Книги
Ленин и Троцкий. Путь к власти
В III Думе, где доминировали октябристы, кадеты успешно играли роль второй скрипки. Гучков, правда, бросился в другую крайность, поддержав Столыпина в борьбе против придворных реакционеров, которых он рассматривал как наименьшее из зол. С другой стороны, кадеты тоже представлялись меньшевикам наименьшим из зол. Как бы то ни было, Столыпин был самым решительным сторонником самодержавия. Его реформы были направлены на то, чтобы сохранить господство дома Романовых и в то же время растоптать революцию. Таким образом, «наименьшее из зол» незаметно превратилось в
Как ни парадоксально, положение Столыпина в новой Думе было ничем не лучше предыдущего. Играя роль бонапартиста, маневрируя между разными классами и партиями, он не имел прочной поддержки. Ни одна партия в Думе не поддерживала его последовательно. Укрепление правого крыла ослабило позиции Столыпина, потому что консерваторы и судебная клика ненавидели его как опасного радикала. Царь, не блистающий ни политической сообразительностью, ни личной признательностью, всё более отдалялся от своего верного служителя. Несмотря на то что Столыпин сосредоточил в своих руках непомерную власть, его жизнь постоянно подвергалась опасности. Прекрасно зная об этом, Пётр Аркадьевич носил пуленепробиваемый жилет и был окружён телохранителями. Это, однако, не спасло его. Вечером 1 сентября 1911 года Столыпин вместе с императором присутствовал на спектакле «Сказка о царе Салтане» в киевском городском театре. В антракте к нему подошёл молодой человек в вечернем костюме и дважды выстрелил в него. Прежде чем рухнуть в кресло, Столыпин осенил Николая II широким крестом и напыщенно произнёс: «Счастлив умереть за царя!» Ирония судьбы в том, что император не видел этого эпизода и не слышал адресованных ему слов. Таким было последнее публичное выступление Петра Аркадьевича Столыпина. Он умер четыре дня спустя. Молодой человек, совершивший этот поступок, – Дмитрий Богров, бывший эсер-максималист, превратившийся в полицейского осведомителя. Он был поспешно казнён, а перед этим, во избежание лишних вопросов, содержался в максимальной изоляции от внешнего мира. Многие люди считали, что это убийство было организовано тайной полицией в сговоре с ненавидевшей Столыпина судейской камарильей. Такое вполне могло быть. Углубляющийся кризис общества находил отражение в расколах и распрях на самых верхах. В обстановке, подобной режиму Распутина, политические интриги и убийства неизменно шли рука об руку.
В этот период казалось, что революционное движение достигло своей низшей точки. Партия в очередной раз перешла к трудной и опасной подпольной работе. Волны арестов опустошили партийные организации. Летом 1907 года все депутаты социал-демократической фракции Государственной думы были арестованы. Рабочие возмутились, но у них не было сил и ресурсов для достойного ответа. Реакция напрягла мускулы и почувствовала собственную силу. В течение трёх долгих лет, в 1908–1910 годах, она продолжала наносить удары по побеждённому рабочему движению. «Нескончаемые массовые аресты приводили к гибели одного партийного отделения за другим, пока партия фактически не прекратила существование, – пишет меньшевичка Ева Бройдо. – Профсоюзы тоже пережили крах; сотни их отделений были распущены, а создание новых было чрезвычайно затруднено»[526].
Большевики, самое воинственно настроенное крыло РСДРП, пропорционально понесли самые большие потери. Петербургские организации подверглись не менее чем пятнадцати массовым арестам. Один только главный комитет попадал под арест шесть раз. Московский районный комитет арестовывался одиннадцать раз. Аналогичная ситуация была во всей стране. Комитеты создавались заново, но в их состав, как правило, входили менее опытные работники. С этим, однако, связано одно очень важное преимущество. Образовавшиеся бреши в кадровом составе комитетов заполняли главным образом рабочие. Впервые партийные комитеты стали по-настоящему пролетарскими по своему составу. Именно рабочие кадры помогли партии, находившейся на нелегальном положении, выжить в это непростое время. Представители интеллигенции, напротив, в большинстве своём были деморализованы и в итоге отошли от революционного движения.
В 1908 году Ленин отмечал в письме к Горькому:
«Значение интеллигентской публики в нашей партии падает: отовсюду вести, что интеллигенция
По-видимому, эти строки Ленина огорчили Горького, поэтому в ответном письме Владимир Ильич поспешил успокоить Алексея Максимовича:
«Я думаю, что кое-что из возбуждённых Вами вопросов о наших разногласиях – прямо недоразумение. Уж, конечно, я не думал “гнать интеллигенцию”, как делают глупенькие синдикалисты, или отрицать её необходимость для рабочего движения. По всем
В этих условиях процесс отсева был неизбежен. Господствующее настроение реакции подминало под себя не устоявшихся в своих взглядах интеллигентов. К концу 1907 года в столичной организации осталось всего 3.000 членов, и далеко не все из них вели активную работу. Многие лидеры партии были в тюрьмах или в ссылках. Их место заняли вожди второго эшелона, такие как Сталин, который именно в это время начал зарабатывать репутацию успешного организатора. Быстрое продвижение Сталина на лидирующие позиции можно легко объяснить тем, что, ощущая недостаток толковых людей внутри страны, Ленин давал возможность проявить себя любому подающему надежды новичку. У Сталина был известный организаторский талант, который, однако, в той же степени был присущ и другим комитетчикам. В самом деле, Сталин был типичным комитетчиком: жёстким, практичным и при необходимости решительным, но при этом – с узким мировоззрением. Весь политический путь Сталина показал, что без руководящей роли Ленина он был лишён подлинного политического понимания, не говоря уже о способности к глубоким теоретическим рассуждениям. Об этом говорит уже тот факт, что Сталин продолжал проводить экспроприации даже тогда, когда революционная волна спала и набирала силы контрреволюция. Такая тактика могла бы нанести партии серьёзный урон, если бы Ленин вовремя не вмешался и не остановил её.
Новая обстановка требовала совмещения подпольной работы с легальными и полулегальными действиями. Только так партия могла поддерживать связь с широкими массами. Революционные силы партии были серьёзно истощены. К концу 1908 года около 900 партийных членов находились за границей. Но эти цифры не отражают всего положения вещей. Революция, по выражению Троцкого, есть великая пожирательница человеческой энергии. Опытнейшие кадры томились в царских тюрьмах и сибирских ссылках. Оставшиеся в строю были травмированы, дезориентированы, истощены морально и физически. Выросло число самоубийств, особенно среди молодёжи, которая связывала последние поражения с окончательной ликвидацией революционного движения. Повсеместный пессимизм и отчаяние определяли не только открытое отступничество и дезертирство, но и различные формы политического уклона, как влево, так и вправо. Разочарование приводит к нетерпеливости и судорожному поиску панацеи и простых, коротких путей. Это может найти своё выражение либо в оппортунистических приспособлениях к новым условиям, либо в ультралевых авантюрах. Оба этих явления, которые на первый взгляд противоположны друг другу, на самом деле есть две стороны одной медали.
В этот период Ленин оказался в особенно трудном положении. Хотя формально партия оставалась единой, на деле обе фракции действовали независимо друг от друга. Всё это было обусловлено существованием противостоящих тенденций в новом составе Центрального комитета. Члены ЦК от меньшевиков (Жордания и Рамишвили) не вели подпольную работу, поскольку придерживались стратегии, направленной на ликвидацию подпольной формы существования партии и ограничения её деятельности исключительно тем, что разрешалось царскими властями. Таким образом, работа по подержанию нелегальной партийной организации внутри страны зависела только от большевиков (Дубровинский, Гольденберг, Ногин). Но последние были примиренцами, которые ни в коей мере не соглашались с требованием Ленина о непримиримой борьбе с меньшевистской частью ЦК.
Очередной раскол был неизбежен. В 1907 году был основан большевистский центр. Устав партии не запрещал публикацию фракционных газет, поэтому Ленин решил использовать это. Несмотря на все трудности, большевистский центр создал собственную газету «Пролетарий» (1906–1909). Главным редактором газеты был Ленин. В редколлегию, помимо прочих, входил и Максим Горький, который играл важную роль в привлечении материальных средств. Следуя традициям «Искры», «Пролетарий» поддерживал переписку с партийными организациями внутри страны. Чтобы запутать цензуру, появились и другие газеты, в том числе местного характера. Одним из таких изданий стал «Социал-демократ». Ленин попытался перенести главный центр подпольной работы в Финляндию, движение за независимость в которой затрудняло российским властям полностью контролировать ситуацию. Но рука охранки оказалась длиннее, чем предполагалось, и вождь большевиков едва избежал ареста. Ленину снова пришлось оказаться в эмиграции.
Деморализация меньшевиков нашла своё выражение в таком явлении, как ликвидаторство. В условиях реакции большинство мелкобуржуазных спутников РСДРП повернули вправо. Это была не столько отработанная политическая тенденция, сколько известное настроение, пронизывающее этот социальный слой: скептицизм в отношении будущего социалистической революции и в первую очередь сомнение в революционном потенциале рабочего класса, сомнение в обоснованности марксистской философии, сомнение в себе – иначе говоря, сомнение во всём. Ярким примером проявления подобного настроения среди интеллигенции на правом фланге было ликвидаторство среди меньшевиков. У этого явления был и зеркальный образ слева, в рядах большевиков – так называемый отзовизм. Беспомощность социал-демократической фракции в Думе, которая находилась под контролем меньшевиков, её органическая склонность к компромиссу с либералами и несоблюдение требований партии, спровоцировала обратную тенденцию к отзовизму и ультиматизму. Как часто отмечал Ленин, ультралевые тенденции – это цена, которую движение вынуждено платить за оппортунизм. В условиях роста реакции отказ от использования III Думы для сплочения рассеянных сил партии явно не сулил ничего хорошего.
Наиболее яркое выражение ликвидаторство нашло среди меньшевистской интеллигенции. Такие люди, как Потресов, Ларин, Дан, Мартынов, Аксельрод и Череванин, постоянно обвиняли большевиков в экстремизме, выходе за границы дозволенного и борьбе с буржуазными либералами. Некоторые из них выступали против идеи вооружённого восстания и за превращение Думы в центр всей социал-демократической деятельности, то есть
Ликвидаторство выражало крах морального духа. Ещё в октябре 1907 года Потресов писал Аксельроду:
«У нас полный распад и совершенная деморализация… Нет не то что организации, но даже элементов для неё. И это небытие возводится ещё в принцип…»[529]
Письмо Аксельрода к Плеханову от 20 февраля 1908 года пропитано глубоким пессимизмом в отношении будущего партии:
«…Не выходя из неё [партии] пока и не провозглашая её обречённой на гибель, мы должны, однако, считаться с такой перспективой и не солидаризовать нашего дальнейшего движения с её судьбой[530].