невзирая на то, кто за что боролся. Даже Иннокентий, стоявший целиком на точке зрения Ильича, считавший, что основное – это объединение с меньшевиками-партийцами, с плехановцами, увлечённый страстным желанием добиться сохранения партии, соскальзывал на примиренческую точку зрения. Ильич поправлял его»[579].

Когда оглядываешься назад, кажется невероятным, что Троцкий тратил так много времени на то, чтобы примирить непримиримое. И не только Троцкий не понимал хода мысли Ленина. Была ещё Роза Люксембург. И Троцкий, и Люксембург ошибались; но это были ошибки революционеров, искренне ратующих за интересы рабочего класса и социализм. По всей вероятности, у Троцкого и Розы Люксембург было общее основание для заблуждений. Немецкая социалистка давно выступала против централизованной бюрократической машины Социал-демократической партии Германии и, очень остро реагируя на неё, фактически пришла к выводу о недопустимости централизма как такового. Не до конца понимая аргументацию Владимира Ильича и принимая за абсолютную, бесспорную истину карикатуру меньшевиков, она подвергла организационные идеи Ленина суровой и несправедливой критике, которая отчасти омрачила их отношения, несмотря на то что в политике они всегда занимали схожие позиции. Троцкого, в свою очередь, отталкивала узость большевистских комитетчиков, которые сводили сложные политические вопросы к простым организационным проблемам и крайне механистически представляли диалектическую связь между рабочим классом и революционной партией. Так, известен случай, когда, узнав о том, что Петербургский совет отказался принять руководство партией, столичные комитетчики потребовали его роспуска. Изначально Троцкий строил своё мнение о большевизме не на основе идей самого Ленина, а на базе той грубой карикатуры на большевизм, которая сложилась в определённых кругах. Именно это удерживало его на расстоянии от Ленина, несмотря на близость их политических взглядов, вплоть до 1917 года, когда подлинный, живой опыт революции устранил все прежние разногласия.

Позже Троцкий признавал правоту Ленина по этому вопросу:

«Я всё ещё надеялся, что новая революция вынудит меньшевиков, как и в 1905 г., встать на революционный путь. Я недооценивал значение подготовительного идейного отбора и политического закала. В вопросах внутрипартийного развития я был повинен в своего рода социально-революционном фатализме. Это была ошибочная позиция. Но она была неизмеримо выше того безыдейного бюрократического фатализма, который составляет отличительную черту большинства моих сегодняшних критиков в лагере Коминтерна»[580].

После смерти Ленина, развернув беспринципную кампанию по очернению имени Троцкого, сталинисты сознательно преувеличили разногласия между ним и Владимиром Ильичом. На деле, однако, в 1917 году, когда Троцкий присоединился к большевикам и твёрдо выступил против примиренцев, Ленин почти не вспоминал о прежних разногласиях. В ноябре 1917 года, уже после Октябрьской революции, «старые большевики» Зиновьев и Каменев выступили за формирование коалиционного правительства с меньшевиками. И в это самое время Ленин говорил:

«Я не могу даже говорить об этом [о соглашении с меньшевиками и эсерами] серьёзно. Троцкий давно сказал, что объединение невозможно. Троцкий это понял, и с тех пор не было лучшего большевика»[581].

Январский пленум ЦК

«1910 год был периодом наиболее полного упадка движения и наиболее широкого разлива примиренческих тенденций, – пишет Троцкий. – В январе состоялся в Париже пленум ЦК, где примиренцы одержали крайне неустойчивую победу. Решено было восстановить ЦК в России с участием ликвидаторов. Ногин и Германов принадлежали к числу примиренцев-большевиков. Воссоздание “русской”, т. е. действующей нелегально в России, коллегии лежало на Ногине»[582].

Господствующие условия реакции и те невероятные трудности, с которыми столкнулись все социал-демократы, разумеется, обеспечивали поддержку тем, кто выступал за единство любой ценой. Эти шаги к единству привели к идее созыва специального пленума, на котором планировалось исключить из партии ликвидаторов и отзовистов и объединить большевиков с меньшевиками, выступающими против ликвидаторства. Ленина, однако, не впечатляли все эти попытки к объединению. С сарказмом он писал о том, что Троцкий находится в блоке с людьми, «с которыми он ни в чём не согласен теоретически и во всём согласен практически»[583]. Ленин имел в виду, что, хотя Троцкий с политической точки зрения расходился с ликвидаторами и отзовистами, он, тем не менее, продолжал выступать за примирение и единство и, таким образом, оказался в своего рода беспринципном блоке. Ленин считал, что тем партийцам, которые поддерживали взаимоисключающие политические позиции, нет смысла участвовать в готовящемся пленуме. Но Ленин, напомним, отныне был среди большевиков в меньшинстве по этому вопросу. (О неистовых дискуссиях, потрясавших этот пленум, Ленин чуть погодя напишет в письме к Горькому: «…три недели маета была, издёргали все нервы, сто тысяч чертей!»[584]) Протесты Ленина, как нетрудно предположить, не имели никакой силы внутри большевистской фракции. В итоге Владимир Ильич был вынужден согласиться с проведением пленума.

В январе 1910 года лидеры различных течений в Российской социал-демократической партии в последний раз собрались вместе для того, чтобы попытаться устранить разногласия. Пленум проходил в Париже со 2 по 23 января 1910 года. На нём присутствовали вожди всех фракций, кроме Плеханова, который отказался от участия, сославшись на болезнь. Отсутствие на пленуме меньшевиков-партийцев стало ещё одним ударом для Ленина, поскольку он стремился к единству именно с группой Плеханова. Принимая во внимание чрезвычайно пёструю картину участников, итоги этого партийного собрания были фактически предрешены. Для обеспечения подлинного единства недостаточно просто заявить об этом. Когда отсутствует фундаментальное соглашение по принципиальным вопросам, такие попытки к единству обычно приводят к ещё большему расколу. Разногласия, отделяющие группы друг от друга, были слишком велики и не подлежали устранению принятием резолюций, призывающих к единству. Именно поэтому Ленин выступал против этого собрания. Эта гремучая смесь легковоспламеняющихся элементов, отнюдь не заинтересованных в действительном решении проблем, просто не могла не привести к немедленному взрыву. По настоянию Ленина пленум принял резолюцию, осуждающую ликвидаторство и отзовизм как буржуазные тенденции внутри партии. Впоследствии, однако, сторонники этих тенденций настояли на смягчении этих формулировок. Встал вопрос о созыве партийной конференции для решения обозначенных вопросов. Ленин настаивал на том, чтобы на эту конференцию было приглашено как можно большее число рабочих из нелегальных партийных организаций. Только на этом основании большевики были согласны поддержать идею с созывом конференции. Пленум также предоставил «Правде» Троцкого ежемесячную субсидию и внедрил Каменева в редколлегию газеты как представителя Центрального комитета.

Спорили и о деньгах. Меньшевики раздули скандал из-за тех средств, которые были получены неоднозначным путём экспроприаций и находились в распоряжении большевиков. Самая жаркая дискуссия развернулась вокруг денег, оставленных партии миллионером-промышленником Саввой Морозовым. К моменту проведения пленума большевики получили огромную сумму денег, которую завещал им племянник Морозова Николай Шмит, убитый в царской тюрьме после поражения Декабрьского восстания в Москве. Перед смертью он сумел передать на волю, что завещает своё имущество большевикам. Кроме того, о желании передать большевикам свою долю наследства изъявила и младшая сестра Николая Шмита – Елизавета Шмит. Она, однако, не достигла ещё совершеннолетия, и было принято решение устроить ей фиктивный брак с одним из членов партийной боевой организации, который должен был находиться на легальном положении. В результате большевики немедленно получили доступ к деньгам. Вот почему Ленин уверенно писал, что «Пролетарий» материально обеспечил присутствие большевистских делегатов на пленуме. Меньшевики, узнав об этом, подняли шум. Начался истеричный и язвительный спор – типичный, по сути, для нездоровой атмосферы эмигрантских кругов.

Большевики заплатили высокую цену ради мнимого единства. Вопреки воле Ленина они согласились прекратить издание центрального органа фракции – газеты «Пролетарий». Очень болезненным ударом стала передача всех денежных средств большевистской группы в попечительский комитет, учреждённый Вторым интернационалом. Вопрос о «наследстве Шмита» был решён с передачей оспариваемых средств во временное хранение комиссии, в которую вошли Франц Меринг, Клара Цеткин и Карл Каутский. Ленин, мягко выражаясь, был недоволен этим решением и настоял на праве вернуть средства в том случае, если меньшевики не прекратят издание «Голоса социал-демократа» и не расформируют свой фракционный центр. (Будущие события подтвердили правоту Ленина.) Разгром большевиков на пленуме был довершён решением предать огню все 500-рублёвые билеты, оставшиеся не разменянными после Тифлисской экспроприации.

Неверно, как это часто делается, списывать неудачную попытку к объединению на непримиримость Ленина. На самом деле – на том этапе – главным препятствием к объединению являлись меньшевики. Большевики уже изгнали из своих рядов отзовистов, поэтому они без проблем голосовали против отзовизма в партии. В лагере меньшевиков, однако, была другая ситуация: там господствовало ликвидаторство. Как могли они голосовать против ликвидаторов? Это явилось бы актом самосожжения, который никто из меньшевиков, разумеется, не собирался созерцать. Таким образом, когда обе фракции договорились о слиянии и расформировании своих фракционных аппаратов, только большевики выполнили все договорённости. Меньшевики этого не сделали. Мартов позже признавался, что меньшевики были слишком слабы, чтобы пойти на рискованный действительный раскол[585].

Пленум завершился циничным жестом: Ленин и Плеханов были единогласно избраны делегатами на предстоящий конгресс Социалистического интернационала. Большевистские примиренцы достигли своих целей. Каменев был отправлен в Вену, чтобы представлять большевиков в «Правде» Троцкого, которой Центральный комитет назначил регулярную субсидию в 150 рублей. Ленин, однако, продолжал стоять на своём. Подводя итог Январскому пленуму, Ленин заявил, что большевики частично отступили ради мнимого единства. Решения пленума были противоречивыми и невыполнимыми. Меньшевики не распустили свой фракционный центр и продолжили издание «Голоса социал-демократа». Соглашение о выплате большевистских средств оказалось мёртвой бумагой. Деньги, отправленные на попечение комиссии Каутского, остались в Германии, где с началом войны они были конфискованы казначейством и были использованы для поддержания военных действий кайзера.

Крах «единства»

После Парижского пленума Ленин написал своей сестре Анне Ильиничне:

«Последнее время было у нас очень “бурное”, но кончилось попыткой мира с меньшевиками, да, да, как это ни странно; закрыли фракционный орган и пробуем сильнее двинуть объединение. Посмотрим, удастся ли»[586].